Тайна утренней зари - Александру Громов

— Внимание, товарищи пассажиры! Через десять минут, в восемь часов двадцать минут, наш поезд прибывает по назначению. Мы прощаемся с вами и желаем вам радостных встреч!

— Встречи? Сказано явно обо мне, — улыбнулся Вова.

Быстро опустели залы и салоны второго этажа. Пассажиры разошлись по своим купе, и в поезде возникла суматоха, которая всегда предвещает приближение к большому городу. Повинуясь радиосигналам, вал электрогенератора стал снижать количество оборотов, и движение поезда замедлилось. Показался прозрачный купол вокзала, в раскрытые окна вагонов ворвался глухой гул сотен голосов.

— Привет, Вова!

Павел сразу узнал своего племянника. Правда, за пять лет мальчуган здорово изменился, вырос, окреп, но непослушный чуб, нос картошкой и ямочки на щеках остались те же.

— Значит, с берега Баренцова моря и прямо к дедушке? Да, путь немалый! Небось в таком большом городе, как наш, не приходилось бывать, а, Вова? Ну, смотри, смотри.

А Вова и не ждет приглашений, он уже успел несколько раз обежать глазами привокзальную площадь. Площадь окружена высокими зданиями, на крышах-террасах растут сады. Вот здорово! Только очень уж высоки дома, и если долго смотреть на диковинные крыши, начинает болеть шея. В воздухе порхают бабочки разных цветов и размеров — вертолеты. Вова слышал, что на них здесь даже в школу летают. А это — гелиоустановки: они, словно корзинки подсолнухов, сами поворачиваются в сторону солнца, ловят его лучи. Сейчас утро, и зеркала гелиоустановок стоят почти вертикально, видом своим напоминая не то крылья птиц-великанов, не то паруса каравелл времен Колумба. Вова не задерживает на них взгляда, — таких аппаратов и в его селе сколько угодно, они превращают солнечный свет в электроэнергию. Однажды… При воспоминании об этом Вова невольно смущается. Однажды он пытался попасть в зеркало гелиоустановки из рогатки. Ох, и досталось же тогда от отца!

Но что это за ленты, ползущие вдоль тротуаров? Да, да! Вова видел их в телевизоре. А все же любопытное зрелище: люди стоят на месте, читая газету или разговаривая между собой, в то же время движутся вдоль улицы. Вон старушка беспокойно вертит головой, — увлеклась вязанием и, видимо, прозевала свой дом. Интересно, что она теперь станет делать?

— Ты хочешь увидеть все сразу? — насмешливо спросил Павел и уже деловитым тоном добавил: — Так, пожалуй, я и на работу не поспею. Давай лучше сядем в наш электромобиль, и ты посмотришь город на ходу.

— А кто поведет машину, — удивленно спросил Вова, когда Павел сел рядом с ним на заднее сиденье.

— Как, кто? — в свою очередь удивился Павел.

Вова хотел было повторить свой вопрос, но тут электромобиль тронулся с места и, подчиняясь воле невидимого водителя, помчался по улице.

В окна электромобиля видны были высокие дома с прозрачными стенами, зеленые скверы. Остались позади двухэтажные электробусы, везущие каждый по сотне пассажиров. В этот утренний час многолюдно было и на тротуарах. Вот только что вышел из дому коренастый человечек в темных очках, шагнул — и он уже на первой ленте тротуара, которая движется со скоростью пять километров в час. Толстячок торопится, перешагивает на вторую ленту, потом на третью, и уже мчится, словно рекордсмен-бегун, двадцать километров в час. Не всем его спутникам, однако, и такая скорость кажется достаточной. Двое мальчишек со школьными сумками еще и бегом припустили…

Но Вова не замечает всего этого. Его глаза устремлены на приборы управления электромобилем. Баранка вертится то в одну, то в другую сторона, словно невидимые руки искусного шофера лежат на ней. Внезапно Вова бросает на Павла тревожный взгляд, — на перекрестке зажегся красный свет. Напрасная тревога! Электромобиль послушно останавливается и ждет, пока загорится зеленый сигнал.

— Уф! — с облегчением переводит дух Вова, но тотчас замечает новую опасность. Впереди образовалась пробка из множества машин, ни свернуть, ни объехать. Вова невольно зажмуривает глаза, а Павел, поняв переживания своего племянника, молча толкает его плечом и кивает на спидометр. Стрелка спидометра стремительно откатывается к цифре «15» и держится на ней до тех пор, пока передние машины не набирают скорость.

В голове у Вовы скопилось изрядное количество различных «почему?», «отчего?», «каким образом?». Он уже готов был обрушить на Павла весь этот поток вопросов, но… электромобиль остановился, и Павел распахнул дверцу.

— Вот мы и дома! — весело сказал он. — Отдыхай, а я пока займусь своими делами. К завтрашнему дню мне надо подготовить кое-какие расчеты.

— А что у тебя завтра, экзамен?

— Как ты сказал? — Павел вопросительно поднял брови. — Экзамен? Пожалуй, ты прав, своего рода экзамен на зрелость! И мне необходимо выдержать его отлично, только отлично!

3

Весеннее солнце беспрепятственно проникало в комнату сквозь прозрачные стены, заставляя сверкать хрусталь в буфете и никелированные подлокотники кресел. Всеволод Александрович Силантьев, как всегда выбритый и надушенный, только что отложил салфетку, закончив завтрак, как продолжительный звонок заставил его повернуться к лежащей на столе коричневой коробочке, приблизительно такого размера были в старину спичечные коробки.

— Снова блага цивилизации не дают тебе покоя, — сварливо пробурчал старый инженер и нажал на кнопку рядом с экраном радиотелефона.

В стеклянном квадратике появилось смуглое и скуластое лицо юноши. На лоб, казавшийся очень высоким из-за двух зализов по углам, спадала каштановая прядь.

— А-а! Павлик! Вторая надежда великого Рима, — усмехнулся Силантьев. — Тебе пришла внезапно какая-нибудь идея, и ты не можешь дождаться, пока мы встретимся в институте?

— Вы почти угадали, Всеволод Александрович. Я хотел бы проверить один расчет, который завтра, мне кажется, будет нам полезен. Я заеду за вами через десять минут. Хорошо?

— Спасибо, что ты мне хоть на хозяйство оставляешь время, — ответил Силантьев таким тоном, что нельзя было понять: сердится он или шутит.

Всеволод Александрович выключил радиотелефон и, подойдя к пластмассовой дощечке в углу комнаты, с видом сугубо занятого человека нажал поочередно на три кнопки. Тотчас верхняя часть наружной стены открылась, как прежде открывались створки окон, и в комнату хлынула утренняя прохлада, ворвался глухой гул большого города. В солнечных лучах закружились золотистые пылинки, но мало-помалу стали исчезать, — то в действие вступили пылесосы. С легким жужжанием заскользила по паркету электрощетка, сама скатывая ковры и приподымая ножки стульев.