Девушка Бандераса - Ирина Андросова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новые помощники авторитетно заметили, что без буксировочного троса тут делать нечего. Первый помощник обиделся на их слова и уехал. А нам пришлось открывать багажник и в кромешной темноте выгружать на траву залитые растворителем пакеты с продуктами.
Хорошо хоть догадались уложить все в большие белые мешки с красно-зеленой птичкой, а то представляю, каково бы нам пришлось с мелкими прозрачными пакетиками, в которые толком ничего не положишь. Лично у меня они вызывают только смех… Осколки от бутылочек, чтобы не обрезаться и не сильно испачкаться, мы подцепляли страничками журнала «Эгоист» и аккуратно складывали в запасной, купленный про запас большой «Ашановский» пакет, с тем чтобы выкинуть его на ближайшей свалке. Наконец, насмерть провоняв растворителем, добрались до оранжевого троса. Гладкого, длинного и без единой металлической детали.
— Там крючок еще должен быть, — уверенно сказал высокий парень из «Нивы».
Вполне допускаю, что это так, но лично у нас крючка не было. Мы перерыли все инструменты, перетрясли запаску — вдруг туда завалился? И даже пошарили в аптечке, но все напрасно. Не было никакого крючка, и все тут. Тогда команда спасателей, посовещавшись, решила идти другим путем. Нам велели быстренько забрасывать все обратно в багажник, и каждый отправился рыться у себя в закромах.
Буксировочный трос обнаружился у внедорожника «Тойоты», а подтолкнуть как следует нашу несчастную машинку помогли четыре отзывчивых узбека из «девятки» и высокий парень из «Нивы» с белорусскими номерами. Так совместными усилиями, при помощи интернационального коллектива две глупые бабы и парочка спящих детей снова оказались на ночном шоссе. На пути к даче. А может, это был знак, что надо повернуть назад и не мешкая вернуться домой, в Москву? Но мы не повернули…
Потом нормальная дорога закончилась, и пошел асфальт, испещренный аккуратными ровными дырками, как будто по нему палили шрапнелью. Или специально вырубали эти дыры коловоротами для бурения лунок во время подледного лова рыбы. Больно ударяясь головой о крышу и сдержанно ругаясь вполголоса, чтобы не разбудить детей, миновали и этот отрезок пути. Свернули на проселок и, царапая бока машины буйными ветками кустарника, подъехали к дачному поселку. Оставался еще один этап нашего «Кэмил-трофи» — виртуозная езда по узенькой дорожке между палисадниками. И это, напомню, в непроглядной тьме. Рискуя каждую секунду зацепить бампером чей-нибудь забор, я подъехала к нашему участку и наконец-то вздохнула с облегчением. Слава тебе, господи, кажется, доехали!
* * *Яркий луч солнца пробивался сквозь занавеску и щекотал нос. Я чихнула и проснулась окончательно. Откуда-то поблизости, ну просто совсем рядом, раздавался низкий женский голос:
— Володенька, мальчик, надень тапки и подойди ко мне… Вот послушай. «Издалека льется тоска скрипки осенней. И не дыша стынет душа в оцепененьи…» Красиво, правда? Это Поль Верлен.
Я улыбнулась и поднялась с кровати. Ну конечно же, это Виолетта Петровна! Ее дом примыкает к нашему, и нам слышно все, что происходит на их участке. Насколько я помнила, Виолетта — филолог, знает и любит поэзию. Помнила я и сына ее Женьку, стеснительного молодого человека. Значит, за это время Женька успел обзавестись семьей и привез Виолетте на лето своего отпрыска.
— Вадь, а большой у Виолетты внук? — облачаясь в шорты и майку, спросила я.
— Лет шесть, — распутывая леску удочки, ответил любимый.
Я прикрикнула на малышей, велев им идти умываться, и, прихватив зубную щетку, вышла на крыльцо. Вид с террасы и в самом деле открывался сказочный. Прямо за забором переливалась в утренних лучах солнца Волга, за ней ажурным кружевом чернел лес, а перед ним, на зеленом пригорке, стояли крохотные чистые домики, прям как игрушечные.
В этот миг я пожалела, что столько лет сюда не наведывалась и вся эта сказочная красота проходила мимо меня, но потом перевела взгляд на добротный каменный дом, и мне, как и много лет назад, снова стало не по себе. Сразу вспомнился тот страшный вечер и Люська-покойница, сидящая в плетеном кресле с открытым ртом, стеклянными глазами и шампуром под лопаткой.
