Сага о Форсайтах - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После чая отец захотел пройтись с ним по саду. Он долго разговаривал с отцом о всяких вещах, обходя свою личную жизнь: сэра Ламорака, австрийцев и ту пустоту, которую ощущал последние три дня и которая теперь так внезапно заполнилась. Отец рассказал ему о месте, называемом Гленсофантрим, где побывали он и его мать, и о маленьких человечках, которые выходят из-под земли, когда бывает совсем тихо. Маленький Джон остановился, расставив пятки.
– А ты правда веришь в них, папа?
– Нет, Джон, но я думал, может быть, ты поверишь.
– Почему?
– Ты моложе меня; а они ведь эльфы.
Маленький Джон прижал палец к подбородку.
– Я не верю в эльфов. Никогда их не вижу.
– Ха, – сказал отец.
– А мама?
Отец улыбнулся своей странной улыбкой.
– Нет, она видит только Пана.
– Что это «Пан»?
– Козлоногий бог, который резвится в диких и прекрасных местах.
– А он был в Гленсофантриме?
– Мама говорит, что был.
Маленький Джон сдвинул пятки и пошел дальше.
– А ты его видел?
– Нет, я видел только Венеру Анадиомейскую.
Маленький Джон задумался. Венера была у него в книге про греков и троянцев. Значит, «Анна» ее имя, а «Диомейская» – фамилия? Но когда он спросил, оказалось, что это одно слово и значит «встающая из пены».
– А она вставала из пены в Гленсофантриме?
– Да, каждый день.
– А какая она, папа?
– Как мама.
– О, так она, наверное…
Но тут он запнулся, бросился к стене, вскарабкался на нее и сейчас же слез обратно. Открытие, что его мать красива, было тайной, которую, он чувствовал, никто не должен узнать. Но отец так долго курил сигару, что он наконец был вынужден спросить:
– Мне хочется посмотреть, что мама привезла. Можно?
Он выдумал этот корыстный предлог, чтобы его не заподозрили в чувствительности, и немножко растерялся, когда отец посмотрел на него так, словно видел насквозь, многозначительно вздохнул и ответил:
– Ну что ж, малыш, беги люби ее!
Он пошел нарочно медленно, а потом пустился бегом, чтобы наверстать потерянное время. Он вошел к ней в спальню из своей комнаты, так как дверь была отворена. Она стояла на коленях перед чемоданом, и он стал рядом с ней и стоял тихо-тихо.
Она выпрямилась и сказала:
– Ну, Джон?
– Я думал, зайду посмотрю.
Обняв ее еще раз и получив ответный поцелуй, он влез на диван у окна и, поджав под себя ноги, стал смотреть, как она распаковывает чемодан. Этот процесс доставлял ему не испытанное дотоле удовольствие – и потому, что она вынимала заманчивого вида пакеты, и потому, что ему нравилось смотреть на нее. Она двигалась не так, как другие, особенно не так, как Бэлла. Из всех людей, которых он видел в жизни, она безусловно была самая прекрасная. Наконец она покончила с чемоданом и встала на колени перед сыном.
– Ты скучал по нас, Джон?
Маленький Джон кивнул и, подтвердив таким образом свои чувства, продолжал кивать.
– Но ведь с тобой была «тетя» Джун?
– Да-а, у нее был человек, который кашлял.
Лицо матери изменилось, стало почти сердитым. Он поспешно добавил:
– Он бедный, мама; он ужасно кашлял. Я… я его люблю.
Мать обняла его.
– Ты всех любишь, Джон.
Маленький Джон подумал.
– Немножко – да, – сказал он. – «Тетя» Джун водила меня в церковь в воскресенье.
– В церковь? О!
– Она хотела посмотреть, как на меня подействует.
– Ну и как же, подействовало?
– Да. Мне стало так странно, она уж поскорей увела меня домой. А я не заболел. Меня уложили в постель и дали горячего коньяку с водой, и я читал «Бичвудских мальчиков». Было замечательно.
