Разрыв-трава - София Парнок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1926 году появляется ещё одно очень характерное стихотворение на эту тему:
ПесняДремлет старая соснаИ шумит со сна.Я к шершавому стволу,Прислонясь, стою. —Сосенка-ровесница,Передай мне силу!Я не девять месяцев, —Сорок лет носила,Сорок лет вынашивала,Сорок лет выпрашивала,Вымолила, выпросила,ВыносилаДушу.
Ещё раз дадим слово Д. Л. Бургин: «Рождение души и было той «кастальской струёй», которую она стремилась получить взамен на «вино причастья». Взамен «вина причастья» — всего того, что доступно обычным, «нормальным» людям, — поэт получает в награду возможность творческого выражения, ту самую «Кастальскую струю», которая Парнок дороже всего. Выношенная душа является результатом напряжённой духовной работы, неразрывно связанной с творчеством, которую София Яковлевна вела всю свою сознательную жизнь.
Как можно понять из приведённых примеров, понятие «любовь» непременно включало для поэта духовную составляющую. Конечно же, страсть играла в отношениях с возлюбленными далеко не последнюю роль, и множество стихотворений, написанных Парнок в периоды влюблённостей, являются несомненными тому подтверждениями, но эта сторона её творчества не просто подробно изучена, а — растиражирована, и найти исследования и описания эротических переживаний русской Сафо несложно. А вот о том, как понимала и что писала она о духовной близости в любви, о том, что это чувство испытывалось ею во всей полноте прежде всего эмоциональных и душевных переживаний, сказано и написано очень мало. По сути, мы имеем всего два серьёзных исследования жизни и творчества Софии Парнок. Это вступительная статья к сборнику «София Парнок. Собрание стихотворений» С. В. Поляковой и «София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо» Д. Л. Бургин. Но они выполнены чрезвычайно подробно и академично, и не у каждого читателя достанет сил пробиться через сложную научную терминологию и одолеть десятки страниц серьёзного филолого-психологического исследования. А всё остальное, что написано о Парнок, на 99 % — перепевы одной и той же темы — отношений Парнок и Цветаевой. Несомненно, это был важный период в жизни обеих поэтов, но всё же только период. Творчество каждой из них имеет отдельную, самостоятельную ценность.
Свой путьНо впусте мне наскучило,И цвет пустила примула.Из шапки крайних случаевЯ запредельный вынула.
Марина КудимоваИз предисловия к книге Д. Л. Бургин: «Как большой русский поэт София Парнок предъявила себя очень поздно, уже на закате дней, на подступах к небытию, и тем ярче и откровеннее звучали её любовные стихи, выйдя за границы герметизма и самодостаточности, отбросив все прежние культурные аллюзии, поправ тем самым негласные «нормы цивилизованного общежития». Лирика — беззащитная и жалкая, умоляющая, алчущая со-участия, — вот перечень последних завоеваний поэта».
Следует заметить, что такой результат стал возможен благодаря тому, что София Парнок никогда не изменяла себе как поэт и как личность, всегда и везде шла только своим путём. Заблуждаясь, ошибаясь, честно платя за все свои ошибки, она всегда «выбредала», возвращалась на свою, именно ей предназначенную дорогу — и в жизни, и в творчестве.
В этом её врождённая инакость, видимо, даже помогала, не давая слиться, отнимая возможность мимикрировать. Попробуй, стань как все, когда ты «косматый выкормыш стихий» и «ни один зоолог не знает, что это за зверь». А попытки стать как все — были. В 1907 году София Парнок выходит замуж за Владимира Волькенштейна — поэта, драматурга, театрального критика и сценариста (брак был заключён по иудейскому обряду). Но неудачный брак продержался недолго. В 1909 году он распался, инициатором развода выступила София Яковлевна. С тех пор она обращала своё чувство только на женщин. В этом же году (по другим сведениям — в 1913-м) София Парнок принимает православие, идя наперекор семейной и национальной традиции — родилась она в еврейской зажиточной семье, хоть и не очень религиозной, но исповедовавшей иудаизм. Вот так, постепенно, методом проб и ошибок, поэт училась понимать и принимать себя, отстаивать право на то, чтобы жить в соответствии со своей натурой.
