Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

ситуации с правами человека в КНР, на что Ли Пэн едко ответил, что Великобритания игнорировала подобные вопросы во время своих длительных империалистических отношений с Китаем. Разобравшись с этим, Мейджор и Ли подписали ранее объявленный меморандум о масштабном проекте строительства аэропорта и порта в Гонконге стоимостью 16 млрд долл. Заявив, что «мы не разделяем общих ценностей», но «у нас есть общие интересы, и Гонконг среди них в первую очередь», Мейджор достиг соглашения и по другим аспектам возвращения колонии под суверенитет Китая в 1997 г. Солнце британского влияния в Китае клонилось к закату, но Мейджор, как и Кайфу, признавал необходимость вести дела с Пекином, несмотря на площадь Тяньаньмэнь[1774].

Хотя Буш к этому времени был все больше занят своей предвыборной кампанией, он не собирался полностью оставлять отношения с Китаем на усмотрение своих союзников. Япония, в конце концов, оставалась торговым конкурентом США, Британия была сосредоточена на Гонконге, и существовали также вопросы, представляющие особый интерес для Америки, в частности, распространение ядерного оружия. Китай в 1991 г. оказал наибольшее влияние на Ким Ир Сена и растущую ядерную программу Северной Кореи. В более общем плане Вашингтон был обеспокоен тем, что, по данным разведки, являлось агрессивной и тайной кампанией Китая по экспорту технологий и вооружений в менее развитые страны Азии, Северной Африки и Ближнего Востока, а также действиями в обход разрозненных усилий Запада по ограничению распространения оружия массового уничтожения[1775].

Для продвижения своей повестки дня у Америки, безусловно, имелись потенциальные рычаги воздействия на Китай, включая доллары, высокие технологии и стремление КНР к переговорам. Действительно, Пекин почти год настойчиво давил на США, требуя возобновления официальных контактов на высоком уровне. Но администрация США должна была найти малозаметную возможность, которая не вызвала бы слишком много комментариев у себя дома. Это произошло 27 сентября 1991 г., когда Бейкер имел возможность поговорить со своим китайским коллегой, министром иностранных дел Цянь Цичэнем, на полях Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке[1776].

Бейкер начал с того, что сурово напомнил Цяню, насколько разрушительными были репрессии КНР на площади Тяньаньмэнь для китайско-американских отношений и общественного отношения к Китаю. То, что китайцы эвфемистически называли «инцидентом на площади Тяньаньмэнь», нельзя было просто замять. «Я хочу приехать в Китай», – подчеркнул Бейкер. Но он не мог позволить, чтобы его миссия провалилась, потому что в этом случае враждебно настроенный Конгресс перехватил бы у Буша американо-китайскую политику. В конце концов, Конгресс стремился «отменить решение президента о НБН» при первой же возможности. Ответ Цяня был непостижимо расплывчатым, к большому разочарованию Бейкера. Поэтому госсекретарь продолжал настаивать: «Что мне нужно знать, так это то, чего я могу добиться своим визитом. Мы можем поговорить о деталях? С глазу на глаз?» Он подчеркнул, что «я хочу покинуть Китай с чем-то по правам человека и распространению». Он настаивал, что это был «последний, лучший шанс Пекина». Ответы Цяня были вежливыми и успокаивающими, но в конечном счете неточными. Бейкер решил верить, что его сообщение было «воспринято»[1777].

Шесть недель спустя, 15 ноября 1991 г., госсекретарь США вернулся в Запретный город, который он не посещал с февраля 1989 года, для трехдневных переговоров. Его первый раунд – четырехчасовая встреча и рабочий ужин с Цянем в роскошной государственной резиденции для гостей Дяоюйтай, которую столетия назад облюбовали китайские королевские особы, – просто позволил обеим сторонам обозначить свои позиции. Цянь смело представил то, что Бейкер назвал «списком белья» – тех уступок, которых КНР хотела от США, с отменой санкций прежде всего. Бейкер ответил тем же, прочитав сорокапятиминутную лекцию о правах человека и всех других проблемных двусторонних и многосторонних вопросах, которые беспокоили Вашингтон. В заключение он прямо сказал: «Теперь пришло время быть практичным, я не жду чудес. Но я действительно ожидаю, что вы осознаете свои собственные личные интересы. Мне нужны конкретные результаты – не обещания, не встречи, не задержки». Каждая сторона действовала так, как будто она была в театральной ложе, а другая просто должна была отступить[1778].

На следующее утро, с мрачным лицом попозировав перед камерами, Бейкер приступил к первой из шести встреч с бескомпромиссным технократом Ли Пэном. Как и ожидалось, китайский премьер был абсолютно непримирим в вопросах прав человека. «Поскольку у нас разные ценности и разная идеология, мы можем только согласиться на обсуждение», – холодно сказал Ли. Его главным пунктом повестки дня было вступление Китая во всемирную торговую систему ГАТТ раньше Тайваня: он настаивал, что КНР заслуживает того, чтобы к ней относились так же, как к другим мировым державам. Когда Бейкер подчеркнул, что Китаю сначала придется провести либерализацию и соответствовать международным стандартам, прежде чем США одобрят членство Пекина в ГАТТ, Ли разозлился и несколько раз повторил свои требования. И когда Бейкер вернул разговор к правам человека, это только ухудшило атмосферу. «Действия на площади Тяньаньмэнь были хорошим делом, – заявил Ли. – Мы не рассматриваем их как трагедию. Посмотрите на Центральную и Восточную Европу и Советский Союз сегодня». Если бы эти страны поступали с инакомыслием так, как это делало китайское коммунистическое руководство, сказал он, сейчас у них было бы гораздо меньше проблем. Более того, он добавил: «Наш народ поддерживает то, что мы сделали за это время».

Бейкер был потрясен и предупредил, что при таких обстоятельствах Буш не сможет «поддерживать» отношения с Китаем. Ли, не просто нераскаявшийся, стал снисходительным – в своей самой архаичной манере Срединного царства: «Вы должны быть счастливы, что я вообще вас вижу». Бейкеру захотелось уйти. Он прикусил губу, решив придерживаться прежнего курса, пока все пункты его повестки дня не будут отмечены галочками, но его настроение было фаталистическим. «Я думал, что эта встреча была катастрофой», – записал он позже. Только преемник Дэна на посту секретаря партии Цзян Цзэминь оказался «чуть более разумным», когда утверждал, что, хотя Тяньаньмэнь не была трагедией, это также не было «благословением». Второй день закончился, с точки зрения Бейкера, по-прежнему ничего не дав.

Китайские лидеры смотрели на вещи несколько иначе, явно намереваясь преподать Бейкеру продолжительный урок о том, как следует поступать с КНР. Они подчеркнули, что не будут реагировать ни на какое давление со стороны Вашингтона, и уж тем более на нравоучительные лекции. Соединенные Штаты должны взаимодействовать с Китаем прагматично и лицом к лицу, несмотря на различия в отношениях, и им следует больше учитывать стратегическую ценность китайско-американских связей. Президент Ян Шанкунь сказал мировым СМИ: «Практика оказания давления может привести только к напряженности в двусторонних отношениях и бесполезна для решения проблем… Некоторые проблемы могут быть решены путем дискуссий, в то время как другие требуют нескольких раундов обсуждения. Те, которые не могут быть решены