Короли Вероны - Дэвид Бликст

— Франческо, ты не на сцене, — прошипела Катерина. Здоровой рукой она вцепилась брату в запястье, прекратив скрежет точильного камня. — Брось свою игрушку. Настоящие актеры всегда знают, куда девать руки.

Кангранде вложил меч в ножны. Касаясь рукояти двумя пальцами, он произнес:

— Как же тебя это уязвляет, раз ты не в состоянии сдержаться!

Катерина разжала пальцы. Рука ее безвольно упала.

— Неужели ты так сильно меня ненавидишь?

— На сегодняшний день ты самый важный человек в моей жизни. Я стал тем, кем стал, лишь благодаря тебе. — Катерине на глаза неожиданно навернулись слезы. В голосе Кангранде послышался безжалостный металл. — Так нечестно, донна Катерина. Слезы вам не к лицу.

— Слезы — оружие женщины, — произнесла Катерина, стараясь сдержать рыдание. — Как ты любезно заметил, я женщина. Я пускаю в ход единственное доступное мне средство. Франческо, все, что я когда-либо делала, я делала для тебя.

Скалигер закашлялся или сплюнул, а может, подавил крик. Он согнулся пополам, схватившись за живот, словно получил под дых. Затем откинул голову и сделал шаг к башенке, чтобы опереться на нее. Лишь тогда лунный свет заиграл на его великолепных зубах, и Пьетро узнал улыбку Скалигера.

— Кэт, ты просто сокровище! Соглашайся! Мануила я в момент выгоню. Все для меня? А не для себя ли?

— Ты сам признался. Ты хочешь быть Борзым Псом.

Скалигер поднял палец.

— Мое желание стать Борзым Псом не сильнее, чем твое — сделать меня таковым.

— Я хотела для тебя только самого лучшего, — возразила Катерина.

Скалигер медленно проехался спиной по каменной башенке и сел, вытянув ноги.

— Лучше всего было бы оставить меня в покое! Я же не любви прошу, а равнодушия! Неужели быть равнодушной так трудно? — Скалигер овладел собой и понизил голос, чтобы не привлекать внимания караульных. — Пьетро, ты когда-нибудь слышал о шотландском тане по имени Донвальд? Так вот, этот Донвальд верой и правдой служил своему законному королю. Однажды какая-то старая ведьма напророчила Донвальду, что он сам станет королем. В ту же ночь Донвальд и его жена убили честного короля Дуффа во сне. Вопрос: убил бы Донвальд короля, если бы не пророчество? Убил бы Донвальд короля в любом случае? Почему люди не хотят просто подождать, пока судьба сама все за них сделает? — Кангранде подмигнул Пьетро, и юноша похолодел. — Если человек не властен над своей судьбой, он по крайней мере властен над своими поступками. Видишь, Пьетро, эти слова уже стали моим девизом. Скоро о нем все узнают. — Кангранде перевел глаза на сестру. Взгляд его стал холоднее. — Ты бы убила спящего короля, лишь бы приблизить будущее. Я бы служил королю верой и правдой и ждал бы, пока рок сам всем распорядится.

— Значит, ты глупее, чем я думала.

Кангранде поднял палец.

— Вот оно! Теперь я точно знаю, что в глубине души ты не веришь в пророчества. Ты слишком стараешься воплотить их в жизнь.

— Может, моя вера недостаточно сильна; зато ты во всем полагаешься на судьбу.

— Пожалуй. — Скалигер встал и принялся мерить шагами крышу. — Пьетро, тебя удивило выражение моего лица? Ты думал, я себя не помню от радости, что Ческо погиб. Ничего подобного! Я радовался тому, что судьба проиграла. Пророчество оказалось ложным. Я думал, Ческо не Борзой Пес.

Даже звезды не без греха. Все, на что ставила Катерина, развеялось по ветру, как пыль. Вот это-то ты и видел. Ты видел, как я на один-единственный миг почувствовал себя свободным. Да, я мог наконец сделать шаг навстречу судьбе. Судьбе, которой я желал для себя, судьбе, которую я успел попробовать на вкус, едва научился думать, слышать и ходить. — Скалигер воздел руки к небесам. Пьетро видел, что его сильные пальцы готовы вырвать пару-тройку звезд из созвездий. — Мне внушили, что я Борзой Пес. С самого рождения и до тех пор, как я вошел в возраст, окружающие твердили, что мне предстоит свершить нечто великое. Я не радовался смерти Ческо — я просто увидел, что будущее снова будет для меня открыто.

— Ческо ведь жив, — возразил Пьетро.

Скалигер уронил руки.

— Да — и вокруг вновь смыкаются стены. Я не Борзой Пес. Я никогда не буду Борзым Псом. Но, Пьетро, знал бы ты, как я хочу им стать! А все потому, что я попробовал величие на вкус. Вот что сделала моя сестра. Моя любящая сестра так боялась не выполнить собственного предназначения, не сыграть своей роли в древней легенде, что попыталась сделать из меня великого человека, а я таковым никогда не был и быть не мог. Она позволила мне жить чужой жизнью, чтобы умерить ее тоску по власти.

Слезы катились по Катерининым щекам, однако дышала она ровно.

— Не я внушила тебе, что ты Борзой Пес.

— Верно. Я обвиняю тебя в том, что ты подпитывала во мне эту веру.

— А что мне оставалось делать? То была моя судьба! Судьба воспитать Il Veltro! Мое предназначение…

— Еще бы! — В голосе Кангранде слышалось презрение. — И ты получила, что хотела! Если Ческо и есть Борзой Пес, именно ты взрастила его, ты внушила ему соответствующий образ мыслей, честолюбивые мечты! Он никогда от них не избавится! Думаешь, Ческо тебя забудет? Думаешь, сумеет тебя забыть? Или ты жаждешь признания, когда он вырастет и покроет себя неувядаемой славой? В этом, по-твоему, заключается твоя роль? Мать Цезаря? Мать Христа? Что ж, мадонна Аурелия Мария, вы свою роль сыграли. Пришло время отдать Ческо людям, которые будут любить его.

— Я люблю его! — выдохнула Катерина.

— О да, конечно, любишь. — Кангранде снова положил руку на рукоять меча. — Ты любишь Ческо так же, как я люблю свой меч. Меч — только оружие, средство. Однако в отличие от тебя я и без меча сам себе хозяин. Я не отождествляю себя с мечом. Ты же, Катерина, любишь все свои орудия лишь постольку, поскольку они тебе пригождаются. Ни одно из орудий не в силах изменить твою женскую природу. Если бы ты сию минуту узнала наверняка, что Ческо — обычный мальчик, ты бы забыла о нем так же легко, как забыла обо мне.

— Я никогда о тебе не забывала, — прошептала Катерина.

— Что ж, еще не поздно. С этой минуты я не желаю иметь с тобой ничего общего.

Кангранде взмахнул мечом и рассек ночной воздух. Жестом этим он давал понять, что и в его доспехах имеется прореха. Но Катерина не поняла. Она слишком устала, последние события вымотали ее, жестокость брата опустошила ее сердце. В отличие от Пьетро, она не заметила, что брат готов выслушать ее возражения, причитания, плач, мольбы снова впустить ее в свою жизнь. Катерина упустила возможность опровергнуть все сказанное Скалигером.

— Можно мне навещать Ческо? — спросила Катерина. — Можно мне хотя бы навещать его?