Kleliae manuscriptum. Исповедь дочери патриция - Владилен Елеонский

CONFESSIO FILIAE PATRICII

KLELIAE MANUSCRIPTUM

[…] прошло пять лет, и кому снова взбрело в голову […] никак не ожидала, что надуманные обвинения в распутстве будут вновь выдвинуты в отношении меня.

[…] однако Великий понтифик сказал, что игнорировать нельзя, необходимо ещё раз провести очистительные процедуры, чтобы снять все недоразумения и выбить, наконец, почву из-под ног тех, кто продолжает спекулировать на моей истории, наживая дивиденды […] а совесть – пустой звук.

[…] этого недостаточно. Для душевного спасения требуется не устная, а рукописная исповедь […] после очистительного обряда манускрипт будет сожжён.

– Сядь и напиши, что тебя волновало, что не волновало, что нравилось, что не нравилось, что хотела сделать, чего избегала, что получилось, что не получилось, каково твоё отношение к тому, что получилось на самом деле.

[…] потратила несколько месяцев, но, в самом деле, мне стало легче.

Я, наконец, не только просто взглянула на мир, но искренне поблагодарила его и испытала неподдельную радость от того, что он есть!

[…] всем, – если вам тревожно, а в жизни случаются, как вам кажется, одни неприятности, садитесь и пишите свою рукописную исповедь.

Она поможет вам осознать одну простую истину, суть которой в том, что вы никогда не бываете одни в этом мире, который, правда, иногда кажется таким больным, холодным и бессердечным. Вы не одни даже тогда, когда вам кажется, что рядом никого нет.

В действительности с вами рядом всегда есть ваш друг. Благодаря его незримому участию вы родились и живёте на этом свете, а ваша рукописная исповедь либо признание ему в любви, если вы поняли, что он есть, либо взывание к нему, если вы по каким-то причинам ещё не заметили его каждодневное незримое присутствие.

Надеюсь, что Великий понтифик, прочитав мой совет, не будет чем-то […] тем более, что он обещал сжечь мою исповедь, поэтому мои советы вряд ли кому пригодятся. […] написала, как есть то, что я знаю, к чему я сама пришла на основе своего опыта, поэтому не думаю, что […] как-то так, наверное.

[…]

[…] в самом ли деле я уродилась такая красивая, однако то, что Марция и её одиннадцать товарок завидовали мне люто, было истинной правдой. Слух о моей красоте и привлекательности разнёсся по Риму подобно молнии Юпитера Всеблагого и Величайшего, и я не знала точно, но чувствовала сердцем, что до добра […] когда мужчины, оборачиваясь на ходу, глазеют на тебя, как на породистую скаковую лошадь.

[…]

[…] зимний загон для овец. Оказалось, что я лежу на ворохе сена, а мои спутавшиеся волосы и до крайности измятая туника щедро усыпаны сухими травинками.

Я смотрела на каменные стены и деревянную решётку загона и никак не могла понять, каким образом я здесь очутилась. Мысли путались в голове. С трудом, но всё же я вспомнила, что […].

Священная змея не стала пить молоко из моего блюдечка. Великий понтифик возбудил дело о моём изгнании из родовой общины патрициев, а Марция и другие девочки-патрицианки, успешно прошедшие в тот день инициацию, решили устроить мне экзекуцию.

Они, дурочки, решили, что я допустила незаконное познание своей плоти мужчиной. Моё заявление о том, что Священная змея ошиблась, вызвало у них звериную ярость. После таких дерзких, как им показалось, слов, они, как видно, решили, что теперь им в отношении меня всё позволено.

[…] сухой сук, и отбивалась им до тех пор, пока дуры скоро не выдохлись. Они, кажется, поняли, что я никому не позволю называть себя потаскухой! Девчонки отступили, но было видно, что в их лице я отныне заимела смертельных врагов.

Чуть позже я призналась Великому понтифику, что целовалась с мужчиной по его настоятельной просьбе. Мужчина как будто околдовал меня, и я не смогла ему отказать, однако, кроме затяжного поцелуя, больше ничего у нас с ним не было.

Узнав имя мужчины, Великий понтифик нахмурился. Аппий Корнелий Амбидекстр! Он знал его лично.

Огромный стройный великан с белым лицом, чёрными, как смоль волосами и пронзительными глазами-маслинами служил ликтором в храме богини Весты и был на хорошем счету. Тем не менее, Великий понтифик снял его с должности ликтора и отправил в действующую армию под стены Вейев.

Теперь я должна была каждую неделю приходить к Великому понтифику на исповедь. Мне было предписано есть только сухой хлеб, пить одну лишь родниковую воду и целыми днями молиться богине Весте, не выходя из своего имения.

