Чокнутая будущая (СИ) - Алатова Тата

Я последовала за ним.

— Ты думаешь, что она увидит Алешу и решит, что выбрала не того брата?

— Не хотелось бы выяснять это опытным путем.

— У тебя детские комплексы или что?

— Мирослава, — он был вынужден остановиться, чтобы обуться.

Я крутилась рядом, заглядывая ему в лицо. Он крутился, чтобы не дать мне такой возможности.

Странная возня между тапочками и ботинками, если хотите знать.

Запах самогонки.

Вкус карамельки во рту от моего имени на его губах.

Туалетная вода древесно-кожаного семейства.

Плотная ткань его лацканов под моими ладонями.

Поймала.

Загнала в угол.

Смотрела близко-близко, глаза в глаза.

Такие… очень светлого серого цвета с темными прожилками.

— Мирослава, — он смиренно стоял, не двигался. Губы иронично кривились. Мимические морщинки, будто живые, все время складывались в новый рисунок. — Я же знаю, какое произвожу впечатление, и какое — Леха.

— Будет женщина, которая выберет тебя, а не Леху, —прошептала едва слышно.

Он зажмурился, как от вспышки.

Я отступила.

Дышать было больно.

— У меня только один вопрос, — с трудом выговорила я, возвращаясь в ту реальность, в которой я убегала от неприятностей, а не неслась им навстречу со скоростью взбесившегося паровоза. — Как объяснить мое внезапное выздоровление Алеше?

Антон засмеялся, по-прежнему не открывая глаз.

— Ты же врушка, соври что-нибудь.

Как же мне хотелось поцеловать его в эту минуту, вы бы только знали.

Но бабушка меня воспитывала иначе.

Для разнообразия я сказала Алеше правду.

Что испугалась всех его бывших.

— Дурочка, — развеселился он, — ты моя любимая девочка, что ты вообразила себе! Но я рад, что ты здорова, и рад, что ты приедешь. Кстати, ты помнишь, что это костюмированная вечеринка? Придумаешь, что надеть?

Алеша питал слабость к маскарадам и переодеваниям.

— Придумаю. И зря ты гонял Антона ко мне с апельсинами.

— Вы поругались? Я его еле уговорил проведать тебя.

— Просто ты достал его своими женами.

Еле уговорил?

Ах, что вы говорите.

Значит, напрасно мне тут Антон заливал про родственные связи.

Он все понимал куда больше, чем показывал.

Я завершила перегонку, аккуратно помыла самогонный аппарат и убрала его в кладовку.

Слопала миску малины, к которой почти не прикоснулся Антон.

Воображала себе, какие на вкус его губы.

Мое воображение кружило меня в будоражащем вальсе.

Наташа Ростова, собирающаяся на первый бал, не меньше.

Засуетившись, я бросилась в бабушкину комнату, где стояли бесконечные тома русской классики.

Моя бабушка не умела ни шить, ни готовить, зато запойно читала.

Бабушка Ануш не прочла в своей жизни ни одной толстой книжки, зато умела все на свете.

Две идеальные старушки, которые превратили меня в чокнутую девицу.

Листая тома «Войны и мира», я спросила себя: почему бы просто не погуглить? Но это было совсем не то!

Вот: «Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в восемь часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее с самого утра были устремлены на то, чтоб они все: она, мама, Соня – были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых шелковых чехлах, с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque».

Дымковое платье на розовых чехлах с розанами в корсаже?

Нет, тут нужна тяжелая артиллерия.

Я помчалась снова на кухню, схватилась за телефон.

— Роза Наумовна, милая моя, мне очень нужно платье Наташи Ростовой! Ну вы же ставили хоть когда-то «Войну и мир»?

Костюмерша Алешиного театра только крякнула, заслышав такое.

— Мирослава, голубушка, но это вам в оперный надо.

— Да не знаю я никого в оперном, а у Алеши сегодня день рождения!

— Ах ты батюшки, ну что за фантазии! Подождите, я вам перезвоню.

