Варварские Строки - Олег Лукошин

– Много людей пришло?

– К моему удивлению, полный зал. Правда, вялые какие-то. Вопросов совсем не задавали. Пришлось монологом давить. У тебя-то как?

– Экзамены идут. Нервотрёпка. Потом аспирант один защищался.

– Защитился?

– Да. Умный парень, хорошая диссертация. Далеко пойдёт.

После душа Александр Львович присоединился к жене в столовой. Она накрывала на стол.

– Ничего не готовила, извини, – говорила Лена. – Беру то, что в холодильнике.

– Нормально, – кивнул Александр Львович.

– Борис звонил, – сообщила жена. – Сказал, на ночь приедет.

– Как он?

– Как обычно. Шутит, смеётся.

Елена Васильевна, будучи истинной вегетарианкой, съела лишь салат и булочку. Запивала яблочным соком. В последнее время она особенно тщательно относилась к еде, потому что доктор несколько месяцев назад сообщил ей, что у неё имеется подозрение на гастрит. Эта новость очень её всполошила – Елена была на удивление здоровой женщиной и за всю свою жизнь кроме невинных детских болезней ничем не болела. Она и сейчас, на сорок третьем году жизни, выглядела не больше, чем на тридцать с хвостиком. Гастрит был особенно несуразным заболеванием, потому что питалась она всю жизнь очень хорошо.

Александр Львович вегетарианцем не был, а потому с удовольствием разрывал зубами подогретый женой бифштекс.

– Я новый роман начал, – объявил он торжественно.

– Да?! Здорово!

– Несколько глав уже написал. Идёт неплохо. Ну и сюжет, как мне кажется, весьма нетривиальный. Тема, настроение: чувствую, моё.

– Когда успел начать?

– Во Франкфурте, в отеле. Я вообще-то не люблю в незнакомых местах писать, ты знаешь, но на этот раз прорвало. Вертелось, вертелось, прям жар какой-то по телу пошёл – не выдержал, сел за стол. Этот прилив эмоций меня порадовал – давно с таким желанием за работу не садился. Последние годы, честно говоря, побаиваться уже начал. И писания этого, и себя за ним, потому что практически ничего не чувствовал. И «Немезиду», и «Время» как-то механически написал. Хоть они и получились вроде, но для меня всегда был более важен сам процесс, чем результат. От этого кайф надо получать, сексуальное удовлетворение – а какое тут удовлетворение, если всё это превратилось в работу в самом худшем смысле слова. Встаёшь утром, садишься за стол, пишешь. Плохо ли, хорошо – но четыре часа обязательно. Потом переписываешь полученное, подстраиваешь, что да как – хоп, готово. Стандартный среднеталантливый продукт. Скучно это, уныло. Настоящая литература должна быть сырой, с кровью. Я себе такую цель поставил: написать роман с первого раза. Без всяких переписываний и повторных редакций. Помарки будут какие – предложение корявое, синоним неудачный – исправлю. А вот основную линию, сюжетные перипетии – ничего не буду менять. Куда выведет – тому и буду рад. Борис приедет сегодня – почитаю вам.

– О чём роман?

Александр Львович на секунду задумался.

– Он о восхождении человека, – подобрал он определение. – О преодолении трудностей, безвыходных обстоятельств, проклятия жизни даже. Он о том, как человек, от рождения лишённый всего, физически и психически нездоровый, вынужденный вести существование изгоя, шаг за шагом лепит из себя достойное человеческое существо.

Борис приехал в двенадцатом часу. Уже стемнело.

Глава первая

Ещё до того, как умер Костыль, мерзкий и вонючий старикашка, у которого Коля – тогда ещё ребёнок, забитый и бессловесный – жил в полуразвалившемся доме на берегу океана, уже тогда он чувствовал неприязнь к воде. Костыль, бывший матрос, смеялся над ним. Ему была непонятна эта боязнь. Не раз он пытался затащить его в море силком – с воплями и плачем Коля вырывался из его объятий и убегал в огород, чтобы спрятаться за баней. В первые секунды старика, который открывал рот лишь для еды, водки и ругательств, охватывало бешенство. Свирепо размахивая руками, он нервно передвигал свою подпорку и пытался ударить ею Колю. Тот торопливо увёртывался от ударов. Старик начинал смеяться.

– Дурень! – орал он Коле. – На всём Дальнем Востоке не сыщешь такого идиота как ты. Ты по кой хер припёрся на побережье? Как ты жить вообще собираешься, если воды боишься? Ведь из тебя только рыбак может выйти, больше никто.

