Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

Старик кивал головой.

- Дорогой мой, вы совершенно правы, - сказал он. - Примерно то же говорил ей и я, и особенно этот старый майор, который не меньше вашего сердит на панну Магдалену. И знаете, что она ему ответила? "Сжальтесь надо мной, не тяните меня туда, откуда я бежала, туда, где я потеряла покой и веру, а могла потерять и рассудок. Мне здесь хорошо, а там было страшно". Вот слова панны Бжеской.

- Бедняжка, у нее ужасное нервное расстройство, я сама это заметила, вставила Ада.

- Да, конечно! - сказал Дембицкий.

- Но ведь нервное расстройство проходит! - бросил Сольский.

- Может быть, и у нее пройдет, - ответил старик.

- Ах, пан Дембицкий, вы просто несносны со своим спокойствием! воскликнул Сольский.

- И вы были бы спокойней, если бы во всем этом видели не предательство, не дезертирство и не расстроенные нервы, а просто закон природы.

- А это еще что значит? - спросил Сольский, остановившись перед своим учителем.

Дембицкий посмотрел на него и спросил:

- Известно ли вам, что панна Магдалена в самом деле существо необыкновенное?

- Я сам всегда это говорил! Это гений доброты в образе женщины! Ни тени себялюбия, полное самоотречение, вернее, растворение в чужих сердцах... Она всегда за всех переживала, забывая совсем о себе.

- Это вы очень метко сказали: гений доброты, - подхватил старик. - Да! Бывают гении воли, которые умеют ставить перед собой великие цели и разрабатывать соответствующие планы, хотя не всегда располагают нужными средствами. Бывают гении ума, чей взгляд охватывает широчайшие горизонты и проникает в самый корень любого вопроса, но они не всегда находят последователей. И бывают гении чувства, гении доброты, которые, как вы правильно заметили, переживают за всех, но сами ни у кого не встречают отклика. Как видите, общая черта всех выдающихся личностей - отсутствие гармонии между ними и толпой, состоящей из посредственностей. Мы прекрасно умеем ценить, скажем, красоту, богатство, успех; но нам решительно недостает ума, чтобы оценить великие цели, широкие взгляды, ангельские сердца...

- Парадокс! - перебил его Сольский.

- Отнюдь не парадокс, а повседневное явление. Посмотрите вокруг: кто играет главные роли, наживает состояния и пользуется успехом? В девяноста случаях из ста - не выдающиеся люди, а те же посредственности, разве только немного поумней. И это естественно: даже слепой может оценить предмет, который выше его на несколько дюймов, но он никогда не определит высоту горы, хоть заведи его на самую вершину.

- Мне кажется, вы не правы, - заметила Ада.

- Тогда возьмите, сударыня, историю. Мы читаем уже прокомментированные произведения гениев или пользуемся их трудами и совершенно убеждены, что нет ничего легче, как оценить гения. А кто из них был понят сразу? Филантропов подвергали пыткам или осмеянию; изобретателей называли сумасшедшими, а реформаторов - еретиками. Даю голову на отсечение, что при соперничестве двух человек в какой-нибудь интеллектуальной области посредственность сразу же встретит восторженный прием и толпа наградит ее аплодисментами, а гений прежде всего вызовет у зрителей смятение. И только последующие поколения обнаружат, что первый преспокойно шел по проторенной дороге, тогда как второй создавал новые миры. Знавал я одного математика, чьи формулы охватывали все, чуть ли не со времен сотворения мира; но он так и не сумел добиться должности с жалованьем выше тысячи рублей, в то время как его товарищи, бухгалтера, получали по несколько тысяч. Видал я и естествоиспытателя, который делал открытия в совершенно новой области, а противники упрекали его в том, что он не знает, сколько у собаки зубов и какие они. Наконец, возьмем наших дам, которых все мы знаем. Красавица панна Норская достигла богатства, сумасбродка панна Говард нашла мужа, Маня Левинская, святая простота, выйдет замуж и создаст семейное благополучие; и все будут пользоваться в обществе уважением. Только панна Бжеская, затравленная сплетниками, вынуждена в монастыре искать спасения от клеветы. Горе орлу в зверинце, привольно гусю в клетке!

- Я знаю, что делать! - неожиданно произнес Сольский и щелкнул пальцами.

- Ах, как хорошо! - воскликнула Ада, глубоко верившая в практические способности брата.

- Где остановился доктор Бжеский? - спросил Стефан. - Завтра же мы отправимся к нему, и вы нас познакомите.

- Живут они на Деканке; по мнению майора, это самая приличная гостиница в Варшаве, - ответил Дембицкий. - Но если вы думаете что-нибудь предпринять, то рассчитывайте на помощь не Бжеского, а майора. Энергичный старик, к тому же он хорошо знал вашего деда.

- Неужели?

На этом разговор оборвался, и все разошлись. Но в комнате Сольского свет горел до трех часов ночи.

