Тайна парагвайского золота (Парагвайский маугли) - К Енко

Вспыхнувшее пламя не только сожгло построенные дома, но и выжгло часть леса вокруг. Кочевавшее неподалеку племя индейцев мокоби назвало это место "аравера" - "молния". С тех пор название и закрепилось за деревней, жители которой снова отстроили свои дома.

Несмотря на пожар, они не захотели покидать эти места: совсем недалеко от деревни, расположенной в зеленой долине, проходила железная дорога из столицы - города Асунсьона к западной границе страны и на ней находилась железнодорожная станция, где жители могли продавать пассажирам поездов, останавливающихся на станции, различные товары: бананы, вареные тыквы, шкуры различных животных, змеиную кожу и свежую родниковую воду. В этих местах жарко и влажно, и пассажиры, выходившие на остановке, в первую очередь выпивали по кувшину холодной воды.

* * *

Ансельмо разбудили звуки, раздававшиеся на кухне. Подняв голову от подушки, он прислушался и понял, что завтрак скоро будет готов и пора вставать.

Вставать - это значит соскочить с топчана и натянуть штаны. Ходил он босым, рубахи у него не было.

В голове быстро промелькнули первые мысли: скорее поесть, потом собраться и бежать вместе с другими ребятами на станцию, чтобы успеть к приходу первого пассажирского поезда.

Покончив с немудреной одеждой, Ансельмо выглянул в окно. Оно представляло собой прямоугольное отверстие в стене глинобитного дома, завешенное темной тряпкой. Ни рамы, ни стекол не было. Пол в хижине был земляной, крыша из жестких, плотно уложенных друг к другу пальмовых листьев, связанных тонкой бечевкой.

Ансельмо увидел, что яркий свет зари уже кое-где стер темные пятна, которые ночь ещё оставила между ветвей деревьев, и что под навесом сарая, где находилась кухня, его взрослый брат Рамирес пил чай-мате. Рамирес поковырял заостренной палкой в очаге, и угольки, затрещав, вспыхнули множеством огненных точек.

Отца Ансельмо не было дома. Два месяца назад он ушел работать на плантацию йерба-мате и с тех пор не подавал вестей. Брат работал на вывозке бревен, но сегодня, в воскресенье, его отпустили на местный праздник.

В жестяном чайнике кипятилась вода для "мате косидо" - "горячий чай". Под горячей золой жарилась маниока - любимое блюдо Ансельмо. А его мать нья1 Франсиска готовила мвейу и думала о муже, который уехал в поисках счастья на сборы йерба-мате в район Альто Парана. Он был трудолюбив и ушел, устав от нищеты и жизни без надежд.

- Идите сюда! - позвала нья(1) Франсиска всех на завтрак.

(1) - сокращенное от донья, госпожа.

В кухне находился стол, на котором стояли высокие жестяные кружки с мате косидо; на середине стола возвышалась гора горячих мвейу - лепешек в видавшей виды фарфоровой тарелке.

Когда Ансельмо окончил еду, солнце ещё не показалось из-за пальм, окружавших деревню. Он прошел в широкий и темный коридор и на ощупь начал собирать нужные ему вещи. Он знал, где они лежат, и поэтому сборы были недолги.

Выйдя из дома, Ансельмо встретил ватагу таких же ребят, как и он. Кто-то из них нес на станцию на продажу связки бананов, кто-то холодную воду в жестяной банке, когда-то служившей канистрой для бензина, или в банке, на которой ещё сохранилась надпись "Компания Боканегра. Оливковое масло".

К станции шла дорога, избитая колесами телег, на которых перевозили бревна, заготовляемые в лесу. Кругом лежала красного цвета пыль. Красная земля - краснозем, разбитая колесами телег, высушенная палящим солнцем, при малейшем ветерке поднималась в воздух и тонким слоем покрывала траву и листья кустов, росших на обочине дороги.

Ребячьи ноги, шлепавшие по мягкой красной пыли, взбивали её почти до колен. Идти по такой дороге было мягко и приятно, и ребята, сбившись в тесную группу, все ускоряли и ускоряли шаг, стремясь не опоздать к поезду. А услышав ещё далекий свисток паровоза, перешли на бег, но бежать было трудно: мешали тяжелые банки с водой и крупные связки бананов. Они царапали кожу, набивали бока.

И все же Антонио, друг Ансельмо, преодолевая тяжелое дыхание на бегу, крикнул, обращаясь сразу ко всем:

- После поезда сыграем в болиту!

Говоря это, мальчик споткнулся, на него налетели бежавшие сзади, но в это время ребята увидели поезд, выползавший из-за поворота.

Антонио получил хорошего пинка за задержку и хотел было ответить, но все помчались вперед ещё быстрее, чем раньше, увлекая его за собой.

