Разрыв-трава - София Парнок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марине Баранович
* * *Ты, молодая, длинноногая! С такимНа диво слаженным, крылатым телом!Как трудно ты влачишь и неумелоСвой дух, оторопелый от тоски!
О, мне знакома эта поступь духаСквозь вихри ночи и провалы льдин,И этот голос, восходящий глухоБог знает из каких живых глубин.
Я помню мрак таких же светлых глаз.Как при тебе, все голоса стихали,Когда она, безумствуя стихами,Своим беспамятством воспламеняла нас.
Как странно мне её напоминаешь ты!Такая ж розоватость, золотистостьИ перламутровость лица, и шелковистость,Такое же биенье теплоты...
И тот же холод хитрости змеинойИ скользкости... Но я простила ей!И я люблю тебя, и сквозь тебя, Марина,Виденье соименницы твоей!
Осень 1929 * * *В крови и в рифмах недостача.Уж мы не фыркаем, не скачем,Не ржём и глазом не косим, —Мы примирились с миром сим.
С годами стали мы послушней.Мы грезим о тепле конюшни,И, позабыв безумства все,Мы только помним об овсе...
Плетись, плетись, мой мирный мерин!Твой шаг тяжёл, твой шаг размерен,И огнь в глазах твоих погас,Отяжелелый мой Пегас!
6 октября 1931 * * *И вправду, угадать хитро,Кто твой читатель в мире целом:Ведь пущенное в даль ядроНе знает своего прицела.
Ну что же, — в темень, в пустоту.— А проще: в стол, в заветный ящик —Лети, мой стих животворящий,Кем я дышу и в ком расту!
На полпути нам путь пресекЖестокий век. Но мы не ропщем, —Пусть так! А все-таки, а в общемПрекрасен этот страшный век!
И пусть ему не до стихов,И пусть не до имён и отчеств,Не до отдельных одиночеств, —Он месит месиво веков!
29 октября 1931 * * *Гони стихи ночные прочь,Не надо недоносков духа:Ведь их воспринимает ночь,А ночь — плохая повитуха.
Безумец! Если ты и впрямьВысокого возжаждал пенья,Превозмоги, переупрямьСвоё минутное кипенье.
Пойми: ночная трескотняНе станет музыкой, покудаПо строкам не пройдет остудаВсеобнажающего дня.
3 ноября 1931 * * *Измучен, до смерти замотан,Но весь — огонь, но весь — стихи, —И вот у ног твоих он, вот он,Косматый выкормыш стихий!
Его как голубка голубишь,Подёргиваешь за вихор,И чудится тебе: ты любишь,Как не любила до сих пор.
Как взгляд твой пристален и долог!Но ты глазам своим не верь,И помни: ни один зоологНе знает, что это за зверь.
Май 1932 * * *Паук заткал мой тёмный складень,И всех молитв мертвы слова,И обезумевшая за деньВ подушку никнет голова.
Вот так она придёт за мной, —Не музыкой, не ароматом,Не демоном тёмнокрылатым,Не вдохновенной тишиной, —
А просто пёс завоет, илиВзовьется взвизг автомобиля,И крыса прошмыгнёт в нору.
Вот так! Не добрая, не злая,Под эту музыку жила я,Под эту музыку умру.
Стихотворения разных лет
АгарьСидит Агарь опальная,И плачутся струиИсточника печальногоБеэрлахай-рои.
Там — земли Авраамовы,А сей простор — ничей:Вокруг, до Сура самого,Пустыня перед ней.
Тоска, тоска звериная!Впервые жжет слезаЕгипетские, длинные,Пустынные глаза.
Блестит струя холодная,Как лезвие ножа, —О, страшная, бесплодная,О, злая госпожа!..
«Агарь!» — И кровь отхлынулаОт смуглого лица.Глядит, — и брови сдвинулаНа Божьего гонца…
Алкеевы строфыИ впрямь прекрасен, юноша стройный, ты:Два синих солнца под бахромой ресниц,И кудри темноструйным вихрем,Лавра славней, нежный лик венчают.