Людмила Володина, или Люська, как ее в приватных беседах называли соседи, имела характер легкий и веселый. Она работала стюардессой на международных авиалиниях и умела чудесно улыбаться и радушно принимать гостей. Галка из дома напротив говорила, что это профессиональная привычка, хотя я думаю — Людмила просто была душевной теткой. А муж ее Сережа вообще золотой мужик. Добрый, безотказный, хотя на вид настоящий Иван Поддубный. Высоченный такой, квадратный. Да и профессия у него суровая и не склонная к сантиментам. Он работает мануальным терапевтом при тяжелоатлетическом клубе «Гладиатор». Штангистам помогает, когда надо — кости правит. Вернее, правил, пока его не посадили за убийство жены…
Так вот. Наш дачный поселок никогда не отличался снобизмом и пафосом. Да и сравнительно небольшие наделы земли — всего по шесть соток — не предполагают камерной обособленности. Ведь видно и слышно, что происходит на соседнем участке, почти так же, как на своем. Вот все и стараются жить дружно, и каждый может обратиться к соседу с просьбой или зайти просто так, по-соседски, на чашку чая.
К хлебосольной Люське почти каждый вечер слетались на огонек обитатели соседних домов и под пиво, а иногда и более крепкие напитки и скромную закуску вели неспешные дачные разговоры. Темы, как правило, не отличались разнообразием. У кого сколько огурцов да кабачков завязалось да что молоко Семеновна из поселка стала носить жидкое, хотя сначала приносила ну чистые сливки! И неплохо бы скинуться на ремонт дороги, а то зарядят дожди, все развезет, в сентябре не проедешь…
Так же было и в тот роковой вечер. С той только разницей, что в обед приехал костоправ Сережа и привез пластмассовое ведро готового шашлыка. Надо ли говорить, что к сумеркам на угощение собрался весь «Шанхай»? Да, кстати, Шанхаем другие обитатели дачного поселка почему-то называют наш обособленный пятачок, где на повороте к реке, между ручьем и автобусной остановкой, плотно сгруппировались несколько садово-дачных участков. Наверное, потому, что у нас всегда шумно и весело; как в одноименном китайском городе.
Люська щебетала радостной птичкой, бегала, хлопотала, правда, до тех только пор, пока не опустилась на стул отдохнуть. Взяла на руки приблудного котенка, что крутился у стола, села, да так больше и не поднялась. Народу, как я уже говорила, было много, все то и дело перемещались по участку, к тому же рано стемнело, и заметить, кто вонзил приветливой хозяйке шампур в спину, не было решительно никакой возможности.
Первым на труп обратил внимание муж Люськи. Его-то и повязали как наиболее вероятного убийцу и человека, по роду деятельности имеющего отношение к медицине, а значит, представляющего себе, куда тыкать шампуром, чтобы убить человека наверняка. Я в эту притянутую за уши версию не верила и вполне допускала, что Люську прикончил кто-то из наших приветливых соседей.
Наверное, милиционеры, хоть первым делом и арестовали Сережу, тоже не были уверены в его виновности на все сто процентов. Потому что долго еще ходил по поселку участковый сержант Перепелкин, никому не разрешал уезжать в Москву и все выспрашивал, кто что видел или слышал, но так ничего и не добился. В общем, несчастного вдовца посадили, а замок в готическом стиле со шпилями и башенками, воздвигнутый на шести сотках влюбленным Сережей для своей принцессы, так и стоит рядом с нами позабыт-позаброшен. Вот он, даже в солнечное утро темный и неприветливый, посмотришь — и мороз по коже…
Я повернулась в противоположную сторону и встретилась глазами с Виолеттой Петровной. Сухонькая старушка безмятежно курила на своей терраске, и я некстати подумала, что вот ведь и эта милая дама тоже была в тот день на участке Володиных… А значит, имела полную возможность хладнокровно всадить шампур в несчастную Людмилу.
Ведь что я знала о ближайшей соседке? Лишь то, что она до последнего времени преподавала филологию в Московском гуманитарном академическом университете, вырастила сына, спровадила на тот свет трех мужей, но теперь оставила матримониальные намерения, тем самым перестав изводить мужское поголовье России. Это были догадки Вадима, которые он то и дело озвучивал мне, возвращаясь с дачи. Реальными же фактами в отношении Виолетты Петровны я не располагала, так что в принципе с соседнего участка можно было ждать чего угодно. Вплоть до шампура в спину…
Я отогнала от себя страшные мысли, поздоровалась со старушкой, перебросилась с ней парой ничего не значащих фраз, решила, что у Виолетты есть не меньше оснований думать то же самое обо мне, и отправилась варить детям кашу.
— Вадь, а где молоко? — прокричала я любимому, который налаживал газонокосилку.