Избранная луной - Филис Кристина Каст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мари снова взяла руку матери в ладони и погладила ее:
– Рада, что тебе нравится, только рука не получилась такой же хрупкой и изящной, как в жизни.
Леда прижала ладонь к щеке Мари:
– Поправишь, и выйдет замечательная работа, как все твои рисунки.
Она нежно поцеловала дочь в лоб и добавила:
– Я для тебя приготовила подарок, девочка моя.
– Подарок? Правда?
Леда лукаво усмехнулась:
– Подарок, да еще какой! Закрой глаза и стой здесь. – Леда поспешила в дальнюю комнатку, служившую ей спальней, а заодно сушильней и кладовой для пряных трав. Выскользнув оттуда, она встала перед дочерью, заложив руки за спину.
– Что это? За спиной прячешь – значит, маленькое. Новое перо?
– Мари, я же просила не подглядывать! – пожурила Леда.
Девушка зажмурилась покрепче и улыбнулась.
– А я и не подглядываю! Просто я сообразительная, вся в маму! – похвасталась она.
– Да еще и красавица, вся в папу, – добавила Леда и водрузила свой подарок на голову дочери.
– Ой! Да это же девичий лунный венец! – Мари осторожно сняла с головы затейливый венок. Из плюща и ивовых лоз Леда сплела основу и украсила ее ярко-желтыми цветами. – Так вот, мамочка, для чего ты одуванчики собирала! Я думала, на вино.
Леда засмеялась:
– Вино я тоже сделала, а заодно и лунный венец для тебя сплела.
Мари приуныла:
– Я и забыла, что сегодня первое весеннее полнолуние. Думаю, Клан отпразднует на славу.
Мать сокрушенно покачала головой:
– Хорошо бы, да только, боюсь, веселье будет омрачено, ведь многих Землеступов недавно взяли в плен Псобратья. Чую, Мать-Земля неспокойна, будто грядут перемены к худшему. Наши женщины погружены в печаль более обычного, а что до мужчин… Знаешь ведь, как беснуются наши мужчины от ночной лихорадки.
– Не то слово беснуются – звереют. Землерылы проклятые!
– Не смей называть так свой народ, Мари. Можно подумать, они не люди, а чудовища!
– Мама, это лишь наполовину мой народ, а по ночам они и вправду чудовища. Мужчины уж точно. Что бы с ними стало, если бы ты каждую третью ночь не смывала с них ночную лихорадку? Известно, чем бы все кончилось. Вот почему никто, даже сородичи по Клану, не должен знать дороги к норе Жрицы.
Тревога и страх придали резкости словам девушки, и она тут же пожалела о сказанном, заметив, как омрачилось лицо матери.
– Мари, имей в виду, ночью даже во мне дремлет чудовище.
– В ком угодно, только не в тебе! Про тебя я бы ни за что так не сказала! Ни за что!
– Но если бы не луна, я тоже превратилась бы в землерылиху. К несчастью, наши сородичи не умеют сами, как я, призывать луну, вот мне и приходится помогать им через две ночи на третью. Сегодня третья ночь, да еще и первое весеннее полнолуние. Наш Клан соберется, и я всех омою, чтобы открылись они любви и радости, не погрязли в тоске и гневе. Ты же все это знаешь, Мари. Что тебя тревожит?
Мари покачала головой. Разве скажешь маме, милой, доброй, умнейшей маме, которая одна знает о дочери правду и любит ее вопреки всему, что с недавних пор их мирок сделался ей тесен?
Ни за что не созналась бы девушка в подобных мыслях, как Леда никогда не раскрыла бы правду о дочери.
– Да так, пустяки. Наверно, полнолуние виновато. Я чувствую луну даже здесь, в норе, даже до ее восхода.
В появившейся улыбке Леды сквозила гордость.
– У тебя мой дар, а то и больший. Пойдем сегодня вместе, Мари. Надень свой лунный венец и раздели праздник с Кланом. Силу луны легче всего притягивать в полнолуние, а сегодня луна будет огромной и яркой, как солнце.
– Нет, мама, только не сегодня. Я устала терпеть неудачу за неудачей перед тобой, не хватало еще осрамиться перед Кланом.
Леда продолжала улыбаться.
– Верь матери. У тебя мой дар, а то и больший. Вот из-за этого «больше» и учить тебя тяжело.
– Тяжело? – Мари снова вздохнула. – Хочешь сказать, бесполезно?
– Полно преувеличивать! Ты жива, здорова телом и духом. Ни днем ни ночью, ни при луне ни без нее ты не впадаешь в тоску или безумие. Это главное, а остальное придет с опытом, только наберись терпения.
– Другого способа научиться нет, ты уверена?
– Уверена. Это так же, как с твоими рисунками: сколько ты трудилась над ними, пока они не стали оживать под твоей рукой!
– Рисовать куда проще!
Леда тихонько засмеялась:
– Кому как. – Но улыбка тотчас сбежала с лица матери. – Ты же знаешь, Мари, скоро я должна буду выбрать себе преемницу. Дальше тянуть некуда, женщины Клана заждались.
