Переводчик - Аркан Карив

книги по иудаизму: "В честь восьмидесятилетнего юбилея Давида Бен-Гуриона в 1967 году был устроен банкет в Калифорнийском университете. Один арабский студент обратился к Бен-Гуриону с вопросом: "Когда, да продлит Аллах Ваши дни, Вы предстанете перед Всевышним, как оправдаетесь Вы перед Ним за то, что прогнали арабов и присвоили себе их землю?" Бен-Гурион ответил: "Я скажу ему: Ты сам обещал эту страну Аврааму, Исааку и Иакову четыре тысячи лет тому назад, а мы являемся их потомками, то есть, наследниками".

Один раз я получил заказ на перевод очень недурной прозы: "В те дни понятия равенства и братства уже начали утрачивать свое очарование. Однако герцог понимал их на свой манер и без малейшей предвзятости оделял любовью все классы, не делая различия между простушками и дамами благородных кровей: в постели герцога их лица озарялись совершенно одинаковой улыбкой". Но не успел я приступить к работе, как у заказчика кончились деньги.

Еще я перевожу рекламу, политические памфлеты, курсовые, семинары, конференции, пресс-релизы, научные статьи и даже полицейские протоколы, а когда к нам приехал Горбачев, я и его перевел, да так синхронно, что вырученных денег хватило на поездку в Синай. И там, в Синае, на берегу Красного моря, в бедуинском бамбуковом вигваме я осуществил свою старинную мечту... Но

- чу! Забурлила ниагара. Захлопали двери. Выше стропила, плотники! Вернулся Эйнштейн. "Собирайся! - гаркнул, помолодевший, пружинистый и грозный, - мне надо проведать мой бизнес. Пожрем в городе и прямо оттуда рванем на Беэр-Шеву!"

Эйнштейну понравилось, и он стал принимать фехтовальные позы и делать туше: "На Беэр-Шеву!"

Я напомнил, что мы еще должны забрать Юппи.

- Заберем, не сцы! Собирайся давай. А то не успеем... Дык!.. На Беэр-Шеву!

О, как я ненавижу сборы! С беспощадным реализмом они обнажают мою полную бытовую несостоятельность. Носков оказывается недопустимо мало, а те что есть - дырявые или грязные. Армейские ботинки протерлись до картонной белизны, и нет гуталина, чтобы замазать позорище. Кончилась пена для бритья, дезодорант на исходе. У дорожной сумки сломана молния. Я думал, что я денди и плейбой, а, присмотреться, так - просто засранец.

Покидав в сумку, что бог послал из белья и предметов личной гигиены, я стал укладывать самое дорогое и, совершенно, между прочим, необходимое для успешного прохождения службы: газовый примус, кофейные чашечки, пакетик с травой, кассеты с музыкой, уокмен, "Арабский язык, часть первая, для начинающих", а книг брать не стал, потому что серьезные в армиии все равно читать не станешь, а детективов Юппи запасет на всех. С криком "На Беэр-Шеву!" подскочил Эйнштейн и впихнул сверху пачку "Кавалеров".

- На фига?!

- Чтоб читать, жлоб!

Зильбер тогда еще не знал, да и не мог знать, какую необыкновенную роль предстоит сыграть этим журналам в его судьбе.

Глава вторая Экскурсия. Старый город. Знакомство

Весенний месяц нисан отмечен народной мудростью, как месяц ненадежный,

дурной, переменчивый. Над робеющим ранимым солнцем глумятся оборванные юркие облака. Ветерок дует с подтекстом. Погода стоит неверная, демисезонная. Но зато белесый зной летнего иерусалимского камня еще не вытеснил пастельную оранжевость зимы. Воздух пока еще дрожит не от жары, а от нежности. Душа полна волнующих предчувствий. Так хочется пустить кораблик по ручью! И втюриться в кого-нибудь по горло.

- А где мы будем нынче жрать, Альбертик? А? Мне манчес истерзали весь желудок.

- Не знаю. По дороге решим. Ключи мои не видел? Куда я, блин, ключи от машины свои дел?!

Я немного поклянчил у Эйнштейна дать порулить, но он сказал, чтобы я шел в жопу, пока не сдам на права. Просвещенный читатель имеет, конечно же, все основания усомниться в правдоподобности такой детали, как отсутствие в наше время водительских прав у героя - интеллектуала и израильтянина. Ну и что же? Я читал один роман, так там герой не умел даже звонить по телефону. А был, между прочим, русский филолог!

