Родина - Анна Караваева

— Нестойким человеком в этом деле оказался Анатолий, прежде всего он… Сережка за ним просто потянулся.

— Так что ж, откроем им наши планы? — нерешительно спросил Игорь Семенов.

Чувилев непримиримо затряс головой:

— Нет, мы ничего им не откроем! Пусть Анатолий поймет и на всю жизнь запомнит! Уж если идешь к цели, в стороны не кидайся, не бойся и не отступай. Нет, мы им ничего не откроем.

Сунцов и Сережа, выйдя из завода на шоссе, вначале делились друг с другом мыслями о том, что они бросили «экспериментальную мастерскую» не по «слабости воли», а «принципиально». Рассуждал Сунцов, а Сережа главным образом поддакивал. В глубине души Сережа понимал, что его «подвел» собственный непоседливый характер, который с трудом выносил продолжительное напряжение и нуждался в «подтягивании». При этом, не желая расстраиваться, Сережа хватался за любой повод, чтобы оправдать себя.

— Это ты верно сказал, Толька, я целиком с тобой согласен: Чувилев над нами просто диктатуру объявил… Сюда не ходи, туда не смей…

— Не смей! — горько подхватил Сунцов. — А скажи, пожалуйста, куда я хожу? Баклуши бить? У меня есть план работы над собой, и, признаюсь тебе, мне было чертовски жаль отказаться от некоторых намерений: например, я не стал посещать репетиции нашего музыкального кружка. Мы готовимся к большому вечеру самодеятельности, в кружке у нас полно теноров и только два баритона: я и Петя Шитиков, причем на меня больше надеются… Пусть мне и не требуется для учебной цели слушать лекции Павлы Константиновны в обеденный перерыв, но мне они были очень интересны, — так ведь и от них на это время мне пришлось отказаться… И вдруг я узнаю, что я отказывался от всего этого ради того, чтобы, очень даже просто, оскандалиться в глазах начальника цеха… Вот и получай «награду» за старание!

— Я тебя вполне, вполне понимаю. Но куда ты меня ведешь, Анатолий?

— В клуб. Там сегодня репетиция. Послушаешь, как звучит мой голос.

Сунцов возвращался с репетиции довольный: его баритон звучал хорошо, а руководитель и аккомпаниатор начали ему пророчить, что скоро об Анатолии Сунцове в Кленовске будут говорить как о «восходящей звезде». Но чем ближе подходил он к дому, тем все настойчивее представлялась Сунцову их экспериментальная мастерская, друзья, которые, конечно, остались на месте и продолжали работу.

Поднимаясь на крыльцо, Сунцов смущенно сказал Сереже:

— Я считаю, что с нас довольно, потешили душу, а завтра пойдем-ка, друг, после смены в нашу мастерскую…

— Пойдем, пойдем… — быстро согласился Сережа, — мне тоже что-то, знаешь, неловко перед ребятами.

Когда Сунцов и Сережа поднялись к себе в мезонин, Чувилев и Семенов уже легли. Сунцову показалось, что Чувилев еще не спит. Анатолий выразительно повел на него глазами, безмолвно давая понять Сереже: «Чувилев дуется, но завтра все будет в порядке».

Игорь Чувилев в последний раз проверил, крепко ли налажено приспособление на станке, и глухим голосом приказал тезке:

— Пускай!

Игорь Семенов включил станок. С минуту оба стояли, пристально следя за работой станка. Василий Петрович, тяжело шаркая валенками, подошел к ним.

— Ставь деталь, ребята! — быстрым шепотком приказал он, пряча радость в глазах под навесами густых бровей.

— Поставили… — тоже шепотком ответил Игорь Семенов и опять включил станок.

Взвизгнул, резко шоркнул металл и тут же засвистел — непрерывно, звучно, как птичье пение на заре.

— Снимай деталь, шут гороховый! — грозно приказал Василий Петрович. — Теперь только успевай их ставить да подхватывать… А ну, еще!

— Эй, поспева-ай! — и Игорь Семенов одним махом разровнял по дну тележки звонкие, еще тепловатые детали.

— Полнехонька! Больше некуда! — отдуваясь, произнес Чувилев, остановил станок и вытер горячий, потный лоб. — В общем… дело пошло.

— Пошло! Кончили! Ух!.. — захлебнулся Игорь Семенов и бросился на шею Чувилеву.

Оба неловко похлопали друг дружку по спине, а потом Василий Петрович весело сгреб их большими, сильными руками.

Сбоев увиделся с Челищевым только через два дня, когда начальник цеха вернулся из области, куда срочно пришлось выехать для получения нового оборудования.

Евгений Александрович встретил Артема холодно и официально.

