Записки на кардиограммах - Михаил Сидоров

     Манерой общения.

***

     Ночь. Вызов. Через минуту повтор: скорей! Подрываешься и летишь. Диспетчер по рации: Быстрей – скандалят!

     Вываливаешься из кабины, дверь вбок, одной рукой чемодан, другой кислород, на плече кардиограф, дефибриллятор, на другом сумка с реанимацией, папка в зубах, домофон чуть ли не носом: пи-и-и-и…

      КТО ТАМ?

     Всё. Можно отнести кислород, дефибриллятор, сумку с реанимацией. Расставить неторопливо, подключить шланги. Позвонить снова и зевая войти.

     Ничего там нет.

     Проверено.

     Годами.

***

     Нельзя брать деньги, если их дают с помпой. А настаивают – тем более!

     Номера купюр переписаны.

     Список, как правило, под телефоном.

     Тоже проверено.

     Неоднократно.

***

     По коридору надо идти тихо и на пороге чуть задержаться.

     Так, чтоб не видели.

     И не слышали.

     Бесхитростное большинство начинает стенать только при твоём появлении.

***

    И не вставать перед дверью.

    Могут пинком открыть.

***

     И уж, конечно, никаких «входите – открыто»

     Войдёшь, а там волкодав.

     - Ой, простите, я про него забыла…

     Ебанутые!

***

      Умное лицо, в глазах разум. Кардиограмма, терапия, слово за слово…

- А вы можете, как в фильме «Жмурки», пулю из живота вытащить?

Озадачил.

- Знаете, если б всё было так просто, как у режиссёра Балабанова, мы бы не потеряли двадцать миллионов в последнюю войну.

- Нет, ну а всё-таки?

***

     Везли с пожара.

     Ожоги.

     Большой процент.

     Юный возраст.

     Тормознули на перекрёстке — проезд кортежа.

     Снеслись с ответственным, тот подтвердил: ждите!

     Семнадцать минут стояли. 

***

- Это какой корпус?

- Не знаю.

- Но вы ж из него только что вышли!

     Куда б ни приехали.       

***

Номеров нет. Ни на домах, ни на квартирах.

Не пишут.

Но полагают, что мы – назубок.

И разбухают во гневе.

***

    Порвал с корешем.

    Тяжёлые сутки, переработка часа на три, ехал домой – мужик в трамвае засудорожил, в лифте сосед к жене попросил… Стянул кроссовки, упал поперёк кровати, без душа и завтрака – звонок:

- Слу-у-ушай, ты мне нужен как доктор…

- Пошёл на хуй!

     Обиделся насмерть. Поймёт едва ли.

***

     Левел ап – когда начинаешь просыпаться за минуту до вызова.

     Сам.

     Ночью.

     Мистика!

     Очевидное – невероятное.

***

      Диспетчера опытны.

- Нет такого дома по этой улице.

Взрыв.

- Да вы… Да я…

- Паспорт откройте.

Пауза.

- Ой, да…

Не часто, честно скажу. Но извиниться – ещё реже.

***

      Начал обычно: чем болеете… последнее обострение… что принимаете? А в спину сказали:

- Чё хуйню спрашиваешь – лечи давай!

***

     Когда изобретут таблетку от «плохо», во врачах нужда отпадёт.

     Совсем плохо – переломил об колено.

     Чуть-чуть – поскрёб ложечкой.

     И в рот…

- Дорогая моя, вам же шестьдесят лет. Вы прожили такую долгую жизнь – неужели не найти слов, чтоб описать собственное состояние?

Не-а. Не найти.

- Тупой какой-то… Ну, плохо – что непонятного?

***

     Принадлежность к прокуратуре объявляют ещё в прихожей.

     И недоумевают, не встретив подобострастия…

***

     Что странно – многим сочувствуешь.

     Против воли порой…

     Многие негодуют – каллиграфий, похоже, ждали, на бумаге на ароматной. Иные пеняют на негатив. Толкуют «жесть!» и жаждут приколов – неистово, ненасытно. А по-мне, так забавно: отрешился, бесстрастный, и смотриш, как утверждаются – кто во что...

П р о д о л ж е н и е

«Яд каплет сквозь его кору...»

Наше всё.

     В кафе – только ночью. Днём куражаться: жрёте, мол, а там люди мрут! Или наоборот, уважухой задостают. Один вот, недавно, от полноты чувств, предложил шаверму за ним доесть…

***

     Исцелили, раскланялись, жена пошла провожать, а он вдруг из комнаты: 

     -  НЕ ДАВАЙ ИМ НИЧЕГО!!!

