Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

— Номер запомнил?

— Не-а. У меня память на цифры — дрянь.

— Какого цвета «жигуль»? Скажешь, что не помнишь, хрен тебе, а не смягчающие вину обстоятельства!

— Как так?! Договаривались же?! — Помыкалов мучительно сморщил узкий лоб. — Синяя. Или тёмно-зелёная. Павел Викторович, слово пацана, не помню! Синяя или тёмно-зелёная. Водилу зовут Виталя. Это железно! У нас в отряде шнырь[385] был Виталька, я через него запомнил.

— Фамилия у Витали есть?

— Как без фамилии? Только он её не называл.

— Опиши его.

— Я дымну, Павел Викторович? Благодарствую.

Димон раскурил синий «LD» из материной передачки. Несколько раз алчно захапнулся, по привычке ныкая сигаретку в горсти. Взбудоражил дымом мозги и взялся за описание. Видно было, что он старается на пределе своего интеллекта. Возраст водителя дал от тридцати лет до сорока пяти.

— Росту какого? Он, падла, сидел всё время. Пониже меня. Вас повыше.

Затруднился сказать, имелись ли у Витали усы. Остановился на том, что, скорее всего, тот был просто небритый.

— Ну, знаете, такие усишки бывают… Как у поёб…ной лисы! — Помыкалов оживился, подобрав меткое сравнение. — Волосы на башке такие средние, но скорее короткие…

И тут его осенило:

— Вспомнил, где Витальку видал! У вас в ментовской… Извиняюсь, в отделе внутренних дел… В девяносто девятом перед посадкой! Не раз и не два, а много. В коридоре, в трюме…

— Он тоже арестован, что ли, был?

— С какого бодунища? Он сам братву на вывод забирал. К себе браслетом цеплял. Реальная маза[386]!

— Ты хочешь сказать, он сотрудник?

— Типа того, — довольный произведённым эффектом, Димон откинулся на спинку стула, пыхнул сигаретой.

Переварить новость майору помешал шумный приход коллег. Булкин с Асмоловым вызвали ассоциацию с парой породистых жеребцов, застоявшихся в стойле. Оба турбовинтовые, лощёные, пышущие здоровьем, бьющие лаковыми копытами. Прикинутые официально, но стильно и, разумеется, недёшево. Чёрные очки, выставленные вперёд нижние челюсти, аршинные понты. Завидев таких орлов, организованная преступность должна была забиться подлавку!

Офицеры тормознули у Пашиного стола. Пожимая руку, Булкин произнёс дружелюбно:

— Викторыч, зайди на минуту. За басмачом Андрей Сергеич приглядит.

Ожидавший от начальника очередной каверзы Комаров с трудом скрыл удивление. Уважительное обращение всегда обезоруживает. Майор послушно встал и прошагал за Булкиным в его кабинет, который из проходного стал изолированным и теперь запирался на ключ.

После ремонта кабинет преобразился. Отделочники использовали исключительно современные материалы. Стены были выровнены листами гипсокартона, поэтому флизелиновые обои сдержанного стального цвета легли идеально, без единого шовчика. Линолеум, постеленный на пол, обладал повышенной износостойкостью. Подвесной растровый «армстронг» скрыл бугры и плешины родного потолка. Рассохшуюся деревянную раму в окне заменил эстетичный пластиковый стеклопакет.

В кабинете появился кондиционер, который Булкин включил щелчком лентяйки. Помещение стало быстро наполняться прохладой. Письменный стол, офисное кожаное кресло, книжный шкаф вся меблировка обновилась. Атрибуты государственной власти — двуглавый орёл и портрет Президента придавали помещению необходимый официоз. Красно-белый спартаковский вымпел перекочевал на дверцу сейфа, пришпандоренный сувенирным магнитом.

— Что по поджогу? — начальственная интонация осталась благосклонной.

Комаров доложил о промежуточных результатах. Не утаил последних слов Помыкалова, будто водитель «жигулей», на которых приехали преступники, милиционер. Бывший или действующий.