У самого станционного здания, одноэтажного, у которого обрывалась проселочная дорога и начинался железнодорожный перрон - широкий дощатый настил, росло огромное дерево ябанобо с густой раскидистой кроной, тени которой хватало на все здание и часть дощатых столов, сбитых кое-как для торговли. На них располагались женщины, предлагавшие еду пассажирам. В глиняных мисках была вареная тыква, вареная фасоль с перцем, разрезанные дыни, помидоры.

Ребята прибежали в самый раз. Поезд только что подошел, пассажиры высыпали из вагона и разбрелись по перрону.

Первое, что хочет пассажир, - это выпить воды. Палящая жара, духота в вагонах, солнце, нещадно посылающее свои испепеляющие лучи на землю, многих пассажиров доводили до полного изнеможения, и они хотели только одного: "воды... воды".

И первым на весь перрон закричал Ансельмо:

- Вода! Вода!.. Свежая вода!

Буквально через десять шагов отозвался Антонио:

- Вода! Че карай! Господин! Один гуарани кувшин!

К Ансельмо подошел пассажир, который выпил сразу два кувшина воды.

Ансельмо быстро распродал свою воду. Двигаться сразу стало легче, но оставались ещё бананы.

- Бананы! Десять гуарани дюжина! Возьмите бананы, они совсем спелые!

Ансельмо, как и другие ребята, не ждал, пока пассажиры подойдут к нему. Он приближался к пассажиру и, не стесняясь, втискивал ему в руки свои бананы, приговаривая:

- Спелые, берите... Очень вкусные!

Послышались удары станционного колокола. Пассажиры заторопились к вагонам, и Ансельмо, распихивая по рукам отъезжающих оставшийся товар, уже не торговался, а брал ту цену, какую давали: не нести же бананы назад!

Все-таки он распродал весь свой товар. И когда поезд отошел от перрона, с дальнего его конца послышался крик Антонио:

- Теперь сыграем в болиту!

Ребята спрыгнули с перрона и отыскали площадку с ровной и мягкой землей.

Быстро вырыли несколько неглубоких ямочек, расположенных одна за другой. Смысл игры заключался в том, чтобы мячик - тугой комочек натурального каучука - прокатился по большему числу ямочек, не застревая в них.

Игра называется болито, от слова боло - мяч, а сам мячик - кокито. У каждого мальчика свой мячик. Все мячики должны быть примерно одного веса и размера.

Играли азартно, на деньги, полученные от продажи своих товаров.

Антонио, страстному игроку в болито, на этот раз не везло - его все время обыгрывал Хулиан, мальчик из соседней деревни, расположенной по другую сторону железнодорожного полотна. Мальчишка был ниже ростом, но шире его в плечах.

Антонио злился по поводу проигрыша и искал случая, чтобы затеять драку.

Когда Хулиан, опустившись на колени, покатил в очередной раз свой болито, Антонио, не дав ему подняться, ударил его кулаком в подбородок.

- Обман! Обман! - закричали ребята.

Желая оправдать себя, Антонио отрывисто бросил, весь ощетинившись и приготовившись к драке:

- В свое кокито он положил груз и потому выигрывает!

Хулиан оказался не из робкого десятка. Вскочив на ноги, он молча набросился на Антонио, выставив вперед кулаки.

- Соки! Соки! - Драка! Драка! - закричали остальные ребята.

И драка началась.

Взмахнув несколько раз руками попусту у носа Антонио, Хулиан изловчился и, сколько было сил, ударил Антонио по глазу. Тот на мгновение присел от боли, взвыл, но ребята продолжали кричать:

- Соки! Соки!

Отступать было невозможно, и Антонио снова подступил к Хулиану.

Сцепившись руками, противники били друг друга ногами, пытаясь свалить на землю - тогда выявился бы победитель и драку можно было бы прекратить.

Одна из женщин, торговавшая чем-то съестным за столом на перроне, встревожилась дракой ребят. Может быть, она вспомнила своих детей и по опыту знала, что драки, даже у малых детей, могут кончиться поножовщиной.

Женщина взяла со стола большую деревянную ложку с длинной ручкой, с которой на землю капало что-то скользкое и тягучее. Она была худа, с бесцветным выражением глаз, высохшей грудью. Босые её ноги со шрамами и рубцами на коже, полученными во время тяжелой работы в поле, не знали обуви. Лицо с крупными морщинами, прокаленными солнцем, имело цвет обожженной глины.

Шла женщина не спеша, в такт шагам помахивая ложкой. А подойдя к ребятам, молча начала раздавать удары направо и налево, стремясь попасть своей ложкой обязательно по голове. От удара шел звук: шпок! шпок!

Тот, кто получал такой удар, на какое-то мгновенье обалдевал, зато потом пускался наутек со всех ног, потому что удары продолжали сыпаться с неимоверной быстротой.