Дистанированное чувство - Ирина Денежкина

– «Дистанционно», наверное. Грамотный какой, блин, а?!

– Да, он классный! – Машка кусала губы, чтобы не рассмеяться от счастья, как та девушка с Якубовым у расписания.

– Выходит, ты его любишь дис-та-нировано, – хмыкнула Настя – Получается так.

– Он хороший! – тихо ликовала Машка.

– Он вежливый, – поправила Настя и сплюнула шелуху в кулак – Ты его достала своими записками. Не пошлет же он тебя! Это невежливо…

– Слушай, – Машка свернула бумажку – А тебе интересно так жить?

– Как? – не поняла Настя.

– Вот так. Все вокруг позеры и бабники. Но вежливые. Все притворяются. Все друг друга обманывают. И тебе охота так жить?

Настя забыла вставить семечку между зубами. Машка развернулась и ушла.

Она села в пустой аудитории и написала длинное послание на половину тетрадного листа (в каждой клеточке). А потом еще приписала стихотворение собственного сочинения. Если читать вертикально первые буквы, получится: «САШАЯКУБОВ». Стихотворение Машке нравилось.

Записка висела два дня.

Настя ходила мимо Машки. Машка не навязывалась. Впереди были два выходных…

Деревья уже были готовы выпустить листья. Стояли в нежной зеленоватой дымке. Машка подошла к окну и уперлась лбом в стекло. Кому она нужна? Насте, которая может вставить ее между зубов и расщелкнуть? А потом шелуху выплюнуть. Вежливому позеру и бабнику Якубову? У которого есть девушка в очках. Кстати, он тоже одевает очки. Но только, когда пишет что-то ответственное. Диктант, например… За окном кружились снежинки и светило холодное весеннее солнце. А сквозь стекло казалось, что это тополиный пух. Что если подставить руки, он опустится на ладони, пушистый и теплый. Казалось, что за окном лето…

Второй парой была Русская литература. Машка вместе с ребятами из своей группы болталась у расписания. И неожиданно увидела Якубова. Совсем близко от себя. Даже почувствовала его запах. Он подошел к расписанию, посмотрел объявления, а потом увидел записку. Оторвал. Развернул. Машка напряженно следила за его лицом. Якубов улыбнулся. Потом еще раз. Поднял глаза.

– Понравилось? – неожиданно брякнула Машка.

– Это ты писала? – спросил Якубов.

– Нет.

– Это нужно читать одному, – сказал Якубов – Меня даже в краску бросает…

Машка кивнула и пошла в аудиторию. Ветер в лицо не бил. Она дышала свободно и легко. И щеки не мерзли, чувствуя прикосновение тополиного пуха. Ничего не случилось. Якубов посмотрел под ноги. И что?

Настя сидела неподалеку на парте и грызла семечки, сплевывая шелуху в кулак.

Ответа не было две недели. Машка писала всякую ерунду, все, что узнавала о нем от других девушек, что-то вроде «Привет, Саша. У меня все классно. Пиши! М. Н.» Саша записки снимал и, видимо, радовался за М. Н. и считал, что у нее и без его ответов в жизни полный порядок. Настя грызла семечки и замечая на расписании очередную «Якубову А.», понимающе усмехалась, глядя на Машку или на Якубова – в зависимости от того, кто был поблизости.

– Я тебе говорила, – подошла она к Машке после очередного «облома».

Машка вздохнула.

– Не связывайся с ним. Забудь.

– Не могу, – почти простонала Машка.

– Можешь, можешь. Мне два километра на физ-ре надо было сдавать, норматив. Так я преподше полчаса объясняла, что не пробегу меньше, чем за двенадцать минут, на единицу. А она говорит, типа, беги. Если докажешь, что не можешь – все о, как говориться, кей. Ну я и побежала, – Настя вставила в рот семечку.

– И что?

– Пробежала ни разу не остановившись за десять двадцать восемь.

– Так то физ-ра…

– Ты думаешь, что можно совершать усилие в мышцах и нельзя – в мозгах?

– Но я же люблю его! Как ты не понимаешь? – Машка вытаращила глаза.

– Ты в него втрескалась. Это разные вещи…

– Не знаю…

Машка натыкалась на его взгляд постоянно. Она смотрела ему прямо в глаза, когда он проходил мимо. Она ловила пунктирную линию, идущую от его зрачков. Много раз она давала себе твердое обещание: НЕ СМОТРЕТЬ! Но Якубов вновь попадался ей навстречу и вновь она жадно ловила отсветы его керамически-коричневых глаз. А Якубов, наверное, мучительно вспоминал каждый раз: знаком ли он с этой странной девушкой и если да, то надо хотя бы поздороваться, раз она на него так пялится.

Он так и сделал однажды. Машка и Настя шли по коридору и Машка рассказывала анекдот про то, что «Пушкин любил кидаться камнями». Навстречу шел Якубов в мятой футболке. Машка наткнулась на него взглядом и замолчала. Ее неудержимо потянуло к его глазам и они вновь уставились друг на друга. Это продолжалось секунды три, пока Машка с Настей и Якубов шли по пересекающимся прямым. И Якубов пробормотал:

– Здравствуй…

Машка отдернула взгляд, как руку от раскаленного чайника.

Потом отдышалась.

