Тринити - Яков Арсенов

В защиту Макарона, в секторе его причастности к убийству Бурята, поднялась центральная пресса. Журналистские расследования велись одновременно несколькими редакциями. Каждое из расследований вело в свой особый тупик. Корреспонденты выезжали на место один за другим, но натыкались на то, что следствие не закончено и что Макарон по-прежнему подозревается. Поэтому пусть радуется, что мера пресечения такая незначительная — подписка о невыезде. А могли бы и приструнить — поместить в СИЗО, как подобает в таких случаях. Журналисты заключали: как только завершит работу следствие, все встанет на места. Пока же гражданин Макаров не может быть выездным потому, что не ясно, кого мы имеем перед собой — убийцу или случайно выжившего в ходе эксперимента человека. Хорошо, что отмели домыслы и версии — насчет опыта по зомбированию, по пересадке мозга и вообще по подмене личности! Может, это было бы на руку иностранным разведкам? А может, происки трансконтинентального бизнеса или глобалистов. В любом случае, специалисты должны дать адекватную оценку произошедшему — как с точки зрения законности, так и с судебно-медицинской. Если Макарона поимели инопланетяне, что весьма вероятно, то надо проверить насчет совпадения личностей личности, отправившейся в турпоход на болото, и личности, которую мы имеем в результате так называемого эксперимента. На первый взгляд они идентичны. По крайней мере, поведение у персоны осталось прежним.

Вся эта мякина была с руки Фоминату. Он вовсю командовал территорией. Представляя интересы протащившей его старой властной гвардии, он вцепился в горло ситуации и не собирался ее выпускать. Газетно-информационный комплекс был подмят. С его помощью Фоминат чистил дорогу к очередным высотам. Недавно принадлежащие Макарону газеты поливали его грязью. А он даже в суд не мог подать. Он попытался дернуться с Нидвораем наперевес, но исковое заявление не приняли, объяснив тем, что до завершения следствия гражданин Макарон не имеет права производить гражданские акты.

Когда противная сторона узнала о том, что, будучи в пикантном положении, Макарон незаконно удочерил несовершеннолетнюю Настю и сожительствует с ней на глазах у честного семейства, прокурор Паршевский подал иск в защиту общественных интересов, чтобы акт удочерения признать недействительным.

Город жил информацией исключительно на эту тему.

Журналисты днями торчали под окнами Макарона, чтобы поймать то ли его, то ли кого-то из семьи. Чаще удавалось отловить Шарлотту Марковну, которая легко поясняла ситуацию. Она говорила, что муж ее увлекся нехорошими опытами и подвел к смерти человека Бурята. Занимается развратом с малолетней. Как государственному чиновнику в недавнем прошлом, ему не к лицу.

Шарлотта Марковна подала на развод и на раздел имущества, но ей тоже отказали в иске, опять же в связи с тем, что неясен окончательный статус ответчика — вдруг у него будет статья с конфискацией. При приеме заявления Шарлотте Марковне задали вопрос: кого она имеет в ввиду, того Владимира Сергеевича Макарова, который ушел на болото и не вернулся, или этого, с которым не ясно — Макаров ли он?

— Не знаю, — отвечала Шарлотта Марковна. — Я и в самом деле не знаю.

Макарон ждал, когда дела позовут его в Москву, чтобы оставить опостылевшее жилище, прихватить Настю и свалить подальше от места, где произошло столько неприятностей. Но жизненные движения Макарона и окружения, как приятного, так и ненавистного, замерли в ожидании решения следственной группы. Было понятно, что вердикт она вынесет после того, как окончательно узаконятся новые люди и займут все посты….

Макарон стал потихоньку соглашаться с положением дел. Он смотрел на себя отстраненно и иногда становился на сторону оппонентов. В самом деле, может ли он сам считать себя прежним, если даже внешне он изменился настолько, что перестал совпадать с фотографиями? Он стал стройным, волосы перли из щек так, что не успевал бриться. Его чаще тянуло на утреннюю зарядку, хотелось подольше поболтаться на турнике, и постоянно болели мышцы, как будто от нагрузки, поданной после большого перерыва. Он все дольше бегал регулярные кроссы. В момент бега хорошо думалось о прошлом, к которому устремялось сознание. Макарон не поленился съездить в Миколино, побродил по окресностям, встретился со старожилами, посетил расположенную там психиатрическую больницу. В конце концов он нашел вокзал, при котором не было железной доргои — значит, не впустую работали мысли в обратном направлении, они делали видения реальными. Когда-то с лодки вместе с Бурятом Макарон видел заброшенный вокзал издалека, а сейчас пощупал его почерневший жженый кирпич руками.