Адонис сам предшественник юный мой!Ты начал кубок, ныне врученный мне, —К устам любимой приникая,Мыслью себя веселю печальной:
Не ты, о юный, расколдовал ее.Дивясь на пламень этих любовных уст,О, первый, не твое ревниво, —Имя мое помянет любовник.
3 октября 1915 * * *Без оговорок, без условийПринять свой жребий до конца,Не обрывать на полусловеСамодовольного лжеца.
И самому играть во что-то —В борьбу, в любовь — во что горазд,Покуда к играм есть охота,Покуда ты еще зубаст.
Покуда правит миром шалый,Какой-то озорной азарт,И смерть навеки не смешалаТвоих безвыигрышных карт.
Нет! К черту! Я сыта по горлоИгрой — Демьяновой ухой.Мозоли в сердце я натерлаИ засорила дух трухой, —
Вот что оставила на памятьМне жизнь, — упрямая игра,Но я смогу переупрямитьЕе, проклятую!.. Пора!
2 ноября 1932 Белой ночьюНе небо — купол безвоздушныйНад голой белизной домов,Как будто кто-то равнодушныйС вещей и лиц совлек покров.
И тьма — как будто тень от света,И свет — как будто отблеск тьмы.Да был ли день? И ночь ли это?Не сон ли чей-то смутный мы?
Гляжу на все прозревшим взором,И как покой мой странно тих,Гляжу на рот твой, на которомПечать лобзаний не моих.
Пусть лживо-нежен, лживо-ровенТвой взгляд из-под усталых век, —Ах, разве может быть виновенПод этим небом человек!
<1912–1915> * * *«Будем счастливы во что бы то ни стало…»Да, мой друг, мне счастье стало в жизнь!Вот уже смертельная усталостьИ глаза, и душу мне смежит.
Вот уж, не бунтуя, не противясь,Слышу я, как сердце бьет отбой,Я слабею, и слабеет привязь,Крепко нас вязавшая с тобой.
Вот уж ветер вольно веет выше, выше,Все в цвету, и тихо все вокруг, —До свиданья, друг мой! Ты не слышишь?Я с тобой прощаюсь, дальний друг.
31 июля 1933, Каринское * * *В душе, как в потухшем кратере,Проснулась струя огневая, —Снова молюсь Божьей Матери,К благости женской взывая:
Накрой, сбереги дитя мое,Взлелей под спасительной сеньюСамое сладкое, самоеЗлое мое мученье!
* * *В земле бесплодной не взойти зерну,Но кто не верил чуду в час жестокий?—Что возвестят мне пушкинские строки?Страницы милые я разверну.
Опять, опять «Ненастный день потух»,Оборванный пронзительным «но если»!Не вся ль душа моя, мой мир не весь лиВ словах теперь трепещет этих двух?
Чем жарче кровь, тем сердце холодней,Не сердцем любишь ты, — горячей кровью.Я в вечности, обещанной любовью,Не досчитаю слишком многих дней.
В глазах моих веселья не лови:Та, третья, уж стоит меж нами тенью.В душе твоей не вспыхнуть умиленью,Залогу неизменному любви, —
В земле бесплодной не взойти зерну,Но кто не верил чуду в час жестокий?—Что возвестят мне пушкинские строки?Страницы милые я разверну.
* * *В этот вечер нам было лет по сто.Темно и не видно, что плачу.Нас везли по Кузнецкому мосту,И чмокал извозчик на клячу.
Было все так убийственно просто:Истерика автомобилей;Вдоль домов непомерного ростаНа вывесках глупость фамилий;
В вашем сердце пустынность погоста;Рука на моей, но чужая,И извозчик, кричащий на остов,Уныло кнутом угрожая.
