Сказка Горелого леса - Александр Лысиков

— Открывайте быстрее, пока они не разозлились по-настоящему, — потребовал я. Аюн что-то тихо прошептал, и дверца распахнулась нараспашку. Гоблины под действием центростремительной силы отпрянули от кареты, и я выскочил с поднятым над головой кинжалом. По огромному колесу я быстро вскарабкался на крышу тарантаса и закричал во весь голос:

— Эй, вы, нежить Горелого леса! Немедленно отпустите кучера и валите отсюда, пока целы!

— О, да это «вольный стрелок», который победил Ласка без пролития крови, — закричал Варт, — отойдите-ка и давайте послушаем, что он нам скажет.

Толпа гоблинов отодвинулась, и я продолжил:

— Отдайте нам кучера и идите прочь, иначе я с вами сделаю тоже, что и с обладателем этого кинжала!

Гоблины, число которых превышало два десятка, удивлённо переглянулись, а Варт-Толковище нахмурился и прорычал в ответ:

— Кучера мы тебе не отдадим, это не в наших обычаях. Так что ищи себе другого слугу, — в этот миг дверь кареты захлопнула жирная рука, — но из уважения к твоей силе и доброте, мы сохраним жизнь тебе и твоему спутнику. Ты, чувак, можешь продолжить свой путь, но больше нам на дороге не попадайся. O’кей? Мы всё-таки желаем тебе доброй дороги. Пойдём, ребята!

Гоблины, недовольно бурча, скрылись в лесу, а я спрыгнул с тарантаса и постучал в окошко. Она открылась и Закс вылез, чтобы убедиться в том, что опасность миновала. Кони, тревожно похрапывая, посматривали в нашу сторону умными глазами.

— Ух ты, — восхищённо сказал богатей, — я и не думал, что один «вольный стрелок» сможет одолеть такую ораву леших.

— Это не лешие, а гоблины, — поправил я его, — вообще-то словом можно одолеть не дюжину, а сотни, даже тысячи врагов. Вот кучера жалко, но я ничего не мог сделать для его спасения.

— Ничего, главное, что сами остались живы, — Закс быстро пришёл в себя от испуга и скомандовал мне, — полезай на козлы и поедем домой.

— Нет, так не пойдёт.

— Почему? Или ты думаешь, что я должен управлять лошадьми?

— Не с того конца начинаешь, хозяин, — глубокомысленно изучая облака, изрёк я.

— Не понял, что ты предлагаешь? — заартачился Закс, но я охладил его пыл:

— Вы когда нанимаете кого-нибудь на работу, то говорите только об его обязанностях? А плата? Я уж не говорю о стоимости вашей драгоценной жизни.

— И сколько ты хочешь?

— Не знаю, это ваша жизнь, вам и решать, — я искренне удивился глупости и жадности богатея.

— Так, ладно, я заплачу тебе по прибытии домой пять золотых монет. Теперь доволен?

— Хорошо, — согласился я.

— Тогда полезай на козлы, и поедем, — толстяк ловко нырнул в карету, — ну? Чего ты стоишь?

Я нехотя уселся на кучерское место, взялся за вожжи и хлопнул ими по спинам коней:

— Но! Пошли, родимые! — крикнул на бедных животных. Они на удивление послушно двинулись по мостовой. Последний раз я ездил на лошади в детстве: мои родители брали нас с братом в деревню к бабушке Тане и там, после уборки картошки, чтобы закатать огород под зиму, мне доводилось покататься на лошади. У нас дома даже есть фотография, где я сижу верхом. Или брат, я точно не помню, но фотография есть точно. Так что в упряжи я не разбираюсь, только вожжами умею хлопать да кричать: «Но, родимые!»

— Давай быстрей! — прикрикнул на меня Аюн Закс, — а то своих денег не увидишь, как своих ушей.

Я хлестнул вожжами по крупам коней, и они бодрее зацокали подковами по мостовой веселее. Без понуканий кони прибавляли ход, видно, от страха перед гоблинами, заклинаниями или тем, что так или иначе держало их в подчинении. Через десяток минут они уже мчались во весь опор, Аюн Закс опять испугался за свою жизнь и закричал мне:

— Ты что, холуй, совсем опупел? Разбить меня хочешь, что ли? А ну сбрось скорость, мерзавец!

Я понял, что он специально придирается ко мне для того, чтобы не платить денег. Народная мудрость, гласившая, что чем богаче человек становится, тем жадней, наверное, была верной по отношению ко всем временам и народам. «Видно по всему, денег мне всё равно не видать, — подумал я и залихватски свистнул коням, — дай-ка я проучу богатея по-цыгански. Да и прокачусь с ветерком». Ветер давно гудел в моих ушах, а вот кто не знает цыганского воспитания, я объясню так: старик-цыган лупил своих детей не тогда, когда они своруют, а перед походом на рынок. Чтобы не попадались. Наказание впрок — говоря короче. Вот я и решил проучить Закса за жадность по этому цыганскому методу. Он что-то ещё кричал мне по поводу моих умственных способностей, но я скорость не сбавлял, а лишь отвечал через плечо:

— Говори громче, я не слышу.

Галопом мы вылетели из Горелого леса, прогремели по деревянному мосту и приблизились к крепостным воротам Города. Вооружённые алебардами и самострелами стражники распахнули перед нами железные створки. То ли они узнали карету богатея и решили услужить ему, то ли испугались нашего страха, но с дороги убрались. Сначала я хотел притормозить перед въездом в Город, но озорная мысль, выскочившая неожиданно и не вовремя, изменила мои планы.

— Гоблины! За нами гонятся гоблины! — заорал я на стражников и хлопнул коней вожжами ещё раз за время нашей сумасшедшей гонки. Вихрем в буквальном смысле этого слова мы ворвались в Город. Народ убегал с нашей дороги, уворачиваясь от копыт коней. Я направил тарантас на главную, самую широкую улицу. Завидев нас, редкие повозки прижимались к каменным стенам или сворачивали на боковые улочки, оставляя нам большую часть проезжей мостовой. Я гнал коней и орал сумасшедшим голосом:

— Гоблины! Гоблины напали на Город! Спасайся, кто может!

То, что от нас шарахались, было для меня естественным — в своём родном 21-ом веке я вдоволь насмотрелся супербоевиков с погонями и перестрелками. У нас перестрелки, слава Богу, не было — кнут я толи потерял, толи его забрал кучер, — но скоростная погоня была, как я представлял себе, крутой. Даже очень крутой для средневекового уровня.

— Гоблины! Гоблины идут! Поберегись! — орал я, а сам присматривался к домам, ища взглядом какой-нибудь проходной двор. Однако такие полезные вещи не были почему-то предусмотрены в этот период истории. «Чёрт, что же делать? — лихорадочно обдумывал я положение, в которое сам себя загнал, — как же выкручиваться? Вот кретин, так кретин». Кони уже и ржать устали, пытаясь замедлить свой ретивый бег. Я хлопнул их ещё несколько раз по взмыленным спинам.

— Гоблины! Гоблины в Городе! Берегись, старое отродье! — это я прокричал старику, не спешившему отойти с дороги. Пришлось его объезжать и ось кареты чиркнула по стене каменного дома, высекая искры. Я продолжал гнать коней и орать: