Мир клятв и королей - mikki host
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Кита Джонатан всегда был отцовской фигурой, хотя по поведению больше напоминал взбалмошного дядю, который осыпает племянников подарками и как бы извиняется за редкие встречи. Кит с Джонатаном виделся чаще, чем его настоящие племянники, он фактически вырос под его присмотром. И даже когда Пайпер и Эйс стали частью сигридского мира, Кит не чувствовал себя лишним или тем, кого заменили.
Сейчас же Кит был лишним абсолютно во всём. Он был виновен в исчезновения Пайпер Сандерсон, Первого Сальватора Второго мира.
Кит лишил Джонатана племянницы. Родной крови, которую он так старался защитить. Кит лишил Эйса, всё ещё напуганного изменениями, произошедшими после эриама, сестры. Кит лишил коалиции сальватора, которого они так долго искали. Кит лишил всех, включая самого себя, надежды. Кит был настоящим предателем.
Он не помог Пайпер, не рассказал Гилберту и Джонатану о её теориях раньше, не сумел защитить её. Он был бесполезным, глупым, жалким смертным искателем, всего лишь заменой, которую выбросят, стоит только о нём по-настоящему вспомнить.
Кит всегда боялся, что его заменят. Но с Пайпер и Эйсом такого не было – он так давно знал их, даже если они не знали его, что воспринимал их как семью. Когда Пайпер оказалась в особняке Гилберта, у Кита было чувство, будто он наконец нашёл давно потерянную сестру. С ней было легко, весело, интересно – она была землянкой до мозга костей, с Силой в крови, где была примешана сигридская, но вела себя совсем не так, как некоторые напыщенные члены коалиции. Она устанавливала свои правила, нещадно ломая уже существующие, и думала, что всё нормально.
Киту она нравилась. Он хотел, чтобы они были друзьями. Чтобы Джонатан любил их так, будто они всегда были вместе, чтобы обещал им пиццу за какое-нибудь дело и поддерживал, если у них что-то не получалось.
Но Кит всё испортил. Он подвёл Джонатана, который вложил в него так много, лишив его племянницы, которую он по-настоящему любил.
Может, Кита Джонатан никогда и не любил. Может, он лишь заменял Лео, Пайпер и Эйса, с которыми не мог видеться часто, Китом. Может, поэтому он воспитал его, как родной отец.
Кит вот уже три дня сомневался в том, что Джонатан им дорожил.
Его лицо, когда он узнал, что Пайпер исчезла, Кит никогда не забудет. Боль, страх, отрицание, ненависть, гнев. Кит впитывал эти эмоции как губка, потому что знал – он заслужил такое отношение. За жизнь, которую ему подарил Джонатан, он расплатился таким жестоким предательством.
Кит с трудом подавил новую волну рыданий. Боги, как же ему было страшно. За Пайпер, за Эйса, за Джонатана. За себя. Он заперся в комнате изнутри, но любой мог совершенно спокойно взломать замок или выломать дверь, чтобы вытащить Кита наружу. Этого же сих пор не произошло. Почему – Кит не знал. Он боялся ответа на этот вопрос так же, как своей дальнейшей судьбы.
Кит не хотел терять мир, в котором вырос. Он был жестоким и опасным, но он был полон людей, которых Кит любил больше всего на свете. Джонатан, Соня с Алексом, Гилберт, Эрнандесы. Они были его семьёй, и Кит боялся, что теперь они от него отвернутся.
Кит был жалким и эгоистичным существом. Вместо того, чтобы переживать за судьбу Первого сальватора, он трясся из-за своей, будто она была так же ценна и необходима коалиции.
Он слышал, что Лука уже ушёл, но всё ещё старался сидеть тихо и неподвижно. Ему казалось, что за любое лишнее действие его ждёт осуждение, презрение, наказание. Кит не боялся телесной боли, он был готов к ней, – он же, всё-таки, прошёл неплохую выучку, – но даже не представлял, что произойдёт, если будут ломать не тело, а душу.
Кит сидел, надеясь, что в какой-нибудь момент просто не выдержит и либо уснёт, либо проиграет новой волне рыданий, но услышал тяжёлые шаги в коридоре и настойчивый стук. Будь он где-нибудь неподалёку, Кит бы просто замер и не шевелился, но стучали прямо в его дверь.
– Если ты сейчас же не откроешь дверь, – громким стальным голосом произнёс Джонатан, вновь ударив по двери кулаком, – я выбью её!
Кит подскочил, как ужаленный. Мысли заметались в воспалённом сознании, генерирующем самые ужасные идеи. Джонатан хочет лично убедиться, что Кит морит себя голодом? Он пришёл, чтобы проводить его в темницы под особняком? Или же он дошёл до точки невозврата и хочет выместить на нём свою злость?
Кит не знал и боялся узнать. Сердце стучало так громко и интенсивно, что могло без проблем пробить грудную клетку. Кит надеялся, что это случится раньше, чем, Джонатан действительно выбьет дверь.
– Кит, – вдруг устало выдохнул Джонатан, – пожалуйста, открой дверь. Я хочу увидеть тебя.
Кит зажмурился. Бесполезный, жалкий смертный, предавший всех.
Перед собой он видел только демона с крыльями, уносящего Пайпер вверх, а после – тьму, поглотившую её.
Дверь открылась, и Кит в ужасе распахнул глаза. Джонатан, сама невозмутимость, поигрывал тонким кинжалом, которым смог быстро и без лишнего шума взломать замок. Один вид кинжала сильно резанул по сердцу – его Кит купил сразу же, как сумел накопить нужную сумму, и подарил Джонатану.
– Ты совсем из ума выжил? – убирая кинжал в футляр на бедре, Джонатан начал наступление. – Ты хоть понимаешь, что творишь? Совсем мозги отшибло?
Кит весь сжался. Джонатан воплощал собой спокойствие, собранность и силу, с которой никто в Ордене не мог тягаться. Даже простая чёрная футболка, казалось, нарочно облепила его мышцы, лишь бы Кит в полной мере оценил разницу в массе, что была в между ними. Он – относительно невысокий и худой, а Джонатан – едва не скала.
Но разве во время сильного стресса Джонатан сбривал щетину? Его лицо было гладким, будто он только-только выше из ванной комнаты, а волосы – лишь немного растрёпаны. Джонатан выглядел свежим и готовым к новому дню, если, конечно, не учитывать злые карие глаза и сурово поджатые губы.
У Кита с самого начала на было никаких шансов.
– Прости меня, – порывисто выдохнул он, сжимая кулаки. – Прости меня, я… Я правда не хотел, чтобы её забрали, я думал, что смогу… – он остановился, с хрипом подавил рыдание и вновь забормотал: – Я знаю, что виноват, и знаю, что ты… Боги, я никогда в жизни…
Кит закрыл лицо руками и зарыдал. Он никогда не боялся слёз и не стеснялся их, хотя моменты, когда он плакал, можно было пересчитать по пальцам одной
