Книга жизни (сборник) - Рафаил Смолкин

На мои испуганные вопросы: почему это произойдет и со мной и как скоро, отец заметил, что умру я не скоро, долго еще будет продолжаться моя жизнь, поэтому об этом не стоит пока думать.

Но, что такое смерть я не понял, и, скорее всего, ощутил это как нечто нежелательное. Едва успев осознать себя и окружающее меня, как реальность, я должен был одновременно понять и почувствовать, что праздник жизни не будет продолжаться вечно.

– Ты веришь сынок, – сказал мой отец, – жизнь моя пробежала как один миг.

И я, будучи четырехлетним мальчиком, вдруг это понял, и пронес сквозь годы первично полученное ощущение быстротечности жизни.

Видения или действительность?

Лес, в котором я прогуливался, состоял большей частью из сосен, медленно умиравших от непривычного для них жаркого климата Израиля.

В годы эвакуации, во время войны с немцами, мы жили в России в городе на Волге, куда приехали с Украины. На первых порах жили в бараке. Память раннего детства, сохранила яркие картины природы тех мест.

Наш дом стоял вблизи леса. При наступлении сумерек и, особенно ночи, я видел разные, ни на что не похожие существа, снующие вдоль леса или выходящие из него. Эти странные призраки пугали меня.

Взрослые говорили мне, пытаясь рассеять мои видения, что мне все это только кажется. Но я всем нутром ощущал реальность существования этих видений. Я ясно видел то, чего не видели другие.

Под потолком нашей комнаты проходили две параллельные балки, насквозь пронизывающие комнату, в которой жила наша семья: я, отец и мать.

Однажды, проснувшись ночью от какого-то шума, я увидел, как по балкам едут подводы. Маленькие мужички в тулупах погоняют маленьких лошадей. На подводах сидят женщины. Все красочное, живое, маленькое и настоящее. Жизнь бурлила.

Все это выезжало из стены соседней с нами квартиры по балкам и достигнув противоположного конца, уезжало сквозь стену в другую квартиру.

Новые бесконечные ряды подвод, запряженные лошади, мужики, женщины, дети и собаки, бегущие рядом с подводами, появлялись и исчезали за стеной.

Я как завороженный смотрю на это действо, пытаюсь разбудить родителей, но они не реагируют на мои призывы. И вдруг речь мою и движения парализовало. Я впадаю в какое-то новое состояние, в котором я не могу ни пошевелиться, ни что-то сказать. Я парализован, онемел и продолжаю уже с испугом следить за этими событиями, не в состоянии даже пошевелиться.

Через какое-то время, я вновь возвращаюсь в обычное состояние и прихожу в себя. Ночь прошла, исчезло движение по балкам, и начало светать.

Я пытаюсь родителям рассказать о событиях минувшей ночи. Но они отмахиваются от меня, считая, что все это я сочинил. А я не могу избавиться от чувства реальности всего происходившего со мной тогда даже сейчас.

Первые опыты

Лес в Йокнеаме был не густой. Но самое главное заключалось в том, что, казалось, в нем не было такого места, в котором не было людей. Даже в самом уединенном месте: с дерева, откуда-то и из-за чего-то еще, а то и просто сверху, появлялся или падал человек.

Еще в раннем детстве я испытал радость исследования и познания.

Мама принесла с рынка сельдей. Я взял одну в руки. Она была как живая. Выяснив, что она живет в воде, я налил воду в кастрюлю и положил селедку в воду. Но она не оживала.

Родители пытались убедить меня, что мертвые не оживают. Наука это подтверждает и говорит, что происходят необратимые процессы, и когда кто-то умирает, дороги назад к жизни нет. Но все доводы родителей были бесполезны и не действовали на меня. У меня не было каких-либо обоснованных возражений, я просто хотел убедиться в этом сам.

Я ждал оживления рыбы и удивлялся, что селедка оставалась недвижимой…

У меня были на это основания.

Разве наука в древности не показала в вопросах оживления из мертвых чудеса, и не находилась на более высоком уровне, чем современная? То, что удавалось сделать в достаточно древние времена, теперь было утрачено. Древние реаниматоры превосходили в искусстве оживлять все известное. Возьмите хотя бы воскресение Христа.

А другие потрясающие примеры, которые из древней истории пересказывала мне мама?

И только позднее ко всему говорившемуся и описываемому людьми, я стал относиться со скептицизмом и недоверием.