Вдруг в один из таких унылых дней я увидела сон. Священная змея подняла треугольную чёрную голову и внимательно посмотрела на меня своими тёмными глазами-бусинками, они таинственно поблёскивали в свете Священного очага богини Весты.

– Клелия, я всё же выпью молоко из твоего блюдечка, но только при одном условии, – ты сделаешь то, что я попрошу.

– Как, ты умеешь разговаривать?

– В мире снов змеи иногда разговаривают, только миры снов бывают разные. Есть сны – пустые призраки, а есть пограничные сны – послания истинной мудрости. Я избрала тебя для ответственной миссии, потому что вижу твою светлую и доверчивую душу.

– Какая миссия, дорогая змея?

– Узнаешь, но вначале будут испытания, однако ничего не бойся, слушай меня внимательно…

Я пробудилась от страха, не дослушав змею, и затем долго размышляла по поводу странного сна. Сердце как-то по-особенному билось в груди, когда я вспоминала змею и её слова.

Однако день тянулся за днём, но ничего такого особенного не происходило, и я решила, что сон – плод моей воспалённой фантазии. Видимо, я слишком переживаю из-за не состоявшейся инициации, и схожу с ума от голодного пайка, на который села по милости верховного жреца. Такие были у меня мысли, и я честно пишу об этом.

Помимо всего прочего, Великий понтифик вёл со мной долгие задушевные беседы. В конце концов, я призналась ему, что тяга к Аппию была всего лишь наваждением, а на самом деле я люблю совсем другого мужчину.

Он – юноша, его зовут Марк Гораций. Он недавно влился в ряды всадников, но скоро отличился в стычке с капенцами, союзниками вейентов.

[…] лошадь под ним пала, но он продолжил бой пешим. Марк так мастерски сбивал врагов наземь подсечкой, что сразу же получил прозвище Тремор – Трепет.

Ему дали кратковременный отпуск. Он, приехав в гости, хвалился передо мной мощным трофейным луком и трофейными стрелами с красно-белым оперением, на древке которых была старательно вырезана надпись «Так желает Лефам».

Марк давно меня не видел и, как видно, был очень рад побыть со мной лишнюю четверть часа. Он что-то увлечённо рассказывал, но я плохо слушала его. Какие-то обрывки фраз долетали до моих ушей.

Кажется, он говорил, что решил испробовать лук на охоте, но вместо уток встретил в Дубовой роще каких-то странных типов, одетых так, словно они были мясниками с Бычьего рынка, однако в руках у них были внушительные дубины, а поверх засаленных туник они натянули новенькие кожаные тужурки римских сапёров. Странные типы, кажется, хотели ограбить его, но он как-то сумел отбиться от них, и они не смогли отобрать у него трофейный лук и стрелы.

Я плохо слушала, потому что меня тяготила вина перед Марком. Если бы я не целовалась так безрассудно с Аппием, то, конечно, прошла бы инициацию, всё было бы хорошо, а сейчас я никого не желала видеть и слышать. Я ругала себя за такое поведение, но ничего не могла с собой поделать.

Марк говорил какие-то глупости, просил показать призовой футляр с подарочными охотничьими ножами и трофейным этрусским кинжалом, которые мой отец получил как победитель на играх в Альба Лонге, посвящённых памяти нашего замечательного потомка – царя Энея.

Марк никак не мог понять, что мне сейчас не до ножей и не до футляра! Я вообще плохо соображала, и меня решительно всё бесило.

Наконец, Марк, кажется, почувствовал моё настроение. Он резко встал и, не сказав ни слова, удалился, а я горько разрыдалась.

Почему я такая дура? Красота только портит меня!

В сердцах я вскочила с лавки, на которой мы только что сидели вместе, а теперь я сидела на ней одна, схватила метлу и стала рьяно подметать обеденную комнату. Я хотела как-то успокоиться!

Внезапно раздалось глухое шуршание. Метла выхватила из-под лавки какой-то увесистый предмет. Я нагнулась и подняла его с каменного пола.

В руках у меня была вогнутая бронзовая пластинка. Таких пластинок в нашем доме, кажется, никогда не было.

Моя бывшая няня, а теперь служанка Терция, морщинистая сухая женщина в годах, у которой я спросила, не знает ли она, откуда в нашей обеденной комнате под лавкой появилась странная пластинка, лишь рассеянно пожала в ответ плечами.

– Я подмела комнату сегодня утром, деточка. Так что под лавкой не должно быть даже пылинки. Скорее всего, твой ухажёр выронил её из кармана. Ах, почему ты у меня такая бледная? Ляг на кушетку, я буду поить тебя настоем из трав.