И, все-таки, жаль, что у меня нет прав. Столько упущенных возможностей! Я бы мог, например, открыть собственный бизнес и возить в микроавтобусе туристов. "Иерусалим Мартына Зильбера", тематическая экскурсия. Со временем она стала бы культовой, бизнес расширился; меня заменили бы профессиональные экскурсоводши - архивные девушки с чахоточным румянцем и зачесанными за уши русыми волосами. "Друзья! Попрошу минуточку внимания! Мы с вами проезжаем паб "Пророки". Сюда Зильбер попадает сразу по прибытии в Израиль; здесь он бурно отмечает репатриацию; влюбляется в девушку своей, как ему в тот момент кажется, мечты; танцует в ее честь на стойке бара стриптиз; получает бутылкой по голове от друга девушки, и приходит в себя уже в КПЗ, что на Русском подворье - мы сегодня побываем там, друзья, это недалеко - где и встречает первый на исторической родине рассвет..."

Потом экскурсантов везли бы в Старый Город. От Сионских ворот пешком под клекот гусей да петухов из-за стен армянского монастыря-коммуны, с заходом в каменный мешок под названием улица Арарат и остановкой у железных ворот с намалеванным на них масляной краской номером двенадцать. "В этом доме Зильбер проводит свою первую иерусалимскую зиму. Если нам повезет, и хозяева позволят подняться наверх, вы сможете ближе ознакомиться с бытом и нравами..."

Туристам повезет едва ли. На робкий стук ворота отопрет старый армянин Ваан с ложнобиблейским лицом, которое перекосится от злобы, когда он узнает, чего от него хотят. Он затрясет зачехленным в сванскую шапочку лысым черепом, замашет худыми кулаками и зашамкает проклятьями на наждачной палестинской смеси. Сцена выйдет буйно живописной, и, что ни говори, некоторое представление о нравах туристы получат. Жаль только, что Ваан не изобразит им на своем алюминиевом английском истошное why did you bring a girl!!!, чуть не сделавшее меня импотентом.

Далее в плане экскурсии значится обед в ресторане "Таверна" на улице Патриархии. Отправимся туда и мы с товарищем.

Должен сразу отметить, что в общественных местах с Эйнштейном появляться конфузливо. Он так нагло и откровенно разглядывает женщин, так неприкрыто вперивается стекляшками береевских очков им в жопу, громко ее при этом обсуждая, что мне хочется поскорее отмежеваться и крикнуть: "Я тут ни при чем!". Женщины и без того склонны подозревать во мне грубость. Моя странная внешность вечно вводит их в заблуждение. Мне говорили, что я похож на итальянского фашиста, что мне пошло бы имя Бахыт Кенжеев, что мое место в чеченской мафии. И череп у меня лысый как коленка. Как бы там ни было, я знаю по опыту, что на первый взгляд вызываю в женщинах настороженность. А тут еще это чудовище рядом. Орет:

- Зильбер, зацени какая птичка! Вон за тем столиком. Видишь?! С двумя старперами.

Я стыдливо поднял глаза от пепельницы.

Не знаю, о каком таком инфернальном изгибе трактовал Митя Карамазов, но для меня вся дьявольская прелесть сошлась в изгибе губ Махи обнаженной с одноименной картины Франсиско Гойи. Не следует думать, что другие изгибы Махи ускользнули от моего внимания, - я изучал их все годы отрочества, но, если говорить об инфернальности - а именно об этом свойстве изгибов у нас без дураков идет сейчас речь, то я готов восклицать вновь и вновь, и, может быть, даже с легким стоном: "О, эти губы!.."

Так вот, стыдливо, повторяю, подняв глаза от пепельницы, я сразу узнал - по любимым губам - девушку своей мечты и поспешил предупредить Эйнштейна:

- Молчи, козел! Она - русская!

Я собирался объяснить, почему я в этом так уверен, как вдруг девушка встала (на ней был джинсовый комбинезон, а я их обожаю) и, подхватив сумочку, направилась в дамскую комнату.

- Щас проверим, - сказал Эйнштейн. - А за козла ответишь!

Ему я уже ничего не успею объяснить. Читателю же - с удовольствием! Дело в том, что два пожилых солидных господина, от чьих столика поднялась и направляется в нашу сторону девушка с губами гойевской Махи, это профессора кафедры славистики иерусалимского университета: лермонтовед Вайскопфф и пушкинист Шварцкопфф. И, кроме, как по-русски, беседовать они могут разве что, на церковнославянском. Лингвистический тест, таким образом, прозвучит, по меньшей мере, неуместно.

- А у ней на шейке засос!

Девушка остановилась, посмотрела на меня, и я с готовностью изобразил на лице букет извинений. Девушка наморщила лоб:

- Co to jest "zasos"?

У Эйнштейна отвисла челюсть. У меня выросли крылья. И я начал потихоньку ими хлопать, готовясь к взлету

- Tak to pani jest polka!.. Ja tez troche movilem po polsku, ale juz wszystko zapomnialem...

- Но, не страшно, - утешила меня незнакомка, - я говорю по-русски. По хебрайски тоже говорю немного. Только я не знаю, что такое засос. Это как паук, так?

- Так, так! - заверещал Эйнштейн, которого, между прочим, не спрашивали. - Девушка, а как вас зовут?

- Малгоська. Для русских звучит немного смешно, я знаю...