В ожидании звонка я трижды намылила себя, оттирая запах самогона, въевшийся под кожу. И выскочила из душа как ошпаренная, заслышав трель телефона.

— Мирослава, мчите в оперный, вас там ждут. И быстрее, у них представление вечером, не до вас станет, — деловито сообщила Роза Наумовна.

Я рассыпалась в благодарностях, уже заказывая такси из приложения.

В оперном меня действительно ждала круглая барышня, сама похожая на диву.

Она схватила меня в охапку и потащила в пыльное закулисье, где топорщились парча и перья, воздушным облаком висели пачки балерин, пахло затхлостью и искусством.

— Имейте в виду, — тараторила она, — что «Ростова» уже семь лет в архиве, я вообще не уверена, что реквизит еще моль не сожрала. Будете пахнуть нафталином, тут ничего не поделать. Предупредили бы заранее, я бы хоть проветрила платье. А «Иоланта» вам не подойдет, тоже красивое? И такая трогательная… Осторожно, шпаги из «Бержерака»… Я, к слову, видела вашего мужа в «Дяде Ване». Ну почему он не взялся за Астрова?

— Вот, — подхватила я, восторженно глазея по сторонам, — и я ему говорила. Из Алеши получился бы потрясающий Астров, на пике безнадежной страсти и страданий.

— Сюда, — мы пробрались сквозь ворох цыганских юбок и наконец добрались до стойки с чехлами. — Ростова, Ростова, первый бал, первый бал, — бормотала моя дива, перебирая чехлы. — Даже не знаю, что делать с грудью. У Богичевой-то грудь, на нее же кроилось. А у вас что?

— Затянем как-нибудь? — спросила я с робкой надеждой. — Велико — не мало.

— Вы и правда чем-то похожи на Наташу, одна фактура. Вот оно.

Она осторожно извлекла из чехла розовый шелк в белой дымке.

Частенько театральные наряды шились абы из чего, издалека все равно не видно, лишь бы блестело. Но это платье было что надо платье.

С розанами в корсаже, чин по чину.

Я завизжала, разогнав по углам пыль.

Дива рассмеялась и увлекла меня в гримерку.

Затягивать и сооружать a la grecque, что бы это ни значило.

Алеша отмечал день рождения с размахом.

Он вообще любил всякие праздники, шампанское и восхваления.

Очень жалел, что скоморохи вышли из моды.

Я прибыла с легким опозданием — платье все-таки пришлось подгонять в груди, вариант запихать в лифчик носки я сочла оскорбительным. Хотелось верить, что сырая поспешная наметка продержится до конца вечера.

Туфли у меня были свои — светлые лодочки почти без каблуков. Украшения — бабушкины, она была еще той кокеткой.

На голове косы с локонами.

Сложно сказать, выглядела я красивой или нелепой.

Нелепо-красивой? Красиво-нелепой?

Кого волнуют эти условности, если настроение было похожим на пузырьки шампанского.

Толкнув двери ресторана, я не сразу решилась зайти в зал, а потом рассмеялась, увидев мужа.

Он был в сюртуке, не совсем по эпохе, но вполне подходяще. Что-то среднее между Петром Первым и Алешей Корсаком. Кажется, что-то из Фонвизина, а может и Островского.

На его фоне я не казалась такой уж дурочкой.

Большая часть гостей не стала себя утруждать — костюмы и вечерние платья, без всякой театральщины.

Антон стоял в углу в той же одежде, что и приезжал ко мне днем.

На его локте висела жена номер три, интеллектуалка Саша, что-то энергично вещавшая. Он слушал ее с пресным видом.

Римма Викторовна блистала в белом одеянии, похожем на тогу. Ее сопровождал довольно молодой красавчик — кажется, он был за рулем в тот раз, когда она меня подвозила. Поклонник? Любовник?

Роза Наумовна, костюмерша, шушукалась с бойкой старушкой, отвечавшей за реквизит. Увидев меня, обе театральные деятельницы округлили глаза и зашушукались еще бодрее.

Алеша просиял улыбкой.

Ослепительный.

— Мирослава! — провозгласил он громко. — Королева души моей!