Мадонна - Ли МакЛарен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Давайте попробуем выяснить, почему Мадонна считает для себя долгом чести прослыть, как это называет Элвис Кастелло, «белым негром». В нашем капиталистическом обществе «белые», принадлежащие к рабочему классу, такие же жертвы давления и дискриминации, как и их «черные» братья. С той только разницей, что белые страдают из-за экономического неравенства, а негры — вследствие расизма.
Восстанавливая микрочастицы собственного прошлого, Мадонна неожиданно приземлилась в Детройте[61], не желая признать, что в действительности родилась в пригороде зажиточных белых, чья географическая близость отнюдь не была залогом родства с Детройтом, так же, как Дамаска с Назаретом. Впрочем, Мадонне нравится повторять, что Мотаун был ее колыбелью в молодости, но ее дискотека, которая в то время состояла из «Strawberry Alarm Clock» («Будильник земляничного цвета») Гарри Пакетта и «The Union Gap» Нэнси Синатры, Ширли Темпл, Джинни Митчел и Боба Дилана, не испортила бы митинг Ассоциации американских семей (AFA).
Музыканты группы «Union Gap» дошли до того, что на конвертах своих пластинок изобразили униформу Армии конфедерации. Мадонна в своей приверженности Детройту заходит дальше, заявляя, что «музыку Мотауна можно всегда отличить в радиопрограммах». Но забавно, что она никогда не была способна воспроизвести позывные ни одной радиостанции. Все американские ребята знают наизусть свои любимые позывные, так как радиостанции выделяют ими каждую песню. Вы прекрасно знаете… Маленькая проблема в том, что радиостанции не могут удовлетворять всем вкусам. В Лос-Анджелесе, если вы настраиваетесь на волну «KGFJ», вы будете слушать «черную» музыку, тогда как настроясь на «КHJ», вы будете слушать музыку исключительно в исполнении белых. Мадонна никогда — стопроцентно — не может определить «ее Мотаун»: радиостанцию, которую она слушала, если ей верить, всю свою молодость. Значит, это, без сомнения, не то радио и не та музыкальная культура, где нужно искать источник музыкальных вкусов, которые она пытается афишировать. Зато нельзя считать невозможной ее поездку в Мотаун с целью познакомиться ближе с музыкальной культурой черных. Во время ее формирования Детройт, бесспорно, был на высоте «черной» музыки live (в живом исполнении). И действительно, Мадонна ездила в «Соbо Arena» слушать двух великих поп-музыкантов… Элтона Джона и Дэвида Боуи, и самое главное, конечно, что оба они — абсолютно белые.
Как говорит Мадонна, она не пропускала концертов черных. Воспитываясь в обычной американской семье, относясь к этнической группе индо-европейцев, она, конечно же, слушала ту же музыку, что и подавляющее большинство маленьких белых девочек ее эпохи. Ее дорогой папочка не был комиссаром культуры апартеида, а в его музыкальном собрании имелись некоторые записи песен в исполнении Гарри Белафонте. Короче говоря, с этнической точки зрения, музыкальные вкусы отца Мадонны свидетельствуют о гораздо большей избирательности, нежели вкусы его собственной дочери. Это было бы совершенно безобидно, если бы она не утверждала везде и всюду, что когда она была маленькой девочкой, она так хотела быть черной, что завивала себе волосы проволокой, чтобы выглядеть как африканка, ради своих маленьких черных подруг. Подруг, мистически исчезнувших из действительности. В этом отсутствии «черных подруг» нет ничего удивительного. Достаточно пролистать ее альбом с фотографиями школьного класса, чтобы убедиться, что в ее детстве — все белым-бело. Дилан использовал подобную хитрость, приехав в Нью-Йорк, он сфабриковал себе такую мифически-практическую генеалогию, где он представлялся чем-то средним между «hobo song»[62] Вуди Гатри и героем Чарли Чаплина. Брандо решил представиться сиротой в первые свои годы на «Big Apple» («Большое яблоко»). Видимо, быть оригинальным на Среднем Западе не так уж просто. Дилан, Брандо, Мадонна — три священных идола, которые сочли неуместным отстаивать свое «средне-западное» происхождение.