— Если не врёт, шельма. Виталий имя довольно редкое. Не припоминаю я ни одного Виталия в нашем УВД.

Булкин слушал внимательно и адекватно отреагировал в конце — озабоченно хмыкнул. Тем не менее, Паше показалось, что чрезвычайное известие старлея не удивило.

— Дальше по поджогу Асмолов будет работать, — начальник РУБОПа озвучил то, зачем позвал.

— Чего, старшему оперу не по зубам такая задача? Только опер по ОВД справится?! — Комаров вспыхнул, как порох.

— Горячий ты мужик, Викторыч, — укорил подчинённого Булкин. — Мы ж с тобой вроде закрыли эту тему. Сколько можно? Асмолов должность не выпрашивал. На отдел дали одну ставку важняка. Одну! В управлении сравнили ваши показатели за последний год, у Андрюхи они лучше оказались. Никаких тут интриг, всё по чесноку.

Возразить по сути было нечего. Паша волком вызверился в угол.

— Так дайте мне сделать показатель-то! — метнул он взгляд в начальника. — Зачем отнимать дело, которое я наполовину раскрутил?

— Викторыч, в сводке пойдёшь первым номером. Даже не сомневайся. Я ж не беспредельщик. Вот у тебя манера, не дослушаешь и сразу кипешишь. Меня по «чекистам» следственная часть утром отымела. Там поручение следак давал отработать шашлычную на въезде в Клеверово…

— Я ездил туда, она закрыта.

— Значит, по месту жительства хозяина надо ехать. Следак орёт, ему прокуратура срок не продляет. Надо срочно сгонять.

— На чём ехать? Клеверово — не ближний свет.

— На моей слетаем. Извини, за руль не пущу. Поработаю водилой.

— Когда ехать?

— Прямо сейчас. Вводи Асмолова в курс дела, и стартуем. Ты обедал?

— Нет.

— И я тоже. По дороге где-нибудь остановимся, пожрём.

Паша впал в раздумье. По форме всё выглядело правильно, не придерёшься. Но оперская чуйка подсказывала майору, что за всей этой византийской дипломатией кроется подвох. Не может такой пройдоха, как Булкин, в мгновение ока стать белым и пушистым!

38

30 июня 2004. Среда

19.00–20.00

Ещё не так давно человек, перенесший инфаркт, лежал в больнице двадцать один день. Теперь срок стационарного лечения сокращён на треть. Генералы от медицины объясняют это возросшей эффективностью лечения. Простой народ видит причину в банальной экономии денег и нехватке койко-мест.

Начальник КМ — в городе не последний человек. Закономерно, что руководство медсанчасти создало ему привилегированные условия. При переводе из реанимации в кардиологию Птицына разместили в палате-люкс рядом с круглосуточным сестринским постом. Внимания ему уделялось больше, чем другим больным. И дефицита баснословно стоящих импортных лекарств он не ощутил.

Но требования минздрава распространяются и на провинциальных «випов». Минули две положенные недели, встал вопрос о выписке.

Главврач предложил компромисс:

— Вадим Львович, несколько деньков… э-э-э… побудьте дома. А потом мы вас опять госпитализируем. Пойдёт… э-э-э… новый отчёт.

— Выписывайте совсем, — потребовал Птицын. — Сколько можно бока пролёживать?

Едва оклемавшись, полковник начал тяготиться больничной атмосферой. Мнительный по натуре, он плохо переносил чужие страдания и немощь, концентрация которых в отделении достигала предельных величин.

В домашних условиях Вадим Львович быстрее пошёл на поправку. За счёт прогулок по квартире увеличил физическую активность. В сопровождении супруги спускался на улицу, грелся на солнышке у подъезда. С учётом позитивной динамики получил добро на встречу с коллегами.

Желание его навестить в милиции изъявили многие, но Елена установила квоту в два человека. Приехали зам по кадрам Коростылёв (дабы лично оценить шансы возвращения больного в строй) и Сан Саныч Борзов, правая рука начальника КМ.

Обеспечивая в прихожей офицеров тапочками, хозяйка