В полдень Сольский, сопровождаемый Дембицким, постучал в дверь номера гостиницы на Деканке. Открыл им седой старик с усами торчком и бакенбардами. В зубах у него была огромная трубка.

В глубине комнаты сидел у окна еще какой-то человек; когда гости вошли, он даже не повернул головы.

Увидев Стефана, старик с трубкой заслонил рукой глаза, как козырьком, и, присмотревшись, воскликнул:

- Эге-ге! Да кто же это? Уж не Сольский ли?..

- Сольский, - ответил пан Стефан.

- Господи Иисусе! - вскричал неукротимый старик. - Да этот хлопец как две капли воды похож на своего деда. А ну-ка поди сюда!

Он оглядел пана Стефана, поцеловал его в лоб.

- А знаешь ли ты, - воскликнул он, - что твой дед, Стефан, командовал нашей бригадой? Вот это был вояка! В огонь и воду готов был лететь за знаменем и - за юбкой! Черт подери, неужели и ты в него уродился!

Пан Дембицкий представил пана Стефана Бжескому, который, сгорбившись, неподвижно сидел на стуле.

- Так вы только вчера вернулись из-за границы? - спросил доктор. - У меня там сын умер...

- Ну, будет вам о сыне толковать! - воскликнул майор. - Не надо было на свет производить, вот и не потеряли бы!

- Легко вам шутить, у вас нет детей, - вздохнул доктор.

- Как это нет!.. - вскипел майор. - Да я больше вашего страдаю! Ведь мало того, что я не знаю, который из них умер, я даже не знаю, как его звали. Сын, сын, сын! И мы умрем, а ведь тоже сыновья. Не лягушки, не с неба свалились во время дождя.

- Двадцать семь лет ему было, - монотонно говорил доктор. - Зарабатывал на жизнь себе, да и нам, и вот умер! Не знали мы, что с ним, ждали письма из Москвы, а тут телеграмма из Вены... Такая ужасная смерть!

- Особенно для вас! - прервал его майор. - Мало вы сами народу на тот свет отправили?

Сольский с укором посмотрел на майора.

- Не нравится? - сказал старик, заметив укоризненный взгляд пана Стефана. - Эх, милок, да если бы я помоями его не обливал, так завтра ему пришлось бы лить на голову холодную воду. Что это он как сыч сидит и все думает? Пусть бы ругался, плакал, молился, - я бы ему помогал! А будет вот так сидеть и думать, так до тех пор буду издеваться над ним и бранить, пока глаза у него на лоб не вылезут.

Доктор действительно поднял голову и посмотрел на гостей уже не таким апатичным взглядом.

- А тут еще, - заговорил он, - дочь хочет уйти в монастырь. Вот уж действительно, беда одна не ходит.

- Мы как раз и пришли по этому делу... - начал Дембицкий.

Сольский поднялся со стула.

- Пан доктор, - сказала он, - я полагаю, мое имя вам известно...

- Да, да! Вы и ваша сестра были добрыми друзьями Мадзи. Знаю, знаю!

Он обнял Сольского, а тот поцеловал старика в плечо и с волнением произнес:

- Позвольте мне просить руки вашей дочери, панны Магдалены...

- Да разве она теперь моя! - ответил доктор.

- Та-та-та! - передразнил его майор и, еще раз поцеловав Сольского в голову, объявил:

- Все ясно! Отдаем тебе Мадзю, только забери ее у монашек. Скажу тебе, Сольский, - продолжал старик, размахивая рукой под носом у пана Стефана, если она сделает хорошую партию, - ты ведь, как я слышал, богач, - то ты сделаешь в тысячу раз лучше. Разрази меня гром, если во всем мире сыщется еще одна такая милая и благородная девушка!

Старик так орал, что даже охрип.

- Мы и хотели, - начал Дембицкий, - посоветоваться с вами, как вырвать из рук монахинь панну Магдалену...

- Полноте! - сказал доктор. - Ее ведь там насильно не держат.

- Э, что тут советоваться? - прервал его майор. - Ты, Сольский, не слушай ни отца, ни этого другого тюфяка, пана Дембицкого. Если в твоих жилах течет кровь деда, выйди во двор, когда уткам дают есть, и посмотри на селезня. Что делает влюбленный селезень? Думаешь, вздыхает или с кем-нибудь советуется? Как бы не так! Он сначала съест свою порцию и порцию возлюбленной, а потом без всяких мадригалов - хвать барышню за хохолок и тащит ее к чиновнику, который сидит на записи актов гражданского состояния. Такой был у нас обычай, добрый обычай! А начни только с бабой разводить церемонии, - хлопот не оберешься!

Было решено, что еще сегодня доктор Бжеский, майор и Дембицкий отправятся к Мадзе, чтобы сообщить ей о том, что Сольский делает ей предложение.