Мать прикусила губу.
– Когда это было?
– Ну, приблизительно… уже давно; я хотел, чтобы она меня еще взяла с собой, а она не захотела. Вы с папой никогда не ходите в церковь?
– Нет, не ходим.
– А почему?
– Мы оба, милый, ходили, когда были маленькие. Может быть, мы были для этого слишком малы.
– Понимаю, – сказал маленький Джон. – Это опасно.
– Сам разберешься во всем этом, когда вырастешь!
Маленький Джон ответил рассудительно:
– Я не хочу совсем вырасти, только немножко. Не хочу ехать в школу. – Он покраснел от внезапно нахлынувшего желания сказать еще что-то, высказать то, что действительно чувствовал. – Я… я хочу остаться с тобой и быть твоим возлюбленным, мама.
И в инстинктивном усилии спасти положение он поспешно добавил:
– И я сегодня не хочу ложиться спать. Я устал ложиться спать каждый вечер.
– У тебя бывали еще кошмары?
– Только один раз. Мама, можно сегодня оставить дверь в твою комнату открытой?
– Да, немножко.
Маленький Джон удовлетворенно вздохнул.
– Что ты видела в Гленсофантриме?
– Там такая красота, милый!
– А что это такое «красота»?
– Что это такое?.. О, Джон, это трудный вопрос.
– Я, например, могу ее увидеть?
Мать встала и села рядом с ним.
– Каждый день видишь. Небо красиво, и звезды, и лунные ночи, и еще птицы, цветы, деревья – все это красиво. Посмотри в окно, вот тебе красота, Джон.
– Ну да, это вид. И это все?
– Все? Нет. Море удивительно красивое, и волны с летящей пеной.
– Ты из нее вставала каждый день, мама?
Мать улыбнулась.
– Мы купались.
Маленький Джон быстро потянулся и охватил ее шею руками.
– Я знаю, – сказал он таинственно, – это ты, а все остальное это только так.
Она вздохнула, засмеялась, сказала:
– Ох, Джон!
Маленький Джон сказал критически:
– По-твоему, Бэлла, например, красивая? По-моему, нет.
– Бэлла молода; а это уже много.
– Но ты выглядишь моложе, мама. Если о Бэллу стукнешься – больно. «Да», по-моему, не была красивая, я помню, а мадемуазель так чуть не урод.
– У мадемуазель очень приятное лицо.
– Это да, приятное. Мне так нравятся твои лучики, мама.
– Лучики?
Маленький Джон тронул пальцем наружный уголок ее глаза.
– Ах, это? Но ведь это признак старости.
– Они бывают, когда ты улыбаешься.
– Раньше их не было.
– Все равно они мне нравятся. Ты меня любишь, мама?
– Люблю, конечно, люблю, милый.
– Очень-очень?
– Очень-очень.
– Больше, чем я думал?
– Больше, гораздо больше.
– Ну и я так. Значит, поровну.
Внезапно осознав, что еще никогда в жизни не высказывался так откровенно, он сразу обратился мыслью к сэру Ламораку, Дику Нидхэму, Геку Финну и прочим мужественным героям.
– Показать тебе кое-что? – сказал он и, выскользнув из ее объятий, встал на голову. Потом, вдохновленный ее явным восхищением, влез на кровать и перекувырнулся головой вперед прямо на спину, ничего не коснувшись руками. Это он проделал несколько раз.
Вечером, осмотрев все, что родители привезли, он обедал, сидя между ними за маленьким круглым столом, за которым они всегда ели, когда не бывало гостей. Он был до крайности возбужден. Его мать переоделась в светло-серое платье с кремовым кружевом вокруг шеи; кружево было из маленьких крученых розочек, и шея была темнее кружева. Он все смотрел на нее, пока наконец странная улыбка отца не заставила его поспешно переключить внимание на