В творчестве же — любом — стать настоящим художником имеет шанс только яркая индивидуальность. Здесь нет и не может быть никаких схем и правил, кроме одного: будь всегда честным, выражай именно ту реальность, которую видишь, слышишь, ощущаешь, не криви душой ни в одной строчке в угоду моде или конъюнктуре. Именно так жила и писала Парнок.
Моё увлечение её стихами началось с книги, подаренной подругой. Открыла из любопытства, и с первых строф меня затянуло в мир Софии Парнок, не похожий ни на какой другой. Прекрасно сказал об этом Ходасевич: «…любители поэзии умели найти в её стихах то «необщее выражение», которым стихи только и держатся. Не представляя собою поэтической индивидуальности слишком резкой, бросающейся в глаза, Парнок в то же время была далека от какой бы то ни было подражательности. Её стихи, всегда умственные, всегда точные, с некоторою склонностью к неожиданным рифмам, имели как бы особый свой «почерк» и отличались той мужественной чёткостью, которой так часто недостаёт именно поэтессам».
Удивительно, что даже рядом с мощным талантом Марины Цветаевой Софии Парнок удалось сохранить свою поэтическую индивидуальность, свой стиль, не поддаться, избежать её влияния. Я думаю, это было так же трудно, как не сгореть, находясь рядом с огнедышащим вулканом. Но София Яковлевна смогла это сделать. Из сложных отношений с Цветаевой она, как птица-Феникс, вышла не без душевных ран, но с неизменно самостоятельной творческой физиономией.
Не придут, и не всё ли равно мне, —вспомнят в радости или во зле?Под землёй я не буду бездомней,чем была я на этой земле.
Ветер, плакальщик мой ненаёмный,надо мной вскрутит снежную муть...О печальный, далёкий мой, тёмный,мне одной предназначенный путь!
Эти строки, написанные в 1917 году, выражают кредо всей жизни поэта.
Когда Булгаков написал свою знаменитую фразу «Рукописи не горят», он, конечно же, имел в виду, что не горят рукописи определённого сорта — те, в которых если и не содержится истина, то хотя бы сделана попытка приблизиться к ней. Стихи Софии Парнок относятся именно к таким рукописям. Не оценённые по достоинству при её жизни, забытые почти на век после её ухода, они возвращаются к нам. «Незнакомка с челом Бетховена» оказалась ко двору в двадцать первом веке. В её хрупкой, болезненной физической оболочке жил несгибаемый дух — стебелёк и вправду оказался из стали.
Лера МурашоваИллюстрации:фотографии Софии Парнок разных лет;
Н. Крандиевская: скульптурный портрет С. Парнок, 1915;
обложка книги стихотворений поэта «Вполголоса» (Москва, 2010) — в книгу вошли все стихотворения, выявленные на момент издания, в оформлении использована фотография 1914 года;
обложка CD-диска с песнями Елены Фроловой на стихи Софии Парнок, в оформлении использована фотография 1910-х годов;
могила Софии Парнок на Введенском кладбище Москвы
Разрыв-трава
Е. К. Герцык
* * *Кто разлюбляет плоть, хладеет к воплощенью:Почти не тянется за глиною рука.Уже не вылепишь ни льва, ни голубка,Не станет мрамором, что наплывает тенью.
На полуслове — песнь, на полувзмахе — кистьВдруг остановишь ты, затем что их — не надо...Прощай, прощай и ты, прекрасная корысть,Ты, духа предпоследняя услада!
1923 * * *Ведь я пою о той весне,Которой в яви — нет,Но, как лунатик, ты во снеИдёшь на тихий свет.
И музыка скупая словУже не только стих,А перекличка наших сновИ тайн — моих, твоих...
И вот сквозит перед тобойСквозь ледяной хрустальПустыни лунно-голубойМерцающая даль.
18 февраля 1926 * * *Вокруг — ночной пустыней — сцена.Из люков духи поднялись,И холодок шевелит стеныЖивотрепещущих кулис.
Окончен ли или не начатСпектакль? Безлюден чёрный зал,И лишь смычок во мраке плачетО том, чего недосказал.
Я невпопад на сцену вышлаИ чувствую, что невпопадКакой-то стих уныло-пышныйУста усталые твердят.
Как в тесном платье, душно в плоти, —И вдруг, прохладою дыша,Мне кто-то шепчет: «Сбрось лохмотья,Освобождённая душа!»
