Чистилище - Захар Петров

И действительно, после свадьбы Кинг-Эрик всячески покровительствовал друзьям новобрачной. Под предлогом занятости он сложил с себя учительские обязанности, полностью передав их Вячеславу и Вере, и даже увеличил часы занятий. В какой-то мере это было оправдано: мавританский диалект на треть состоявший из английских и производных от них слов, очень сильно отличался от языка основной части Муоса. С давних времён детям в школе Королевства, а потом и Резервации, преподавался государственный язык, но чему могли научить учителя, которые сами им плохо владели. А этот язык был жизненно необходим: собственной литературы в Резервации не было, поэтому резерванты неохотно приобщались к чтению малопонятных им книг. В связи с этим решение кинга допустить к учительству в школе носителей основного языка Муоса выглядела вполне обоснованной. Кроме того, отсутствие работ на Поверхности добавило свободного времени жителям Резервации и, чтобы его не тратить впустую, Кинг обязал детей учиться больше, а для взрослых, желающих подучиться, ввёл вечернюю школу. Добавление учебных часов, в свою очередь, вызвало потребность в ещё одном преподавателе. Но Вера понимала, что благодарить за их трудоустройство она должна не рвение Короля к просветительству, а его чувства к доктору Джессике; и саму Джессику, которая сумела правильно сыграть на этих чувствах в пользу своей подруги.

Как бы то ни было, это были счастливые месяцы. У Веры стали снова отрастать волосы, с коротким ёжиком на голове она была похожа на подростка, чуть ли не ровесника Хынга. Один раз от Джессики она услышала непонятное слово «лейкемия», но переспрашивать, что этот диагноз значит и каковы её шансы выжить, Вера не стала - слишком тревожно смотрела на неё подруга-доктор, не перестававшая пичкать её пэтэйтуином. Не разделяя пессимизма врачихи, Вера появление волос восприняла, как добрый знак, а значит у неё есть ещё время и не одной отпущенной ей минуты она уже зазря не потратит. Больше её тревожило состояние Вячеслава. Он уже мог кое-как передвигаться по Резервации без посторонней помощи – по эскизу Джессики местный мастер из деревянных чушек и системы кожаных ремней соорудил ему протезы. Зато слово «туберкулёз» для Веры толковать нужды не было и Джессика диагноза этого не скрывала. Лекарства, приобретённые давно в Республике, уже заканчивались; а то, что могли сделать Джессика и её помощники из собранных под землёй и на Поверхности грибов, лишайников и трав, не лечило от туберкулёза. Он сильно кашлял, иногда с кровью, худел, но не терял бодрости духа. Порой он казался ребёнком, который вроде бы и знает о том, что все люди умирают, но в то же время считает смерть чем-то далёким, к себе не относящимся. И Вера с ним не говорила ни о его болезни, ни о том, чем она может закончиться. Они оба были охвачены тем делом, которым занимались.

