Проклятая игра - Клайв Баркер

И если со временем ваш интерес к женщинам, мальчикам и собакам угасал, то другие необычные представления были к вашим услугам.

В голом амфитеатре, раскопанном из-под обломков Крепости Св. Марии, Вор видел неизвестного актера, представляющего в одиночестве первую и вторую части «Фауста» Гете. Хотя немецкий Вора был далек от совершенства, представление произвело на него чрезвычайное впечатление. Он был достаточно хорошо знаком с сюжетом, чтобы следить за действием: договор с Мефистофелем, споры, колдовские трюки и затем, после достижения обещанного проклятия, отчаяние и ужас. Большинство фраз были неразборчивы, но одержимость актера двумя ролями: только что Искусителем и уже Искушаемым — была столь впечатляюща, что Вор покинул его со сведенным животом.

Через пару дней он вернулся, чтобы посмотреть пьесу еще раз или, по крайней мере, поговорить с актером. Но вызова на бис не последовало. Увлеченность исполнителя Гете была расценена как нацистская пропаганда; Вор нашел его повешенным и уже начавшим разлагаться на телеграфном столбе. Он был обнажен. Его голые ступни были объедены, и глаза выклеваны птицами, торс изрешечен пулями. Зрелище умиротворило Вора. Он рассматривал это как доказательство того, что смешанные чувства, пробуждаемые актером, были незаконны — если человека его искусство довело до такого состояния, то этот человек был действительно подлецом и мошенником. Его рот был раскрыт, и птицы начали выклевывать язык. Небольшая потеря.

Помимо прочего, существовало еще множество стоящих развлечений. Женщины не слишком занимали Вора, да и мальчики были не в его вкусе, но он обожал игру: на собачьих боях, где он мог испытать судьбу при помощи уродливых дворняжек; или игру в кости в каком-нибудь бараке; или в отчаянии заключая с умирающим от скуки патрулем пари о скорости облаков. Способ или обстоятельства мало занимали его, его интересовала только сама игра.

С юности это было его единственным настоящим пороком — это было оправданием того, что он стал Вором. До войны он играл в европейских казино, в основном в «очко», хотя он не брезговал и рулеткой. Теперь, всматриваясь через прошедшие годы сквозь завесу войны, развернутую перед ним, он вспоминал свои состязания, как вспоминают сны, просыпаясь утром, — как что-то невосстановимое и ускользающее все дальше с каждым дыханием.

Однако чувство потери изменилось, когда он услыхал о картежнике, его называли Мамулян, который, как говорили, никогда не проигрывает и приходит и уходит в этом лживом городе, как существо, возможно, даже нереальное.

И тогда, с Мамуляном, все переменилось.

2

Большинство россказней было слухами, и большинство этих слухов не имело ничего общего с истиной. Обычное вранье скучающих солдат. Разум военного, как обнаружил Вор, способен на рождение фантазий более причудливых и более убийственных по своей сути, нежели разум поэта.

Поэтому, когда он услышал байку о мастере карточной игры, который появляется из ниоткуда, вызывает на поединок любого желающего картежника и обязательно побеждает, он так и отнесся к ней, как к байке. Однако то, как эта апокрифическая легенда муссировалась, вносило некоторое смятение. Она не исчезала, чтобы уступить место какой-нибудь еще более нелепой сказке. Она постоянно повторялась: в разговорах на собачьих боях, в сплетнях, в настенных надписях. И, более того, хотя имена изменялись, отдельные факты оставались постоянными в каждом случае. В конце концов Вор начал подозревать, что в этой байке была доля истины. Возможно, где-то в городе былвеликолепный карточный игрок. Не полностью неуязвимый, такого, конечно, не бывает. Но этот человек, если он действительно существовал, был чем-то особенным. Рассказы о нем всегда сопровождались предостережениями, похожими на благоговение. Солдаты, заявлявшие, что видели его игру, говорили о его изяществе, о его почти гипнотической безмятежности. О Мамуляне они говорили, как крестьяне о дворянстве, и Вор, никогда не признававший ничьего превосходства, испытывал непреодолимое желание разыскать и развенчать этого карточного короля.

Однако, помимо основной картины происходящего, составленной им из разнообразных ложных слухов, существовало еще кое-что. Он знал, что ему надо отыскать и расспросить человека, который действительно встречался за карточным столом с этим фантомом, чтобы на самом деле начать отделять правду ото лжи.

Поиски такого человека заняли две недели. Его звали Константин Васильев, младший лейтенант, который, как говорили, проиграл Мамуляну все, что имел. Русский был огромен, словно бык. Вор чувствовал себя гномом рядом с ним. Но, если обычно большие люди обладают духом, достаточно широким, чтобы питать их анатомию, Васильев выглядел практически полностью опустошенным. Если он когда-то и обладал мужеством, сейчас его не было и в помине. Теперь это был беспокойный и слабый ребенок.

Потребовался час уговоров, добрая половина бутылки водки, купленной на черном рынке, и полпачки сигарет, чтобы заставить Васильева отвечать не односложно; но когда начались откровения, они хлынули потоком — исповедь человека, находящегося на грани полного духовного упадка. В его рассказе слышались жалость к самому себе и злость, но больше всего в нем чувствовался страх. Васильев был человеком, не помнящим себя от ужаса. Вор находился под сильным впечатлением: не от слез отчаяния, а от того, что Мамулян, безликий картежник, смог сломить сидящего напротив него гиганта. Под маской утешения и дружеских советов он старался выжать из русского всю информацию, которую тот мог предоставить, выискивая любую значительную деталь, чтобы облечь в плоть и кровь химеру, которую он исследовал.

— Ты говоришь, что он побеждает без единого проигрыша?

— Всегда.

— Ну а что у него за метод? Как он шельмует?

Васильев оторвался от созерцания голых плит паркета на полу.

— Шельмует? — недоверчиво переспросил он. — Он не шельмует. Я играл в карты всю жизнь — и с лучшими, и с худшими. Я видел каждый трюк, который может сделать человек. Но сейчас я говорю тебе, что он чист.

— Самый удачливый игрок хотя бы раз проигрывает. Законы везения…

Выражение невинного веселья появилось на лице Васильева, и Вор на какое-то мгновение увидел человека, который занимал эту крепость прежде, чем рухнуть в пропасть безумия.

— Законы везения для него ничто. Ты не понимаешь? Он не такой, как ты или я. Как может человек всегда выигрывать, не обладая особой силой, стоящей за картами?

— Ты веришь в это?

Васильев приподнял плечи и снова тяжело опустил их.