Но я забежал вперед.

От автора. В этом месте я вынужден прервать почти «стройный» ход мыслей моего героя.

Как автор этой книги, я уже столкнулся с тем, что хронологическая последовательность описываемых событий нарушается, и логика частенько хромает. Я попытался сначала все это исправить.

Но вскоре понял, что мне это не по силам. И я решил: будь что будет, все оставить так, как есть. Иногда я буду Давидом, а иногда и самим собой, то есть Ральфом, а иногда я – это не я сам. Но какая тебе разница, читатель. Ты догадлив, и все сам поймешь.

О любви к демократии еще в детском возрасте

Наступила прохлада, но она не принесла долгожданного облегчения. Заныла, чувствительная, даже к небольшому понижению температуры воздуха, после операции на открытом сердце, рука.

Один человек проворовался, но его поймали. Завели в дом. Вокруг дома собралась толпа и стала ждать, что сделают с вором. Прошло какое-то время, и из дома вышел весь сияющий вор. Его обступили любопытные.

– Ну, что с тобой там делали? – вопрошали они.

– Да ничего особенного, – отвечал вор. Посадили за стол, налили полную миску жидкого дерма и заставили есть.

– И ты ел? – полюбопытствовали некоторые.

– Да нет, отвечал, улыбаясь, вор, – так, кое-что выбрал.

Народный анекдот.

Когда-то в детстве, я испытал настоящее счастье. И как ни странно это событие связано с почти демократическими выборами в Верховный Совет СССР.

Непосредственно перед процедурой голосования родители привели меня в детскую комнату избирательного участка, оставив там играться. Сами они пошли отдать, как тогда говорилось и писалось, добровольно свои голоса за блок коммунистов и беспартийных.

Я как-то подслушал взрослых и понял, что на избирательном участке нужно просто опустить какие-то бумажки-бюллетени в ящик, который зовется урной.

Я раньше слышал, что еще одно назначение урн: служить последним пристанищем для праха кремированных после смерти людей.

После того, как бюллетени опустят в урны, и голосование закончится, их, в отличие от праха, повторно извлекают и подсчитывают голоса избирателей: кто – против, а кто – за.

Заботясь о своем народе и упрощая всем процедуру голосования, партия коммунистов определила заранее кандидатов, которых нужно избрать. Если ты не согласен с кандидатами партии, ты можешь их зачеркнуть и поставить фамилии нужных тебе людей. Очень демократично.

После подсчета голосов, партия сообщала, нетерпеливо ждущему результатов голосования народу, что 99,9 % этого народа отдали свои голоса за назначенных партией кандидатов в депутаты от блока коммунистов и беспартийных.

Особенно ждали результатов выборов во враждебных СССР странах, ибо там заключали пари: проголосует ли 99.9 % народа за назначенных партией депутатов, или эта цифра, по крайней мере на 25 % избирательных участках, составит 99,8 %.

Позднее, как это ни странно, я понял, что именно эта форма голосования подходит народу. Ибо народ, никем не понукаемый, теряется и не в состоянии решить за кого голосовать, особенно при большом количестве кандидатов, и может попросту, как говорят, напороть, избрав либо идиотов, либо казнокрадов, либо бандитов, либо прочий хлам.

Уже тогда я все понимал и был восхищен самими выборами и их результатами.

Но была еще одна и более основная причина радоваться выборам. Еще бы! На избирательном участке, к которому были прикреплены мои родители, как я уже упоминал выше, была специальная комната для детей, в которой, озабоченные за кого бы проголосовать, избиратели могли оставить своих детей.

После чего избиратели, погруженные в раздумья об избираемых депутатах и ничем не отвлекаемые от принятия решения, направлялись в комнату, где, получив по паспортам бюллетень с фамилиями избираемых депутатов, направлялись к урне и совершали обряд голосования, бросая в нее бюллетень.

Иногда они в экстазе и порыве любви вписывали в бюллетень слова признательности и любви к учителю и вождю всех народов, товарищу Сталину и коммунистической партии.

Но вернемся к детской комнате, в которой оставили меня родители. В комнате для детей было столько игрушек, что глаза разбегались. И когда меня пришли забирать родители, я не хотел уходить. И меня по договору со взрослыми, которые в тот момент дежурили в детской комнате, оставили еще на какое-то время. Но и по прошествии этого времени, я опять не хотел уходить из детской комнаты.