Кухня века - Вильям Похлебкин

Он увековечил также полярную экспедицию Джорджа Де Лонга, корабль которого «Жанетта» был затерт льдами у острова Врангеля в Чукотском море. «Жанетта», вкусное мясное блюдо, а также «Северный полюс» — сочетание ледяного мороженого и горячего кофе — были его поварскими откликами на эти события.

Искусство Эскоффье, несмотря на то что он работал вне Франции, способствовало укреплению репутации французской кухни как лучшей в мире уже после первой мировой войны. Вот почему Эскоффье был награжден в 1920 г. Орденом Почетного Легиона, а в 1928 г. — офицерским крестом Почетного Легиона. Ему, второму после Мориса Карема в истории французской кухни, было присвоено почетное звание «Повар королей и король поваров». Император Вильгельм II, следуя на пароходе в Америку, как-то лично зашел к нему на камбуз и сказал: «Я — император Германии, но Вы, Вы — император поваров всего мира!».

Наряду с непрерывной практической поварской и организационной работой Эскоффье всю жизнь, а не только на покое, в старости, писал прекрасные кулинарные книги.

Самая известная из них — «Путеводитель по кулинарии», переведенный, кстати, почти на все европейские языки, да еще по несколько раз. Не менее знамениты, особенно среди профессионалов, «Книга меню», «Моя кухня», «Записки Эпикура», «Цветы из воска» (намек на недолговечность кулинарных шедевров), «Рис» и другие.

Эскоффье занимал исключительное положение в культуре Франции и всей Западной Европы в первой половине XX в. не просто как выдающийся повар своего времени, но и как разносторонний общественный деятель, не стоявший на одном месте и никогда не почивавший на лаврах, а постоянно идущий вперед. Его имя было включено не только во французскую энциклопедию, но и в энциклопедии Великобритании, Германии, Италии, Швейцарии, Дании, Швеции и других стран. Это было крайне необычным и из ряда вон выдающимся случаем. Обычно имена видных поваров являются достоянием только профессиональных справочников — либо узконациональных, в пределах их собственной страны, либо международных, но специфически профессионально-ресторанных, вроде всемирно известного справочника Мишлена.

Огюст Эскоффье вышел за рамки не только своей страны, но и за рамки профессии, и воспринимался как общеевропейский деятель культуры. Будучи глубоким, творческим человеком, а также кулинарным литератором и, тем самым, теоретиком кулинарного искусства, Огюст Эскоффье пришел к ряду серьезных обобщений о значении питания. Одним из его любимых выражений было: «Хорошая кухня — это основа для подлинного счастья».

Верность этой сентенции могут оценить только люди, прожившие сложную творческую жизнь, независимо от того, в какой среде они действовали — общественно-политической, научной или художественной.

Курнонский

Другим выдающимся поваром и кулинарным исследователем во Франции в XX в. был Морис Эдмон Сэллан, работавший под псевдонимом «Курнонский». Судьба этого гениального человека чрезвычайно интересна. Морис Сэллан родился 12 октября 1872 г. в старинном французском городе Анже, столице бывшего графства Анжу и административном центре департамента Мен-и-Луара, где сохранились и активно отстаивались, вопреки Парижу и его доминированию во Франции, «более французские», более глубинные корни галльской культуры. Все это не могло не сказаться на формировании характера и интересов одаренного юноши.

После окончания средней школы он поступил в Сорбонну на факультет литературы, где проявил большие способности и даже подготовил диссертацию, но ученым-литературоведом не стал, так как его больше влекла современная литература. Морис Сэллан быстро установил личные дружеские связи с писателями, поэтами, журналистами, о которых он писал как журналист, обозреватель газет и журналов по культуре.

Однако и это поприще, по крайней мере в том виде, как оно традиционно складывалось в Париже, — превращение в завсегдатая одних и тех же парижских салонов, кафе, ресторанов, не могло надолго привлечь Мориса Сэллана, давно уже ставшего известным как Курнонский. Этот псевдоним он выбрал еще в 20-летнем возрасте, когда, будучи еще студентом, обдумывал свой дальнейший путь в журналистике. Перебирая различные (и уже привычные публике) французские литературные псевдонимы, он никак не мог найти для себя сколько-нибудь удовлетворительный и незатертый. Шел 1892 г., и вся французская и мировая пресса была буквально поглощена обсуждением развертывающегося внешнеполитического франко-русского «романа» — создания основы антигерманского союза, переросшего затем, в начале XX в., в Антанту.

А почему бы не взять в качестве псевдонима какое-нибудь русское слово или имя, фамилию? — подумал Морис. — Это было бы и ново, и хорошо замаскировано. Pourquoi pas non — «sky»? — повторил он задумчиво. («Почему бы не на „ский“»).

