Во все Имперские ТОМ 10 Крокодил - Альберт Беренцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Размышляя о подобных важных вопросах, я и сам не заметил, как заснул.
Но уже через несколько минут проснулся — как и всегда резко и готовый к действию. По кургану метались голубые сполохи, я вскочил на ноги. Тая тоже проснулась и тут же выругалась.
Полётов и Кабаневич вернулись, Великий князь даже успел переодеться, теперь на нём была медвежья шуба и бобровая шапка, больше головы Полётова раз в пять, что делало князя похожим на члена советского Политбюро.
Но вернулись мои товарищи не одни — из голубых вспышек уже вывалились еще пара парней с крашеными бородами. Первого я знал, это мой хороший знакомый Аристотель Кабаневич. У второго борода была ярко-желтой, этого я тоже знал, но его имя уже давно забыл. Кабаневичей было слишком много, запомнить их всех было бы просто нереально…
Но и это было еще не всё. Вместе с кабанчиками прибыла и крайне мрачная девка в черном, напоминавшая какую-то готку прямиком из 2007 года. Под глазами у девки лежали тяжелые синие круги, которые весьма гармонировали с её волосами — длинными, черными и спутанными в колтуны.
На барышне было длинное черное платье до пола, черная же парка, расшитая изображениями серебряных черепов и отделанные черным мехом сапоги…
Девушка определенно не в моем вкусе, я не был ценителем таких декаденток-наркоманок, да и смотрела эта неизвестная магичка как-то уж слишком мрачно и по-волчьи.
Впрочем, через секунду я вообще забыл про её существование, потому что увидел еще троих магов, которых притащили с собой Кабаневичи.
Первого я не знал, этот был бородатым и одет, как нищеброд. Больше всего он напоминал натурального вокзального бомжа. Да, странную компанию нашёл себе Полётов…
Зато второй и третий были моими хорошими знакомыми — князя Глубину и моего лучшего друга Шаманова я узнал сразу.
— Господи, Акалу! — я тут же бросился обнимать Шаманова.
Шаманов расхохотался, но на мои стальные объятия ответил довольно слабо.
— Полегче, Нагибин! Меня пытали почти двое суток. Кости мне переломаешь, я еще слаб.
— Рад видеть тебя живым, — серьезно произнёс я, потом пожал руку Глубине, — И вас тоже, князь. Глядите, господа, у меня новая жена…
Я подтащил к себе Таю.
— Чего? — Шаманов опешил, — Вот ОНА твоя жена? Вот эта синеволосая сука, которая…
— Это все в прошлом, Акалу, — резко осадил я друга.
— Если вы будете и дальше жениться с такой скоростью, князь, то в Империи скоро закончатся девицы, — ехидно заметил Глубина в своей обычной манере.
Я вдруг спохватился и попытался придать своему лицу скорбное выражение:
— Акалу, боюсь, что у меня плохие новости. Твои родичи…
— Да, я уже знаю про их смерть, — эскимос тоже помрачнел, — Полётов мне все рассказал. Я надеюсь, они погибли не напрасно, Нагибин.
— Так и есть, Акалу. Они погибли, как АРИСТО, верные чести и своему долгу. И я никогда не забуду их имён, клянусь тебе!
Вот последнее было не совсем правдой. Погибшую возле Петропавловки девушку звали Айей, и она приходилась Шаманову племянницей. А вот как звали единокровного брата-бастарда Шаманова, сгинувшего в Питерском метро, я уже хрен помнил. Помнил только, что его имя я едва мог выговорить даже при жизни бедного парня…
Мда, похоже, что я и правда полное дерьмо, которые не помнит даже имён своих самых верных бойцов.
Но я поспешил прогнать эти мысли из головы, а заодно и сменить тему.
— Твои датские наёмники живы, Шаманов, — сообщил я, — Они сейчас охраняют самого канцлера — мою жену Ладу.
— Это тоже знаю, — кивнул Шаманов.
— А вот знает ли ваша жена Лада про вашу новую жену Таю, м? — спросил с присущим ему тактом князь Глубина.
— Не знает. Пока что, — ответил я, — Я сам сообщу ей эту приятную новость, но позже. Спасибо за заботу, князь. И, кстати, вам я тоже выражаю свои соболезнования — по поводу ваших наёмников, погибших у Петропавловки…
— Откровенно говоря, эти наёмники были полным дерьмом, — пожал плечами Глубина, — Кроме того, я их взял в кредит и застраховал, так что ничего страшного. Наёмников бабы еще нарожают.
— Тут не поспоришь, — усмехнулся я, — Собственно, что этот ублюдок Павел Стальной от вас хотел? И почему вы здесь, почему он вас отпустил?
— Самозванец был в ярости, когда ты перетащил на свою сторону его Лейб-стражниц, Нагибин, — объяснил Шаманов, — На остальных твоих пленников ему было плевать, но вот предательство Лейб-Стражниц вывело самозванца из себя, насколько я понял. Так что нас всех пытали в отместку за этих стражниц. От нас хотели информации. Но они её не получили!
— Это не пытки, это ерунда, баронет, — махнул рукой Глубина, — На самом деле Павел Стальной вас боится, Нагибин. Так что Палачевских и Пыталовых, слава Богу, не допустили нас допрашивать. Нами занимались Отравищины, а они могут разве что затуманить разум, а не причинить настоящую боль. Так что мы ничего не сказали — ни я, ни ваш друг Шаманов. Мы остались верны вам и ложе, князь.
— Я это ценю, — я кивнул, — Так почему вас отпустили?
— Да просто Павел Стальной по слухам без сознания уже сутки, — пояснил Шаманов, — Так что Империей теперь правит твоя жена. Она и приказала нас отпустить, немедленно, как Павел Стальной утратил дееспособность.
— Слушайте, нам на самом деле очень многое надо обсудить, друзья… — вздохнул я.
— Нет времени ничего обсуждать, — отрезал Полётов, — Так что если хотите болтать, господа — покиньте курган. Ибо здесь будет сейчас происходить МИСТЕРИЯ.
Глубина, Шаманов и неизвестный бомж все трое уставились на погребальную ладью, освещенную нашими аурами.
Разноцветнобородые Кабаневичи уже давно пялились на эту ладью круглыми глазами, судя по всему, они-то знали, куда пришли. А вот моих друзей Полётов, видимо, не известил заранее о том, куда им предстоит телепортироваться.
— Это чего… — перепугался Шаманов, — Это…
— Это Рюрик, — коротко объяснил Полётов, — И тот факт, что я привёл вас к нему, показывает высочайшую степень моего доверия к Его Высочеству князю Нагибину и его друзьям.
— И я это отметил, князь, — подтвердил я, — Спасибо.
Глубина подошёл ближе к ладье и хохотнул, указав на мертвую эксимоску:
— Шаманов, вон ваша бабка лежит.
— Бабка? Ей по виду лет меньше, чем мне! — Шаманов пришёл то ли в ужас, то ли в восторг.
— В прежние времена барышни выходили замуж
