Блондин на коротком поводке - Наталья Александрова

Дашка была ему совершенно не нужна, как, впрочем, и он ей, но Александр не хотел уходить из их дружной компании. Катерину друзья любили и прощали ей некоторые слабости. Точнее, слабость у нее была только одна: Дашка, которую все терпели только благодаря Катерине. Этого не замечала только сама Катя, ну и, разумеется, Дашка. Уж она-то была стопроцентно уверена, что ее обожают все, всегда и всюду.

Александр даже запаниковал слегка, когда понял, что Дашку не слишком-то привечают. Но время шло, он стал бывать в компании все чаще, подружился со всеми — они ему нравились, отличные простые неглупые ребята. С Катей у них все было по-прежнему, то есть как со всеми. Он наблюдал за ней исподтишка, перекидывался вроде бы незначащими словами, иногда спорил всерьез. И все, дальше этого дело не шло. Он совершенно ее не интересовал.

Он понял, в чем дело, когда как-то вечером они сидели в баре с Димкой Колокольчиковым. Тот чуть подвыпил и начал болтать. Разговор зашел о Катерине, и Димка, посмеиваясь, рассказал, какой у нее пунктик. Она, дескать, всех проверяет на Дашку. Если какой-нибудь парень хоть раз глянет в Дашкину сторону — все, дело его труба, для Катьки он не представляет ни малейшего интереса. А уж Дашкиных хахалей — ну, этих она просто в упор не видит. Не дай бог, кто из них к ней интерес проявит — так отошьет, неделю будешь головой вертеть, вспоминая…

Он, Димка, и сам когда-то на эти грабли наступил. Втрескался в Дашку в выпускном классе, как последний идиот. Впрочем, в нее тогда вся школа была влюблена, так что он не один такой кретин, а в компании. Сон, аппетит потерял, чуть экзамены выпускные не завалил к чертовой матери. Катька его спасла, милосердие проявила, возилась с ним, как с маленьким, беседы душеспасительные проводила, утешала, как могла. Отвлекла разговорами, да Димке и самому надоело ей в жилетку плакаться. В одно утро прекрасное он как проснулся, подумал, какого черта он на Дашку запал? Просто коллективное какое-то помешательство у них в школе!

Рядом такая девчонка отличная, Катька ему всегда нравилась, еще с восьмого класса. Ну и разлетелся он к Катерине, недолго думая, куда-то там пригласил и дал понять, что, в общем, не прочь с ней… Ух, что было!

Вспомнив, что тогда было, Димка и сейчас, через четыре года, поморщился и вылакал сразу полбокала спиртного.

Очень тогда Катька разозлилась, такой он ее, пожалуй, никогда не видел. Ты, кричит, хорошего отношения не понимаешь, сам все испортил! Видеть тебя, говорит, не желаю, мне Дашкиных объедков не нужно!

И все, даже разговаривать с ним перестала. Правда, вскоре они все закончили школу и разбежались кто куда. Уж потом, через несколько месяцев, когда встретились, Катька гнев на милость сменила.

Вот, значит, как, думал Александр после того разговора. Она не желает Дашкиных объедков. Гордая девушка… Да уж, что-что, а характер у Катерины есть. И если он только попробует, хотя бы даст ей понять, что она ему нравится, то его ожидает отповедь похлеще, чем Димке.

Кажется, они с Димкой тогда здорово напились, что с обоими происходило достаточно редко.

Александр решил выбросить Катерину из головы и даже перестал бывать в их компании, но выдержал недолго. Ему было скучно без ребят, и больше всего без Кати, без их шуточек и споров. Понемногу он как-то притерпелся, привык уже к своей любви, отлично научился, как он думал, ее скрывать.

Дашка появлялась в их компании все реже и в последнее время совсем пропала. Это никого особенно не волновало, пока Светка Росомахина не вывалила на всех кучу информации.

Она примчалась, запыхавшись, в «Идеальную чашку» на Невском, где была назначена общая встреча. Неподалеку находилась галерея «Дель арте», где открывалась выставка вручную сделанной художественной бумаги, и художник, автор этой бумаги, оказался знакомым Ритки, еще одной девицы из их тусовки. Александра бумага не слишком интересовала, но Ритка обещала познакомить его с художником, и он мог написать потом статью, а не просто заметку об открытии выставки. Ведь Саша не просто болтался по городу в компании друзей, ему нужно было зарабатывать на жизнь. Если статья получится интересной, к тому же выйдут удачные снимки, можно будет пристроить ее в престижную газету «Пульс города», там хорошо платят. К тому же он очень надеялся увидеть на выставке Катю.

Но не тут-то было. Светка, торопясь и блестя глазами, вывалила все подробности, которые ее просто распирали.