1915 * * *Вал морской отхлынет и прихлынет,А река уплывает навеки.Вот за что, только молодость минет,Мы так любим печальные реки.
Страшный сон навязчиво мне снится:Я иду. Путь уводит к безлюдью.Пролетела полночная птицаИ забилась под левою грудью.
Пусть меня положат здесь на отмельУмирать, вспоминая часамиОбо всем, что Господь у нас отнял,И о том, что мы отняли сами.
* * *Видно, здесь не все мы люди — грешники,Что такая тишина стоит над нами.Голуби, незваные приспешникиВиноградаря, кружатся над лозами.
Всех накрыла голубая скиния!Чтоб никто на свете бесприютным не был,Опустилось ласковое, синее,Над садами вечереющее небо.
Детские шаги шуршат по гравию,Ветерок морской вуаль колышет вдовью.К нашему великому бесславию,Видно, Господи, снисходишь ты с любовью.
* * *Выставляет месяц рожки острые.Вечереет на сердце твоем.На каком-то позабытом островеОчарованные мы вдвоем.
И плывут, плывут полями синимиОтцветающие облака…Опахало с перьями павлиньимиЧуть колышет смуглая рука.
К голове моей ты клонишь голову,Чтоб нам думать думою одной,И нежней вокруг воркуют голуби,Колыбеля томный твой покой.
ГазэлыУтишительница боли — твоя рука,Белотелый цвет магнолий — твоя рука.
Зимним полднем постучалась ко мне любовь,И держала мех соболий твоя рука.
Ах, как бабочка, на стебле руки моейПогостила миг — не боле — твоя рука!
Но зажгла, что притушили враги и я,И чего не побороли, твоя рука:
Всю неистовую нежность зажгла во мне,О, царица своеволий, твоя рука!
Прямо на сердце легла мне (я не ропщу:Сердце это не твое ли!) — твоя рука.
1915 * * *Голубыми туманами с гор на озера плывут вечера.Ни о завтра не думаю я, ни о завтра и ни о вчера.Дни — как сны. Дни — как сны. Безотчетному мысли покорней.Я одна, но лишь тот, кто один, со вселенной Господней вдвоем.К тайной жизни, во всем разлитой, я прислушалась в сердце моем, —И не в сердце ль моем всех цветов зацветающих корни?И ужели в согласьи всего не созвучно биенье сердец,И не сон — состязание воль? — Всех венчает единый венец:Надо всем, что живет, океан расстилается горний.
<1912–1915> * * *Господи! Я не довольно ль жила?Берег обрывист. Вода тяжела.Стынут свинцовые отсветы.Господи!..
Полночь над городом пробило.Ночь ненастлива.Светлы глаза его добела,Как у ястреба…
Тело хмельно, но душа не хмельна,Хоть и немало хмельного винаБыло со многими роспито…Господи!..
Ярость дразню в нем насмешкою,Гибель кличу я, —Что ж не когтит он, что мешкаетНад добычею?
* * *Да, я одна. В час расставаньяСиротство ты душе предрек.Одна, как в первый день созданьяВо всей вселенной человек!
Но, что сулил ты в гневе суетном,То суждено не мне одной, —Не о сиротстве ль повествует намПризнанья тех, кто чист душой.
И в том нет высшего, нет лучшего,Кто раз, хотя бы раз, скорбя,Не вздрогнул бы от строчки Тютчева:«Другому как понять тебя?»
* * *Дай руку, и пойдем в наш грешный рай!..Наперекор небесным промфинпланам,Для нас среди зимы вернулся майИ зацвела зеленая поляна,
Где яблоня над нами вся в цветуДушистые клонила опахала,И где земля, как ты, благоухала,И бабочки любились налету…
Мы на год старше, но не все ль равно, —Старее на год старое вино,Еще вкусней познаний зрелых яства…Любовь моя! Седая Ева! Здравствуй!
Ноябрь 1932Девочкой маленькой