На это ушло четыре шага.

Она остановилась и оглянулась.

Якубов удалялся походкой гея и его мелированный кудрявый затылок говорил: «я-тебя-не-вижу!»

Настя тоже остановилась и сплюнула шелуху в кулак. Она посмотрела на Машку, потом на белеющую в коридорном полумраке футболку Якубова.

– Брось ты его, – посоветовала Настя.

Машка ее не слышала и машинально пожала плечами.

– Да сдался тебе этот придурок дистанированный! – взорвалась вдруг Настя – Он… – Настя мучительно подбирала слово – …Блядун! Он ничего не стоит!

– Он классный…

Настя набрала воздуха, чтобы доказать обратное, но потом лишь махнула рукой, понимая, что все слова теперь бесполезны. Она готова была своими руками запихать Якубову обратно в рот его «здравствуй», и если это было бы возможно, так, наверное, и сделала бы.

– Тебе ни-че-го не светит!

– И что?

– Когда дело касается этого козла, ты становишься тупой, как чурка!

– Все влюбленные немного сходят с ума, – пожала плечами Машка.

Настя нервно забросила в рот две семечки и со щелчком раскусила их обе.

Машке хотелось поговорить с Якубовым. Хотя бы переброситься парой слов. «Понравилось?» – «Это ты писала?» – «Нет…» И все. Просто попасться ему на глаза. Просто почувствовать, что три секунды из жизни Якубова потрачены на Машку, принадлежат только ей. Два вдоха и выдох. Четыре круга крови по артериям и венам. И мозг, занятый на мгновение Машкиным образом. Машка постепенно опускалась до уровня примитивного организма.

Якубов даже не подозревал, что как-то влияет на странную девушку с первого курса, которая каждый раз смотрит так, будто потеряла на его лице сто рублей. А может и себя. Он просто шел по коридору с сумкой на плече, в мятой футболке и джинсах наперекосяк. Джинсы держались на бедрах за счет прослойки трусов в бело-серую полоску.

Машка брела по городу и солнце забивало ей нос. Оно не грело, но светило яростно и синтетически. Пыль лезла в глаза, перемешиваясь с горечью выхлопных газов. Ей было неудобно, так как футболка выбилась из джинсов и теперь торчала под кофтой комом. Помада слезла с губ и они сохли. Бессмысленное существование. А Якубов в своих джинсах и кудрях летит и глубоко дышит. И у него футболка уж точно не задирается под свитером. Опять Якубов… Он не пишет. Игнорирует. Презирает. Плюет сверху. А за что? А ни за что. Просто он позер, блядун, козел дистанированный. Любит себя больше всего на свете. Наверное, даже девушку в очках он не любит. Он с ней только любовью занимается… то есть сексом. Какая тут любовь? Машка поправила на плече сумку, волосы упали на лицо. Она оттерла их назад пыльной рукой. Бессмысленное существование. Все бессмысленно. Она залезла в подошедший автобус.

Якубов целыми днями торчал в подвале, монтируя свои передачи для «Эха Москвы» и «Романтики». Жарко. Он вытер потный лоб подолом рубашки. Светящийся квадрат экрана вновь замелькал, отражаясь в керамически-коричневых глазах.

– Саш, ехать пора!

– Сейчас…

Он забежал на четвертый этаж, забрать у однокурсника билеты по истории. Наткнулся у расписания на очередной клочок бумажки и вспомнил, что не ответил ни в прошлый раз, ни в позапрошлый. Сумка сползла с плеча и бухнулась на пол. Якубов чертыхнулся, пихнул в расщелину молнии листки с текстом, они смялись, ну да ладно… Клочок бумажки с выведенным «Якубову А., 302 гр.» ткнулся в комок носового платка в левом кармане.

– Якубов!

– Иду!

Из аудитории выскочила девушка в очках.

– Шурик!

Якубов машинально ткнулся в ее губы, сумка сползла с плеча и бухнулась на пол. Листки с билетами разлетелись.

– Ты зайдешь?

Он подбирал бумагу.

– Ты позвонишь?

– Может быть. Да. Наверное.

– Я жду! Ты обещал, – ее руки нырнули в густые кудри.

– Да. Извини…

Якубов задернул молнию на сумке. Опять мазнул девушку по губам своими, твердыми и прохладно-пыльными.

Ступеньки скользили под ботинками, он выскочил из университета и побежал к остановке. Горький ветер сушил глаза, хотелось пить. Хотелось все бросить, плюнуть на все с высокой колокольни и уйти, засунув руки в карманы. Но это сегодня, а завтра все могло поменяться. И потом, ему уже двадцать лет исполнилось – пора самому зарабатывать на бутерброд с колбасой себе, маме, папе и брату. Сев в автобус, Якубов на секунду прикрыл глаза, потом вынул из кармана платок и вытер им вспотевшее лицо. Вместе с платком к ладони прилипла бумажка. Он развернул листочек в клеточку. «Привет, дорогой. Поздравляю с началом (уже с концом) зачетной недели. Удачной сессии! Пиши! Напиши мне что-нибудь!!! М. Н.» Якубов спрятал записку в карман. В автобусе воняло кислым дермантином сидений и выхлопными газами. Он закрыл глаза. Потом полез в карман куртки и вставил в рот семечку.