– Я пока не готова, мама.
– Тем более надо идти со мной. Встанем рядом перед Кланом, и ты попробуешь призвать луну. Пусть женщины Клана успокоятся. Пусть увидят, что я начала тебя учить, хотя пока и не объявила во всеуслышание своей преемницей.
Мари вздернула уголки губ:
– Начала учить? Леда, ты меня учишь с рождения!
– Ученица из тебя способная. И перестань называть меня Ледой.
– Тугодумка я, а не способная ученица, матушка!
– Ты не тугодумка, Мари. Ты многогранна: твой ум, задатки, достоинства – все многогранно. Со временем из тебя выйдет прекрасная Жрица.
В серых внимательных глазах Леды светилась мудрость.
– Но только если ты захочешь ею стать.
– Не хочу тебя разочаровывать, мама.
– Я никогда в тебе не разочаруюсь, какой бы путь ты ни избрала.
Леда вновь поморщилась от боли: по ее телу опять пробежала дрожь, а серебристый отлив кожи перешел с изящных кистей рук выше, на предплечья.
– Хорошо, пойдем, – решилась девушка.
Мать просияла:
– Ах, Мари, порадовала ты меня!
На время позабыв о боли, Леда поспешила в свою комнату. Было слышно, как она стучит горшками, роется в корзинах, как звякают хрупкие стеклянные пузырьки с целебными травами, настоями и мазями.
– Нашла! – Мать вернулась со знакомой деревянной чашей. – Давай-ка пройдемся по твоему лицу. Волосы тоже пора покрасить, но не сегодня.
Мари, сдержав вздох, подставила лицо, и мать нанесла на него грязноватую смесь, помогавшую хранить их тайну.
Леда работала молча: густо смазала дочери лоб, замаскировала выступающие скулы, нос, нанесла липкую серую глину на шею и руки. Завершив работу, она внимательно осмотрела Мари и легонько коснулась ее щеки:
– Ступай к окошку, проверь.
Девушка хмуро кивнула. В сопровождении матери она прошла в глубь помещения, поднялась по каменным ступеням в аккуратную нишу, вырубленную в скале, и отодвинула продолговатый прямоугольный валун. Теплый ветерок ворвался в комнату, лаская лицо Мари, словно материнская рука. Она глянула в образовавшийся проем – краски дня уже поблекли, небо на востоке потускнело. Мари подставила руку под льющиеся белесые лучи, затем поймала взгляд матери.
Глаза у Леды, как и у Мари, были серые, глубокие, отливали серебром. «До чего же это красиво!» – подумала девушка.
При свете полной луны из глаз дочери, точь-в-точь как у матери, струились серебряные лучи.
Кожа у обеих поблескивала. Девушка нежилась в лунном свете, пока ее тело наполнялось силой и покоем.
Томясь тоской по луне и таившейся в ночном светиле силе, Мари высунула в оконце руку с сомкнутыми пальцами. Она хотела зачерпнуть пригоршню лунных лучей, но вместо тонкого серебристого света на пальцах проступил желтый огонек закатного солнца. Рука дрогнула. Девушка отдернула ее, раскрыла ладонь и залюбовалась филигранным узором. Достаточно совсем немного солнца, чтобы он, изящный, яркий, появился на коже. Мари прижала руку к груди, и золотистый узор исчез, как исчезают сны после пробуждения.
У мамы ничего подобного не бывает. Мари во многом на нее не похожа.
Оконце закрыли.
– Ничего, девочка моя, возьмем-ка твой летний плащ. Он совсем легонький, не запаришься, зато…
– Зато рукава прикроют руки, ведь солнце еще не зашло, – закончила Мари.
Она осторожно спустилась с лестницы и подошла к корзине, где хранились плащи.
– Жаль, что тебе нужно таиться. Ах, если бы все было иначе! – Мамин голос звучал тихо и печально.
– Я бы тоже так хотела, мама, – отозвалась девушка.
– Мне очень жаль, Мари. Ты ведь знаешь, я…
– Ничего, мама. Честное слово, я уже привыкла. – Девушка, старательно придав лицу беззаботное выражение, повернулась к матери. – Может быть, когда-нибудь перерасту…
– Нет, девочка моя, не перерастешь. Отцовская кровь в тебе течет пополам с моей, и я ни о чем не жалею. Ни о чем, несмотря на все трудности.
А я жалею, мама. Жалею. Но вслух Мари ничего не сказала, а лишь основательно закуталась в плащ и вслед за Ледой покинула уютную норку.
2
Держась вместе, Мари и Леда вскарабкались на каменистый уступ, откуда виднелась Поляна собраний – на первый взгляд ничем не примечательный просвет среди болотистого южного леса. Меж ив и боярышника, остролиста и папоротника вился ручей. Он и плакучие ветви деревьев особенно притягивали взгляд. И не сразу, а со второго, а то и с третьего раза можно было сверху, с уступа, разглядеть, что скрывалось в гуще зелени. Там, на опрятных грядках под присмотром женщин Клана, росли ранняя капуста, кружевной салатный цикорий, пышный латук, посаженный к весне чеснок.