     Фельдшер – девочка из училища, аж расплакалась с непривычки.

***

     Храм. Пасха. Эпилептик. Судороги нон-стоп – глубокий статус. Кончилась служба, пошёл народ. По нам, по больному, по батюшке… а тот, наивный, всё подождать их просил, да помолиться во здравие.

***

     Первая минута на скорой: ржут над коллегой – капали ночью, приступ был. Тычут пальцами в ЭКГ, рыдая от хохота, мне же, обескураженному, говорят:

-  И у тебя так будет. Лет через десять.

Хмыкнул гордо, а зря.

Как в воду глядели.

***

     Градоначальник узнала об очередях в поликлиниках.

     Грозила публичными казнями. 

     - Ух, ты! – Сказали все. – Круто! Ну-ну.

     Очереди исчезли.

     Дня на два.

***

… и бесконечные тридцатилетние сучки с головными болями.

***

Допуск к наркотическим препаратам оформляют два месяца.

Как мимнимум.

Через полюса на собаках запрос везут.

***

А больницы теперь в честь христианских святых.

Хотя некоторым имена нацистских преступников подойдут.

Имени Кальтенбруннера, например. И, скажем, Адольфа Эйхмана…

Варум нихт?

***

     Впихнули в нагрудный карман полтинник. Как швейцару. С такой, знаете, превосходцей: на тебе, братец, на сигареты!

     А был с получки – достал тысячу, сунул меж пузом и трениками: а это вам, милейший, на погребение!

     Пришла жалоба: такой-разэтакий, и даже говном бросался…

     Лишили премии на год.

***

     Диспетчер говорит – донимал минут двадцать. Давление ему, суке полупьяной, измерить. Пузырь шмурдяка в лапе – хлебнёт, затянется и снова в дверь: дз-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-зынннь…

     И ни души на станции, как на грех.

     А ночью, падла, телефон обрывал: три литра на харю, ум болит, язык ребром – инс-с-су-сульт у него. Г-гермо… гермор-р-рагический.

***

     Госнаркоконтроль бдит.

     Онкобольных обязали глотать сильнодействующие  в присутствии скорой.

     Приезжаем, смотрим, расписываемся: дескать, были, видели, правда…

     Так и катаемся.

***

     А обращаются к нам: ребята.

     -  Любезный!

                     МЫ.

                            НЕ.

                                 РЕБЯТА.

                                               Давно уже!

     -  Ой!

Да!

             Конечно!

                            Извините, РЕБЯТА!!!

     Всё время.

***

     Выцелив самого трезвого, надо сказать: вы мне кажетесь наиболее здравомыслящим из присутствующих…

     Строить событыльников будет исключительно он.

***

      Было дело, даже участок впаривали.

      На носилках лёжа, под капельницей.

- И соседи хорошие: зампред избиркома и полковник из ФСБ – соглашайтесь...

***

     От порога с ехидцей:

- Что-то вы сегодня быстро приехали!

     Вот же ж блядь, а?

- Эва как... Ну, тогда мы внизу подождём, в машине – позовёте, когда пора будет…

     Готово дело – оскорблёны донельзя.

***

      О журналах.

Их восемнадцать.

За сутки – подписей восемьдесят.

На днях ввели девятнадцатый.

Учёта журналов.

***

Коллега.

Изящен.

Подтянут.

      Эрудит. Интеллектуал. Знаток поэзии и шахматных комбинаций. Цитирует наизусть и искромётен до зависти.

      Убеждён, что все нам должны. Но милосерден – войдя в положение, соглашается взять вещами.

 DVD-плеером, например.

 Или узелком столового серебра.

 С полной сумкой порой со смены идёт.

***

     На станцию пожаловал Госнаркоконтроль.

     Помимо комиссии ещё и автоматчик в бронежилете.

     Они что думали – мы отстреливаться будем?

***

    Обожают пересчитывать пачку денег под самым носом. Тут главное не ляпнуть что-нибудь вроде «смотри, не ошибись!», иначе непременно кляузу настрочат…

***

     Главврач скорой заканчивает интервью так: звоните и обращайтесь!

     И тёплый взгляд в объектив.

     Не на камеру поучает: врача надо бить, но не добивать.

     А когда докладывают, мол, государь, медик-то разбегается, отвечает: плевать – хоть полтора человека, но останется!

     По всему видать, крепко сидит.

***

     А однажды у нас свечу вывинтили – кому-то среди ночи понадобилась.

     Остального, правда, не тронули, взяв то, что крайне необходимо.

     Как папуасы.