Встречи с Прореховым также имели место. Дружественное чувство Макарона росло. Прорехов сильно изменился. Макарону с трудом удалось тормознуть его попытки покинуть компанию Завязьева. Владимир Сергеевич просил Прорехова, чтобы тот избавился от переживаний. Раз уж случилось, пусть так и будет. И Артамонов привыкнет, пусть пройдет время.

— Слушай, — сказал как-то Прорехов, принимая случившееся с Макароном всерьез. — Ты и впрямь выглядишь моложе. Ты что, на самом деле участвовал в оргии, чтобы помолодеть? Говорят, вы туда всю зиму молодых теток таскали! Там столько юных женских костей нашли, просто ужас!

— Каких костей? — вспылил Макарон. — Ты что, болеешь?

— Как каких? Обычных, человеческих, — удивленно пояснил Прорехов, можно сказать, молочных. Я видел акты осмотра местности. Мне показывал следователь.

— Женских костей?! — поначалу чуть не вывернуло Макарона. — Хотя, я не исключаю, — тут же допустил он. — Бек охранял все подступы к землянке. Может, кого из колхов и завалил по случаю.

— Я только не пойму, вы их трахали, этих девок, или сжирали? — не мог унять чесотку Прорехов. — Расскажи правду, я тоже так хочу. У меня все свербит от любопытства!

— А чего ты больше хочешь, трахать или сжирать? — уточнил Макарон.

— Все равно, лишь бы поправиться, — признался Прорехов.

— Тебе сначала надо вылечиться.

— Но, если я совершу такой же обряд… я обновлюсь, как ты думаешь? спрашивал Прорехов, выказывая нетерпение.

— Не совершишь ты ничего, — обрывал его Макарон. — Хотя, впрочем…

— Почему? — не понимал Прорехов.

— Да потому, что не было никакого обряда! — резко сообщил Макарон. — Мы с Бурятом просто нажрались спирта и вырубились.

— Как не было?! — изумился Прорехов. — Об этом только все и болтают! Ты залезь в Интернет, чаты кипят этим! вся медицина на ушах! Фотографии помещены! Меня вызывал следователь и такого наговорил, что волосы встали дыбом!

— Враки и домыслы, — сказал Макарон. — Не верь.

— Как не верить, — вился вокруг темы Прорехов, — ты на самом деле стал выглядеть, как в ДАСе! Как десять лет назад.

— Просто я никого не предавал и не растрачивал чувства налево, придумал на ходу Макарон. — Вот и вся сказка. Надо стараться уберечь от распада свою личность. Это не я молодею, просто все вокруг быстро старится. Не злоупотребляй, и все образуется.

— Не верю я тебе! Ты зажал фишку! — погрозил пальцем Прорехов. — Себе организовал, а с друзьями не поделился! Почему меня не позвал? Не было бы у нас меж собой никаких проблем!

— А у нас их и нет, — сказал Макарон.

— Как же нет! — обиженно проговорил Прорехов. — Вы все на меня косо смотрите!

— Никто на тебя косо не смотрит, — честно сказал Владимир Сергеевич. Ты сам на себя косо смотришь. В этом проблема. Реши ее для себя, и все нормализуется.

— Но все же, как бы и мне туда смотаться? — не отставал Прорехов.

— Куда? — не понял юмора Макарон.

— Туда, где вы с Бурятом побывали.

— Ходить туда — личное дело каждого, — сказал серьезно Макарон. — Туда толпой не ходят.

— Вот видишь, а говоришь, не был нигде и ничего не делал, — надеялся на удачу Прорехов. — Выходит, правильно я показал следствию, что за тобой и раньше наблюдалось нечто странное. Все это не с бухты-барахты. Готовился, значит?

— Я не особенно. А вот Бурят готовился серьезно, — поделился соображениями Макарон. — Ему нужно было позарез. А я так… за компанию. Получилось, как у России с Китаем. Мы помчались в коммунизм, а Китаю понравилось, он слизал теорию и плюхнулся на лежанку рядом. Но в ходе эксперимента оплот коммунизма рухнул, а Китай остался жить. И теперь его, как и меня, коммуниздит.

— Н-да, похоже, — сказал Прорехов. В момент беседы он покрывался налетом зависти. Макарон, как мог, нормализовывал его. Отсутствие в крови алкоголя делали Прорехова нервным и невыносимым. Порой он от пустяка заходился в крик. Что-то внутри ломало его и скручивали в баранку. Макарон сдерживался, терпел до момента, пока Прорехов успокоится. И разговор продолжался.

— Вот смотри, — вскрывал себе нутро Прорехов. — У меня решены все вопросы по жизни, а все равно мутит!