Ключи к чужим жизням - Лариса Теплякова

Когда за ней закрылась дверь, он вернулся в спальню, включил телевизор и лег на просторную кровать. Постель услужливо сохранила знакомый тонкий запах кожи и тепло желанной женщины. Он будет спать на этой простыне, в ауре своей запретной любви до утра. А на следующий день он расстелет другую простыню. Светлана любит свежесть и чистоту, а в этой квартире все подчинялось её вкусам.

Блондинка не появлялась. Я ждал, она не шла. Свою машину я предусмотрительно поставил в стороне от подъезда, за большими деревьями, так, чтоб не привлекать внимание, но обеспечил себе возможность наблюдать за входной дверью. Женщина не могла проскользнуть мимо меня незамеченной. Это называется так – был в засаде. Я почему-то ощущал, как внутри возникает глухое раздражение, хотя долгие часы наблюдения для меня не в новинку. Что-то злило меня, и это что-то мешало думать.

Почти совсем стемнело. Двор освещался отвратительно. Я небрежно просматривал журнал в тусклом свете автомобильной лампочки. Обычно в таких ситуациях мои бывшие коллеги много курят или пьют крепкий кофе из термоса. Я напрочь лишен этих пристрастий: не курю вообще и кофе терпеть не могу. На мой вкус неплохо было бы рюмку-другую хорошей водки, да за рулем я никогда не позволяю себе спиртного. Ломать свои привычки я не вижу смысла.

Раздражение нарастало. Наверно, все-таки погода сказывалась. Мы все от чего-то зависим. От странного стечения обстоятельств. От бестолкового правительства. От дрянной погоды. От женщин. От женщин, между прочим, мы зависим значительно, хотя часто не признаемся себе в этом. А эта наша подчиненность им начинается с раннего детства. Мать, бабушка, учительницы в школе. Позже – подруги, жены. Мы вырываемся из-под опеки, хотим доказать себе, друзьям и им, женщинам, что вольны и смелы в своих поступках. Говорим дерзости, делаем глупости, допускаем ошибки, но, впрочем, чего-то все-таки достигаем в этой жизни. Забравшись на какую-нибудь малую высотку успешности, мы сразу жаждем их оценок и одобрения. О, как мы зависим от их оценок! А они умеют быть терпеливыми и вертят нами исподволь. Самые умные из них делают это виртуозно.

Я уже склонялся к мысли, что она осталась там ночевать, в этой квартире на третьем этаже, хотя раньше такого не случалось. Но все же она появилась на дорожке, ведущей от двора дома № 6 к Союзному проспекту.

Мое раздражение сменилось беспокойством. Как может тот парень, к которому она приходит сюда, отпускать её одну в поздний час? Неужели не в состоянии этот Дон Жуан подвезти свою любовницу или вызвать ей такси? Я пока не видел его, но твердо убежден, что именно к мужчине так осторожно приходит высокая красавица-блондинка в сумерках. Я уже сам намеревался узнать о нем подробнее в самое ближайшее время. Очень хотелось понять, каков он!

Я дал ей уйти немного вперед, потом медленно поехал за ней на безопасном расстоянии. Молодая женщина в элегантном пальто остановилась у обочины и начала голосовать. Я вырулил так, чтоб оказаться именно тем, кого она остановит.

Блондинка села ко мне в машину, практически не взглянув на меня. Меня это устраивало и не устраивало одновременно. Я пока не хотел, чтоб она меня приметила и запомнила. С другой стороны меня возмутила её непростительная неосторожность. Ну, разве можно так прыгать в машину к первому встречному на дороге, если даже очень спешишь?! Видел бы тот мужик, который остался в тепленькой квартирке на третьем этаже. Или ему все равно? Я ведь не в курсе пока, что их связывает. В общем, не знаю, как он, но я уже не мог допустить, чтоб она села к кому-то другому. Мало ли что.

– Куда едем? – спросил я глуховато, изображая обычного городского «бомбилу». А что, самое их время. Подгулявшие граждане торопятся домой на ночлег.

Она назвала адрес. Я уже знал его, там жила её мать. А она сама немного дальше. Минут пятнадцать хорошей езды без пробок.

По дороге она молчала и даже не сняла свой капюшон. Я уже немного изучил её привычки. Блондинка имела обыкновение выпускать свои гладкие волосы на свободу и встряхивать головой, чуть отклонив её назад. А тогда она о чем-то задумалась, наверно. Я тоже молчал и вез её, как драгоценный груз. Когда подъехали, она очень вежливо спросила:

– А вы не сможете меня подождать здесь минут десять-пятнадцать? Я сейчас вернусь. Дочку заберу.