Днём они учили детей. Смышлёные негритята, чуждые расовых предрассудков своих родителей, с удовольствием посещали уроки своих новых учителей. Не смотря на то, что Король был образованным человеком, наставником он был скучным, и только за счёт авторитета и чрезмерной строгости ему удавалось удерживать на себе внимание детей. Теперь же ребята с жадностью ловили каждое слово, срывавшееся с губ Веры и Вячеслава, которые старались не только научить их азам чтения, письма и счёта, но во время каждого урока уносили их далеко за пределы их маленькой Резервации, в далёкие времена, к далёким странам и далёким мирам. Им двоим удавалось этих маленьких смуглых человечков поставить в центре необъятной Вселенной, временно сузившей свои границы до их маленького поселения, но всё также лежащей у их ног и зовущей покорять и делать новые открытия. По вечерам собирались взрослые. Не все из них искренне хотели получить новые знания: кто-то шёл от безделия, кто-то, чтобы зарисоваться перед кингом, кто-то специально искал крамолу в речах пришлых, чтобы потом её использовать против них. Но никто не мог оставаться равнодушным к тому, что рассказывали эти люди и главное к тому, как они это рассказывали. Кинг когда-то просто втолковывал информацию, которую считал важной, а потом проверял её знание у своих учеников. Вера и Вячеслав никого не проверяли, но умудрялись так изложить материал, что слушающим казалось, что об этом новом они и сами уже догадывались, а может быть даже знали, просто подзабыли и теперь преподаватели лишь освежали их память. И учителям тоже было очень интересно – вливать в мозги этих людей новую информацию. Вера представляла себя неотделимым звеном в растянувшейся на тысячелетия цепочке учёных, книжников и учителей, передававших будущим поколениям знания, накопленные поколениями прошлыми. Причём она чувствовала себя звеном в самой тонкой части этой цепочки: она, Вячеслав, да где-то ещё диггеры были пожалуй теми немногими в Муосе, а может быть и во всей Вселенной, кто упрямо пытался протащить в дикое будущее наследие прошлых веков. Кто знает, быть может кто-то из этих чёрноголовых слушателей также будет делиться полученными от них знаниями со своими учениками, а те – со своими и так эта последовательность не прервётся и когда-нибудь в будущем приведёт к новому бурному расцвету цивилизации. А если нет… Тогда надежда только на «Начала».

«Начала» занимали всё свободное от обучения детей время Веры, Вячеслава и Хынга. Впрочем у Хынга на это было больше времени – всё, что преподавали Вячеслав и Вера, он давно знал, а для преподавания он был слишком мал. Было удивительно, как этот подросток, пришедший из одного из самых диких племён Муоса, неутомимо и грамотно делает работу, сомнений в важности которой не испытывал не секунды. У Хынга были отличные художественные задатки и к тому же, он был очень аккуратен. Именно он из специальных пластиковых заготовок, реквизированных верой в типографии Улья, изготавливал специальные печатные знаки – те, которых не было в принесённых из Улья шрифтах. Он же вырезал пресс-формы для гравюрных иллюстраций. Бумаги у них было предостаточно – в самый последний торговый поход Саха и Паха на все муони, заработанные ими за последний год в спецназе, приобрели большой рулон бумаги, который вдвоём едва притащили в Резервацию. Муони уже стали обесцениваться, но ещё ходили, зато бумага после закрытия типографии стала одним из самых неходовых товаров и владелец целлюлозной мастерской с удовольствием её продал за бесценок. Вскоре первые страницы будущей книги вышли из-под ручного типографского пресса. Отпечатав полсотни экземпляров одного разворота, они приступали к следующему…

Они бы работали и ночью, но в поселениях шум после отбоя не приветствовался. Поэтому они укладывали Хынга и под его тихое мирное сопение шептались, попивая чай из всё той же заветной кружки. Дрянное местное поило из туннельных лишайников не шло ни в какое сравнение с тем ароматным напитком, который готовил когда-то Вячеслав в своей лаборантской. Важен был не чай, который они едва надпивали, а передаваемая из рук в руки кружка, обладавшая возможностями машины времени, забрасывавшей их на несколько часов в далёкие-далёкие времена и в далёкую университетскую лаборантскую. А потом они ложились под одно одеяло и крепко обнявшись ещё долго не могли заснуть, скупясь тратить на сон эти драгоценные мгновения пребывания друг с другом. Дальше объятий они не заходили, какой-то непреодолимый барьер не пускал их на последнюю ступеньку их супружеских отношений. Быть может Вячеслав видел проблему в их разнице в возрасте, своей болезни и в обрубленных ногах. Может быть, Вера боялась по своей вине нарушить пророчество о Деве-Воине на тот случай, если это предсказание всё таки о ней. А может они оба понимали, что возможное появление ребёнка просто не мыслимо для них обоих в сложившейся ситуации.