Оказалось, что Дашка выходит замуж. Само по себе это событие взволновало только женскую часть компании. Светка долго распространялась о сказочном, невероятном суперкрасавце — Дашкином женихе, сыне самого великого Руденко. Потом она сообщила, что свадьба состоится очень скоро, что платье на Дашке будет от самой Фигуриной, что зал сняли на триста человек, меньше просто неприлично, и что Катерина будет Дашкиной свидетельницей и уже тоже озаботилась вечерним платьем, но, конечно, не от Фигуриной. Они всюду ходят вчетвером — Дашка с женихом и Катерина со свидетелем, которого зовут Филипп. Они очень заняты, и мы им теперь не компания, закончила Светка.

Разумеется, она пошутила, но Александр всерьез затосковал. Его беспокоил неизвестный Филипп: что еще за богатенький хмырь, неужели Катя им всерьез увлеклась?

Он тогда быстро отвернулся, чтобы никто не успел ничего понять по его лицу, но Светка все же перехватила его взгляд. Она улыбнулась понимающе, хотела что-то сказать, но он сделал каменное лицо, и Светка отстала.

Ему очень не понравился ее проницательный взгляд, неужели она заметила то, что он так тщательно скрывал? Эти бабы бывают иногда очень наблюдательны, а Светка к тому же далеко не дура, несмотря на выпирающий бюст и обтягивающие трикотажные кофты.

Он так расстроился, что даже решил не ходить на выставку, но все же взял себя в руки — не дело это, когда работа страдает.

Катя все не появлялась, и он совсем пал духом.

Я оглянулась по сторонам. Мы миновали Пулковскую обсерваторию, аэропорт остался в стороне.

— Далеко еще? — нарушила я затянувшееся молчание.

— Еще минут сорок, смотри указатель на Вере-во, — процедил Шурик, не оглянувшись.

Показалась заправка, и «жигуль» замедлил ход. Меня вдруг охватила такая слабость, что даже из машины было не выйти. Шурик заправился и скрылся в небольшом магазинчике. Вернулся он скоро, принес большой бумажный пакет с едой, две бутылки минеральной воды, картонный стакан с пепси-колой и кучу льда в полиэтиленовом мешке. Я улыбнулась ему с благодарностью, приложила лед к носу и потянула из стакана. Жить стало полегче.

Возле указателя на деревню Верево на обочине шоссе сидели три старухи и торговали прошлогодней картошкой и молоком в пластиковых бутылках. Шурик взял у них ведро картошки и два литра молока, из чего я сделала вывод, что он собирается держать меня в этой деревне достаточно долго. Еще он налил большую канистру питьевой воды из колонки и спрятал ее в багажник. Пока он ходил, я обтерла лицо и шею водой, в которую превратился лед, и выбросила пакет в окно.

Мы свернули с шоссе. К Вереву вела вполне приличная асфальтовая дорога. Но, как выяснилось, нам нужно было дальше. Проехав деревню, машина свернула влево и затряслась по раздолбанному проселку. Ухабы больно отдавались в моем многострадальном носу.

— Медвежий угол какой-то! — не выдержала я. — Куда ты меня везешь?

Шурик ничего не ответил, только посмотрел выразительно — мол, сиди, дорогая, и не чирикай, кому ты еще нужна со своим разбитым носом. Я только вздохнула.

Ехали по проселку мы недолго, не больше километра. На берегу речки притулилось несколько старых деревенских домиков. Народу вокруг не было ни души, только из одного двора послышался собачий лай. Шурик подъехал к самому крайнему дому, вышел из машины и с трудом открыл покосившиеся ворота. Потом загнал «жигуль» во двор и запер ворота на щеколду. Я выползла на белый свет и огляделась.

Никто не вышел нас встречать, что и неудивительно, потому что на дверях дома висел большой амбарный замок.

— Это тетки моей дом, — сказал Шурик в ответ на мой вопросительный взгляд, — а раньше он подруги ее был, она прошлой осенью умерла. Тетка сама только в июле, может, приедет, сейчас она в санатории. Так что мы никому не помешаем.

Он пошарил под крыльцом и достал ключ. Внутри было чисто, пахло чуть затхло, но не противно — жильем и уютом. Домик был маленький — кухня с плитой и старинным буфетом и еще комната. Я разулась на пороге и прошла в комнату. Деревянный некрашеный пол приятно холодил босые ступни. Помещение было приличных размеров. Там помещался двустворчатый платяной шкаф, глядя на который я вспомнила забытое слово «шифоньер», стол у окна, диван с валиками и еще кровать за ситцевой занавеской в крупных когда-то красных маках. Еще висело зеркало в простенке между шкафом и диваном. Я внимательно изучила свое лицо и осталась им очень недовольна. Опухоль с носа немного спала, вероятно, помог лед, но сам нос теперь был красным, глаза заплыли, выражение глаз — какое-то затравленное, как будто на мне лежала печать вины. Глядя на меня такую, каждый заподозрит, что я нечиста на руку.