1 марта 1926 * * *Ради рифмы резвой не солгу,Уж не обессудь, маститый мастер, —Мы от колыбели разной масти:Я умею только то, что я могу.
Строгой благодарна я судьбе,Что дала мне Музу-недотрогу:Узкой, но своей идём дорогой.Обе не попутчицы тебе.
17 марта 1926 * * *А под навесом лошадь фыркаетИ сено вкусно так жуёт...И, как слепец за поводыркою,Вновь за душою плоть идёт.
Не на свиданье с гордой Музою— По ней не стосковалась я, —К последней, бессловесной музыкеВеди меня, душа моя!
Открыли дверь, и тихо вышли мы.Куда ж девалися луга?Вокруг, по-праздничному пышные,Стоят высокие снега...
От грусти и от умиленияПошевельнуться не могу.А там, вдали, следы оленьиНа голубеющем снегу.
21 марта 1926 * * *И распахнулся занавес,И я смотрю, смотрюНа первый снег, на зановоРасцветшую зарю,На розовое облако,На голубую тень,На этот, в новом обликеПохорошевший день...Стеклянным колокольчикомЗвенит лесная тишь, —И ты в лесу игольчатомПритихшая стоишь.
12 мая 1926 * * *Под зеркалом небеснымСкользит ночная тень,И на скале отвеснойЗадумался олень —О полуночном рае,О голубых снегах...И в небо упираетВысокие рога.Дивится отраженьюЗаворожённый взгляд:Вверху — рога оленьиСозвездием горят.
25 июня 1926 * * *В полночь рыть выходят клады,Я иду средь бела дня,Я к душе твоей не крадусь, —Слышишь издали меня.
Вор идет с отмычкой, с ломом,Я же, друг, — не утаю —Я не с ломом, я со словомВышла по душу твою.
Все замки и скрепы рушитДивная разрыв-трава:Из души и прямо в душуОбращённые слова.
26 января 1926 * * *Всё отдалённее, всё тише,Как погребённая в снегу,Твой зов беспомощный я слышу,И отозваться не могу.
Но ты не плачь, но ты не сетуй,Не отпевай свою любовь.Не знаю где, мой друг, но где-тоМы встретимся с тобою вновь.
И в тихий час, когда на землюНахлынет сумрак голубой,Быть может, гостьей иноземнойПриду я побродить с тобой...
И загрущу о жизни здешней,И вспомнить не смогу без слёзИ этот домик, и скворешнюВ умильной проседи берёз.
21 сентября 1926 ПесняДремлет старая соснаИ шумит со сна.Я, к шершавому стволуПрислонясь, стою.— Сосенка-ровесница,Передай мне силу!Я не девять месяцев, —Сорок лет носила,Сорок лет вынашивала,Сорок лет выпрашивала,Вымолила, выпросила,ВыносилаДушу.
28-29 января 1926 * * *За стеною бормотанье,Полуночной разговор...Тихо звуковым сияньемНаполняется простор.
Это в небо дверь открыли, —Оттого так мир затих.Над пустыней тень от крыльевНевозможно-золотых.
И прозрачная, как воздух,Едкой свежестью дыша,Не во мне уже, а возлеДышишь ты, моя душа.
Миг, — и оборвется привязь,И взлетишь над мглой полей,Не страшась и не противясьДивной лёгкости своей.
17 сентября 1926 * * *Ты уютом меня не приваживай,Не заманивай в душный плен,Не замуровывай заживоМеж четырех стен.
Нет палаты такой, на какуюПроменял бы бездомность поэт, —Оттого-то кукушка кукует,Что гнезда у неё нет.
17 февраля 1927 * * *Об одной лошадёнке чалойС выпяченными рёбрами,С подтянутым, точно у гончей,Вогнутым животом.
О душе её одичалой,О глазах её слишком добрых,И о том, что жизнь её кончена,И о том, как хлещут кнутом.
О том, как седеют за ночьОт смертельного одиночества,И ещё — о великой жалостиК казнимому и палачу...
А ты, Иван Иваныч,— Или как тебя по имени, по отчеству —Ты уж стерпи, пожалуйста:И о тебе хлопочу.
4-6 октября 1927 (?)Е. Я. Тараховской