Замысловатая мистификация Мадонны заставила музыковедов серьезно задуматься над тайным влиянием «Supremes» на ее творчество, тем более что в действительности Мадонна гораздо больше унаследовала от Шангри-Ла, совершенно белой девушки из Нью-Джерси. Ничего удивительного? Мадонна, конечно, не собирается стать Дайаной Росс, но она может надеяться пойти по стопам Нэнси Синатра. Осталось только позаботиться о внешнем облике: «Мини-юбка, диско-боты и накладные ресницы — Нэнси Синатры в самом деле была супер». С того момента, как она услышала «These Boots Are Made For Walking» («Эти ботинки созданы, чтобы гулять»), Мадонна стала подражать Нэнси Синатра: «Я хотела иметь такие же ботинки, как у нее, я была уверена, что если я надену такие ботинки, все мужчины будут у моих ног». Нэнси Синатра, или куколка Барби, ходит, говорит, поет и играет в стиле свинга — и все без кривляний. Подобно Барби, которая находит удовлетворение в том, что оставляет своего маленького Кена одного дома, Мадонна благодаря Нэнси сублимирует свою злость в песне: «Однажды ты окажешься у меня под каблуком». Послушайте эти «боты», и вы сможете представить Мадонну, «принцессу ночи» в полном вооружении, которая появится чуть позже в «Sex»… «Вы готовы, мои боты? Пошли!» Пусть сатанинская кровь омоет эти пластинки! Этот шедевр помог Нэнси Синатре достичь верхушки хит-парада. В то время Мадонне было восемь лет. Это как раз то время, когда ее Барби «попирала» Кена. К счастью, Синатра попала в цель вовремя, иначе Мадонне пришлось бы поскучать.
Когда она наконец получила возможность изобразить на сцене одного из своих кумиров, рядом с ботинками Нэнси Сикатры уже стояли красные туфли Голди Хаун. Первое сценическое выступление Мадонны состоялось по случаю окончания восьмого класса. Сестры-монахини не видели ничего плохого в том, чтобы Мадонна имитировала хихикающую Голди Хаун. Эта танцовщица диско была знаменита по «Laugh-in» — доисторическому предку MTV. «Laugh-in», первая передача, включавшая яркие красочные сюжеты, лила воду на мельницу Маклухана.
Следя за развитием телевидения, Маклухан замечает, что каждая программа передает его собственные сообщения во время трансляции своих передач. Это своеобразный способ привлечь внимание — передавать разного рода информацию во время показа фильмов и передач, как комического, так и драматического направления, а также постановок классических произведений. Строгая логика построения телепрограммы почти не соответствует требованиям этого нового языка. Маклухан говорил, что только рекламные ролики являются вотчиной телевидения. Лихорадочный монтаж, стробоскопические изображения — телезрители скоро будут полностью затоплены нескончаемой волной абсолютных символов, которыми питают их воображение. На «Laugh-in» эта бушующая стихия света бьет по сетчатой оболочке наших глаз в полную мощь во время просмотра передачи. Ричард Никсон должен был снова «позолотить» свой герб». За двадцать лет успешной общественной деятельности он успел побывать членом конгресса, сенатором, затем вице-президентом. Будучи кандидатом на пост президента, Никсон имел устойчивый имидж политика без чувства юмора и несколько закомплексованного. Во всяком случае, этот человек не мог с легкостью пошутить над собой. Социологический опрос показал, что именно этот имидж мог помешать его победе на выборах в 1968 году. Джордж Шлагер, продюсер программы «Laugh-in», был в то же время стопроцентным республиканцем и личным другом Никсона. Он убедил Никсона участвовать в его передаче и сказать несколько слов. Рискованный прием «Laugh-in». Он должен был сказать какую-нибудь свежую оригинальную фразу, которая не сходила бы с уст и привлекла бы внимание к его особе. Камера направлена прямо на Голди Хаун, танцующую нечто производное от твиста. Она приостанавливается на миг, чтобы сказать: «Иди сюда, это здорово!» — а затем вновь танцует. Ночь. В кадре человек, одетый в очень строгий костюм, — это кандидат в президенты Ричард М. Никсон, который выглядит как принц. Он не смеется: «Иди сюда, это здорово!» Не ручаюсь за то, что это смешно, но, без сомнения, очень эффектно. Со следующего дня общественное мнение приписало Ричарду Никсону чувство юмора со всеми доказательствами. Респонденты получили яркое тому подтверждение всего в четырех словах. Две секунды на телевидении перевесили более чем двадцать лет политической карьеры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});