Сам он окунался в море регулярно, так как баню, за которой любил прятаться Коля, никогда не топил. И не только потому, что не было денег на дрова, а просто по причине абсолютного и бесповоротного пофигизма. Смыть слой грязи можно было и в набежавшей волне, а о гигиене Костыль не заботился. Коля же в то время не мылся вовсе.

– Океан – это сущность жизни, – говорил пьяный старик, раздеваясь на берегу догола. – Он нападает на тебя, свирепствует, хочет уничтожить, стереть с лица земли, но это лишь видимость. Океан закаляет тебя, делает сильнее. Он накрывает тебя своими волнами, чтобы ты выстоял, чтобы упав, поднялся снова. Никто меня не научил тому, чему научил он.

Обнажившись, старик садился на гальку, откладывал костыль в сторону и в несколько коротких рывков перемещался в воду. Побарахтавшись у берега, он отталкивался от дна единственной ногой и, мощно работая сильными руками, заплывал далеко в море – так далеко, что иногда Коля терял его из вида. Выбравшись на берег, Костыль одевался. После купания он чувствовал себя лучше: мышцы обнаруживали в себе крепость и упругость, лицо становилось застывшим и восторженно-серьёзным, а ветер развевал седые волосы – он был даже красив в такие моменты, этот спивающийся инвалид.

Его убили двое подростков, которых беспечный старик пустил к себе на ночь. Ночь растянулась на неделю, а затем они его зарезали. Коле они казались тогда большими и взрослыми дяденьками. Помнится, он не очень испугался, глядя, как они планомерно всаживали в него ножи – почему-то не верилось, что они сделают подобное и с ним. Они и не сделали, а даже предложили Коле уйти вместе с ними. Он отрицательно мотал головой и мычал. Они посмеялись над ним, немного побили, а потом ушли. Дня через четыре Колю обнаружили какие-то люди и сдали в приют.

Именно там он научился говорить. Было ему лет восемь, и первое своё слово он запомнил очень хорошо. Это было слово «бля». Воспитательница дико обрадовалась, услышав его. Она решила поработать с Колей именно в этом направлении, и довольно быстро он освоил ещё дюжину матерных слов и пару трёхэтажных выражений. Версия, что он врождённый дебил, отпала – его стали пускать на занятия. Вскоре он научился произносить не только крепкие выражения.

Через год он уже умел читать, и чтение по-настоящему увлекло его. За то время, что он находился в детском доме, он перелопатил кучу книг. Читал не только художественную литературу, но и многотомные научные труды. В пятнадцать лет, за две недели до получения диплома о неполном среднем образовании, который ему собирались дать не за успехи в учёбе, а лишь для того, чтобы он имел возможность поступить в училище, Коля сбежал. Искали его не особо усердно, но через пару лет всё же поймали – он украл тогда поросёнка в одной из деревень. После этого происшествия его чуть не посадили в колонию и выдали паспорт. Хотели отправить в армию, но он сбежал опять. Дороги Приморского края снова позвали его. Очутившись на свободе, он первым делом хотел выкинуть паспорт, но сознание некоей его значимости успело проникнуть к тому времени в его голову, и паспорт он оставил.

Выбираться к морю в его планы не входило – он даже испугался, увидев однажды перед собой бескрайнюю водную гладь. Но у воды было легче прокормиться, и он остался промышлять в прибрежной зоне.

Оно шумело перед ним и сейчас – огромное, злое, беспощадное. Лишь крики птиц вторили биению волн. Небо с утра заволокло тучами, царил сумрак. Коля сидел на поваленном стволе дерева, гладком и скользком, и смотрел на воду.

– Тебе никогда не войти в неё, – раздался за спиной сдавленный старческий шёпот. – Ты даже приблизиться к ней боишься.

– Ну и что, – вяло отозвался он. – Мне незачем в неё входить. Я не рыба.

– Ты прекрасно знаешь зачем, – шептала старуха. – Ты – ничтожество, и море доказывает тебе это.

– Пусть. Я не хочу с ним бороться.

– Просто не можешь. Каким же убогим и жалким должно быть существо, которое не осмеливается шагнуть в море! Я всегда удивлялась: как те, кто ответственен за человеческие субстанции, допустил появление на свет такого урода?

Коля не ответил, лишь печально оглянулся. Старая Сука выковыривала грязь между пальцами ног. Заметив его взгляд, она омерзительно улыбнулась. Вновь возникла уже впереди, стоящей.

– Смотри! Смотри! – показывала она на море. Её дряблые груди тряслись, а отвисшая задница хлюпала о ляжки. – Ты видишь это?

Коля всмотрелся в горизонт.