Светочи Тьмы - Татьяна Владимировна Корсакова

«Вскоре после возвращения графа в усадьбу состоялась свадьба. Уж не знаю, по какой причине и по чьему желанию, но прошла она скромно и почти незаметно. Я пишу «почти», потому что кое-что, заслуживающее внимания, все-таки случилось. Ночью, следующей за венчанием, разразилась страшная гроза. Церковь, в которой венчались молодые, сгорела дотла».

Август оторвался от чтения, задумался. Сначала дом несостоявшейся невесты графа, потом церковь. Не слишком ли много пожаров на одну юную провинциалку? Ответа на этот вопрос у него пока не было, но он надеялся найти его в письме Свирида Петровича.

«А вскоре и в усадьбе начало твориться нечто странное. Насколько странное, мне сложно судить, ибо сведения я черпаю исключительно из воспоминаний свидетелей тех событий, а свидетели, надо признать, не спешат делиться с чужаком.

Челядь свою новую хозяйку встретила с великой радостью. Молодая, красивая, добрая, детишек любит. Вот с детишек, дорогой Август Адамович, все и началось. Своих детей молодоженам Господь давать не спешил, оттого, наверное, юная графиня и возилась с чужими. Собирала в усадьбе всю окрестную детвору, играла с ними в прятки. Поначалу, эта невинная забава всех умиляла. Странности начались спустя несколько месяцев. Детишки один за другим начали сначала хворать, а потом и помирать. Надо сказать, не все детишки, а только те, что играли с молодой хозяйкой в прятки и пятнашки. Вот как запятнает Агния ребятенка, как поймает, так и наваливается на того неведомая хворь. Вроде, ничего особенного. Дите делается бледным и квелым, играться не хочет, работать не может. А графиня за ним ухаживает, конфетки и пряники приносит, у постели часами сидит. Удивительная забота! Не находите, Август Адамович?»

Знавал Август таких, что любили малых деток. Далеко ходить не надо, она сама явится. Вот уже и явилась. Прознала, видать, про письмо, не утерпела. Август поежился от холода, натянул плед до самой маковки.

Албатсы была из тех демонов, что не брезгуют поживиться невинными детскими душами. Или он все-таки ошибается, возводит напраслину?

– Не ошибаешься, старик. – А голос звонкий, девичий. И коса скользит по плечу Августа, разве что не шипит по-змеиному. – Вот только радости мне от того никакой нет. Одни только муки.

– Опять мысли читаешь? – спросил он, стряхивая косу с плеча.

– Все твои мысли у тебя на лице написаны, старик.

Албасты встала напротив. Нет, не встала, а зависла в вершке над полом. Косы ее расплелись, рассыпались по плечам серебряной пряжей. Красота – глаз не оторвать! Или не от волос, а от костяного гребня, что неспешно скользит по ним, разбирая на тонкие пряди. Смотрел бы и смотрел…

– Не смотри. – Гребень замер на полпути. – Не смотри, а то остатки души потеряешь.

– Нечего терять, ведьма. – Он отвернулся. – Ни тебе, ни мне.

– Даже мне еще есть, что терять. – В голосе албасты послышалась грусть. – Есть, с чем бороться.

Это она сейчас о том, что страшило Августа в ней больше всего. О собственном проклятье. Такая, как она, родное дитя, плоть от плоти, пощадить не может. Что уж говорить о чужом? Сердце привычно заныло, Август поморщился, потер грудь. Неправ он! Неправ и несправедлив! Однажды албасты сдержалась, все сделала, чтобы остаться… Нет, не человеком! Нет в ней более ничего человеческого! Или что-то все-таки еще есть?

– Нет, – сказала, как отрезала. – Нет во мне больше ничего человеческого, старик. Придумываешь ты все. Дальше читай, интересно мне.

– С самого начала? – спросил он, расправляя письмо на столе.

– Не надо, начало я знаю.

Значит, и в самом деле читает мысли. Нежить, что с нее взять…

«Заботу о больных детках молодая графиня проявляла немалую, но вот беда: после очередного ее визита, заболевшему ребенку становилось все хуже и хуже. И месяца не проходило, как несчастный умирал. А графиня снова созывала детвору для игры в прятки. Здесь, Август Адамович, если позволите, мне хотелось бы поделиться с вами некоторыми своими рассуждениями. Не кажется ли вам, что графиня была носительницей некой заразной и смертельно опасной болезни, которую детский организм был не в состоянии побороть? Современная наука не отрицает подобный феномен. Оттого и эта череда странных смертей, которые местный люд за неимением разумного объяснения называл ничем иным, как проклятьем».

Август задумался. Та Агния Горисветова, которую он знал, виделась ему безнадежно больной. Но во взгляде ее черных глаз не было той усталости от жизни, которая выдает всякого, кто помечен черным крылом смерти. Он оторвал взгляд от письма, посмотрел на албасты.

– Что, старик? – спросила она с горькой усмешкой. – О чем задумался?

– Ты всегда была такой? – спросил он.

– Какой – такой? – Кажется, ему удалось ее удивить. От удивления она снова превратилась в юную девчонку. Почти человеческую, почти живую.

– Эти твои две ипостаси. – Август указал на нее пальцем. – То красна девица, то старуха. Так всегда было?

– Нет, – она покачала головой.

– А когда началось?

– Странные вопросы ты задаешь, старик. Я так давно не-живу, что уже и не припомню.

– А как тебе проще? – Ему хотелось докопаться до самой сути. Что-то свербело в мозгу, какая-то еще не сформировавшаяся до конца мысль. – Старухой или молодухой?

Пришло ее время задуматься. Пока думала, состарилась прямо у Августа на глазах. Не перекинулась в ведьму в мгновение ока, как раньше, а старела, словно бы жизнь вокруг нее ускорилась в сотни, если не тысячи раз.

– Старухой, – просипела албасты.

– Скажи, почему так? – не сдавался он. – Чего тебе не хватает, чтобы оставаться молодой и красивой?

– Плоти, – сказала албасты и осклабилась. В темноте сверкнули острые зубы, волосы снова заплелись в косы, а косы тут же превратились в змей. – Человеческой плоти мне не хватает, старик! – Одна из змей обвилась вокруг ноги Августа. – Поэтому берегись, не дразни меня глупыми вопросами.

На змею он не обратил никакого внимания, просто легонько дернул враз онемевшей ногой.

– Я не дразню, я пытаюсь уразуметь. Плоть – это ведь энергия. Не будет энергии, не будет жизни.

– Я не живу, – отозвалась албасты, а змея оставила ногу Августа в покое.

– Но ты есть, и ты сама только что подтвердила, что для сохранения твоего более приятного обличья тебе нужно… – Он сглотнул колючий ком.

– Мне нужно охотиться. – Албасты снова усмехнулась.

– Ей тоже! – Август вскочил с лавки, в возбуждении закружил по комнате, натыкаясь на мебель. – Она их тоже ест! Не так, как ты…

– Она их выпивает. – Албасты возникла прямо перед ним, прекратила его сумасшедший бег по кругу. Август отшатнулся и едва не упал. Упал бы непременно,