– Отчего же нет? Можно, – ответил я придуманным мной голосом, не выходя из роли «бомбилы». Если бы она узнала, как часто и подолгу мне приходилось дожидаться её в разных местах за последний месяц, то очень удивилась бы! Так что пятнадцать минут – это сущий пустяк для нас с ней. Но она пребывала в полном неведении. А иначе и быть не могло. Я умею работать.

Дверь Светлане открыла мать.

– Мама, я машину внизу оставила. Давай соберем Ксюшу, да мы поедем, – попросила дочь.

– Она спит, – коротко ответила мать. – Лучше её не будить. Пусть остается.

По её лицу было трудно определить, как она оценивает поздние воскресные прогулки своей взрослой замужней дочери. Наталья Петровна редко задавала вопросы, требующие разъяснений. Она вообще была немногословна. Светлана очень ценила в ней это и была благодарна за ненавязчивую помощь. Мысленно попросив прощения у дочери, Светлана согласилась:

– Хорошо, пусть остается. Теперь уже заеду завтра вечерком.

– Также поздно? – уточнила мать.

– Нет, мама, часов в шесть вечера.

– Звонил Олег. Просил тебя к телефону. Я сказала, что ты Ксюшу уложила и к соседке зашла на минутку. К Ленке, к бывшей однокласснице. Имей в виду. Я спросила, что передать тебе. Он сказал, что ничего. Просто побеспокоился.

Светлана посмотрела на мать внимательнее и ответила, чуть помедлив:

– Спасибо, мама.

– Завтра нам надо поговорить, Света, – сухо, но ровно, без нажима, заявила Наталья Петровна.

– Хорошо, поговорим, – невозмутимо пообещала ей Светлана. Ей всегда казалось, что мать хорошо чувствует её и понимает без слов, и разговор будет вполне добросердечный и недолгий. Но она еще не знала, что заблуждается. – Я пошла. Спокойной ночи.

– Подожди, пирога Олегу возьми. Он такой любит, – остановила её мать и проворно принесла с кухни упакованный уже внушительный кусок свежей домашней выпечки.

Дочь ласково поцеловала мать на прощание в плотную щечку, склонившись к ней. Наталья Петровна была низенькой, крепенькой женщиной. Внешне дочь унаследовала только её карие глаза с миндалевидным разрезом и отличную структуру кожи, мало подверженную влиянию времени. Внутренне Светлана обладала той же силой характера и многими навыками, что и мать. Наталья Петровна не нежила Свету в детстве, и дочь приучилась выполнять любую работу аккуратно, ловко и быстро. Все спорилось в её умелых руках, а ухоженные, хорошей природной формы ногти очень редко покрывались лаком. Светлана много делала своими руками и ценила естественность во всем.

Свою квартиру Светлана открыла ключом, без звонка. Из комнаты окликнул муж:

– Света, ты?

– Я, я, Олежик.

– А который час уже?

– Одиннадцать без пяти минут, – ответила Светлана, стягивая сапоги в прихожей.

Потом она мелкими шажками вошла в пустынную комнату, приблизилась к мужу. Он стоял, склонившись над большим столом, на котором располагалась чертежная доска. Рядом стопкой лежали тетради с записями, коробка карандашей фирмы «KOH-I-NOOR». Голова Олега была увенчана платком в мелкий рисунок, подобные которому в последствии прочно вошли в моду, затем в широкий обиход и стали именоваться «банданами». А пока это был просто обыкновенный ситцевый платок.

Светлана поцеловала его в шею.

– Ты заработался, – прошептала она прямо в ухо супруга. – Пора отдыхать. Ну-ка, покажи мне глаза! У-у, красные, подслеповатые, как у крота. Все-все! Сворачивай свои чертежи.

– Это не мои, а нерадивых студентов, – ответил с улыбкой Олег. – Я зарабатываю на лени этих обеспеченных бездельников. Тебя нет, я и не заметил, что уже так поздно. Я-то заработался, а ты чего так припозднилась?

Говорить неправду удобнее, не глядя в глаза собеседника. Но это полдела. Ложь искусная, правдоподобная требует определенного тона и состояния души. Светлана начала медленно раздеваться, кружа по квартире и раскладывая вещи. Она словно танцевала, подчиняясь одной ей слышному ритму. Плечи и грудь её подрагивали, тонкая, но сильная шея грациозно изгибалась. Голос её звучал мелодично, размеренно и спокойно:

– Я вначале заехала к Марине. Подкрасить волосы, подстричь концы. Потом помогла ей раскроить платье. Ткань дорогая, она сама не осмеливалась резать. А я решительная, ты же знаешь. Сметали, подогнали – отменно так получилось. У Маринки фигурка классная! Все село по ней. Она мне подарила на радостях флакончик духов. Духишки такие славные!

– Что так щедро? Ей разве не надо, если «такие славные духишки»? – нарочито дурашливо передразнил Олег. Он с удовольствием смотрел на жену, и губы его сами растягивались в снисходительной улыбке.