«Ский» — казалось не только ему, но и всем французам самым характерным русским окончанием фамилий, ибо в Париже, да и на севере Франции, в горняцких районах жило много поляков, выходцев из Российской империи, которых во Франции считали «русскими», поскольку они были российскими подданными.

Почему бы не «ский»? — повторил он еще раз, но на латыни: «Cur non „sky“»? — Ба! Да и придумывать ничего не надо, выходит славно — русская фамилия, русский псевдоним, но чисто французскими словами Curnonsky — Курнонский.

Именно под этой фамилией он и стал известен в журналистских и литературных кругах Парижа, а также среди официантов и владельцев известных парижских ресторанов, где не только коротали свой досуг, но и вели литературные и политические споры, писали статьи и вообще проводили большую часть своего времени представители французской литературной и артистической богемы.

Курнонский, хотя и был завсегдатаем всех этих литературно-кулинарных заведений, тем не менее, по складу своего вечно ищущего характера, не мог стать «вечным клиентом» даже «Максима» со своим постоянным местом за столиком, какими становились другие парижские знаменитости. Он вообще не мог запереть себя в какой-то определенной «клетке», будь она даже «золотой». Его влекли далекие горизонты, он всю жизнь мечтал о путешествиях в дальние страны, и как только такая возможность представилась, он тотчас же покинул Париж. Сначала он принял участие в частной африканской экспедиции герцога Монпасье, а затем поехал с другой оказией во французские колонии Индокитая, а оттуда — в Китай.

Эти путешествия чрезвычайно расширили общий и кулинарно-исторический кругозор Мориса Курнонского. У него проявился новый, кулинарный интерес и возникло стремление использовать кулинарный критерий в оценке достижений мировой культуры. Это было большой новостью и открытием не только лично для Курнонского, но и немалым событием в мировом кулинарном мире.

Дело в том, что хорошо разбиравшийся, как активный клиент ведущих парижских ресторанов, во французской классической кухне, а также хорошо знавший региональные французские кухни, в частности Анжуйскую и Провансальскую, Курнонский был кулинарно грамотным и объективным человеком и поэтому не смотрел, как большинство других французов, с пренебрежением на культуру и национальные кухни других народов. Еще в Африке его поразили некоторые кулинарные приемы «примитивных африканских народов», которые он посчитал оригинальными и нелишними для использования в европейской кулинарной практике. Но по-настоящему поразила его своим кулинарным мастерством, своей продуманной и оригинальной технологией и системой кулинарных методов и приемов — классическая китайская кухня.

По приезде в Париж из Китая, Курнонский в ряде статей дал блестящие обзоры ведущих блюд и особенностей китайской кухни и объявил на всю Европу, что китайская кухня — первая в мире, самая лучшая, самая научная, самая оригинальная, самая вкусная и самая здоровая и полезная. Эти восторженные отзывы оскорбили многих французов, которые стали яростно защищать приоритет французской кухни в мировой кулинарной культуре, ее техническое и вкусовое первенство.

Но Курнонский с кулинарными аргументами в руках блестяще опроверг своих противников. Личный авторитет Курнонского как человека действительно компетентного в вопросах мировой кулинарной культуры, а не просто видного, чисто французского, европейского кулинара, — неизмеримо после этого возрос.

В мае 1927 г., накануне 55-летия Курнонского, французские газеты провели опрос, своего рода «кулинарно-гастрономический референдум», ставивший целью выявить отношение французов к выдающимся национальным гастрономам и кулинарам. Во время этого «референдума» было высказано единодушное мнение французов и француженок — присвоить Курнонскому от имени Франции почетное звание «Принца гастрономии».

По инициативе и стараниями Курнонского 23 марта 1928 г. была основана Академия гастрономии, по образцу и типу знаменитой Академи Франсез — хранительницы французского языка и литературы, с ее «бессмертными» академиками. Как и в Академи Франсез, в Академии гастрономии было предусмотрено 40 постоянных кресел. За ними были закреплены имена всех великих писателей-гурманов, поваров и знатоков кулинарии всего романского мира, от Эпикура до Талейрана. Конечно, не все кресла могли быть заняты в соответствии с рангом тогдашними французскими кулинарами. Каждый великий кулинар, взятый за образец для потомков, символизировал совершенно определенное направление или особенность в кулинарии. От потомков, претендующих на занятие одного из кресел, символически принадлежавших великим кулинарам, требовались примерно такие же качества, пусть и не столь ярко, но, во всяком случае, определенно проявившиеся.