— Я пришел вам сказать, что вы ошибаетесь! Вы обрушились на группу молодых новаторов, вы стали помехой на их пути, — прямо заявил Артем, — и не только на их пути… Завод встает на ноги, и передовая рабочая мысль уже кипит…

— Это кипение, товарищ Сбоев, вам нужно для того, чтобы прикрыть ваш недостойный сговор с несколькими горячими головами, в компании с которыми вы обманывали меня!

— Да какой там, к черту, обман! — взорвался Артем — Пожалуйста, пусть меня так «обманывают», черт возьми! Все это одни устрашительные слова, а я, заводский человек, привык смотреть в суть дела…

— Вот мы посмотрим, какие это слова, — подчеркнуто сказал Челищев. — Через несколько дней приедет директор, и я поставлю этот вопрос на стахановском совещании.

— Ваше право. Думаю, что выйдет поучительная встреча.

— Кого с кем?

— Встреча ваших ошибочных взглядов с передовой и партийной мыслью нашего завода!

— Не слишком ли много берете на себя, товарищ Сбоев?

— Что взял, за то отвечаю! — уже дерзко сказал Артем.

— И я за свое отвечаю, — подчеркнул Челищев. — Мне за полвека перевалило, товарищ Сбоев, и думаю, что я тоже смотрю в суть дела. Я против этого эксперимента потому, что убежден, что изобретение этих молодых людей просто вредно, что всякого рода приспособления только портят станки… да, представьте себе, портят! А кто нам дал право ради временных успехов разрушать ценнейшее государственное имущество?

— Вот оно что-о! — насмешливо протянул Артем и тут же ринулся в бой.

Он привел десятки имен новаторов на заводах Свердловска, Нижнего Тагила, Челябинска и других уральских городов, новаторов из гущи рабочего класса и заводской интеллигенции, которые, «не боясь порчи», своими изобретениями и рационализаторскими приспособлениями совершали «целые технические революции» на заводах.

— Вот вам один из бесчисленного множества примеров, — быстро, чуть захлебываясь от увлечения, рассказывал Артем. — Например, на Нижнетагильском заводе в сорок третьем году организовано шестьдесят семь поточных линий… Вы только представьте себе великолепные, огромные массы боевого металла, который сходит сейчас с этих линий!..

Уже забыв, что у него только что произошел с собеседником неприятный разговор, Артем увлекся любимой темой и рассказывал так, что все в нем играло: глаза, выражение лица, голос, каждое движение его небольшой гибкой фигуры. Будто лепя в воздухе своими легкими, энергичными руками, Артем дополнял рассказ жестами и даже жмурился временами от удовольствия.

— А откуда, каким же образом создались, скажем, те же самые шестьдесят семь поточных линий? Да и вообще возьмите любой заводский поток — как он собирается? По-хозяйски, из большого и малого, ничто, ни одна мелочь не пропадает. Например, до войны некая деталь считалась трудоемкой, над ней корпели семь человек, ее обрезали, подгибали, приноравливали, над ней люди потом обливались. Но, позвольте, кто сказал, что так будет всегда? А ну-ка, отштампуем ее, сделаем заготовку и пустим в обработку. Пустили. Красота! Идет наша деталь, как миленькая, а вместо семи человек управляются с ней двое. А далее возникает вопрос: нельзя ли вместо нескольких штампованных деталей создать одну литую конструкцию? Пробуем, изучаем. Можно! Вместо нескольких операций — одна, процесс упрощен, время сжато, а производительность труда увеличилась в несколько раз!.. Да что! В десятки раз научились увеличивать производительность труда, десятками норм ворочают. Война идет, а они уже в мирном времени трудом своим живут — вот какие дела!.. Что делают, например, наши свердловские фрезеровщики, — пусть хваленая Америка у них поучится. Сконструировано фрезеровщиком приспособление, которое дает возможность обрабатывать деталь под определенным углом и в последовательности, которая дьявольски дальновидно рассчитана. Время опять сжали… Н-но позвольте! Фрезеровщик уже рванулся дальше: можно под данным углом и в данной последовательности не одну, а десять деталей обработать!.. Я видел, как работал один из этих артистов фрезерного станка, — красивейшая работа!.. За два дня этот смельчак и художник своего дела обеспечил завод деталями на два месяца, а значит, за шесть дней работы он может дать заводу запаса деталей на полгода и так далее.. Что, каково?.. Не слыхали? Чудная картина!.. А известна вам история автосварки на Урале? Это, товарищ Челищев, целая поэма!..

Артем рассказывал теперь об украинском академике — киевлянине, который в эвакуации на Урале начал с 1942 года внедрять в производство автосварку, которая через год-полтора была освоена уже десятками заводов Советского Союза.