Время неместное - Мария Фомальгаут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я, собственно… по поводу Фельдмана к вам обращался, – говорит Роттервельд.
– Конкурент ваш?
– К сожалению. Сущий дьявол.
– Ну, до дьявола ему далеко, – гость фыркает.
– Я, собственно… как бы его…
Гость хмурится, глаза злые:
– Друг мой, я вам что сказал? Хотите, чтобы я вам помогал, извольте всю подноготную про конкурентов ваших. Кто отец-мать, где родился…
– Достал, достал, – Роттервельд хлопочет, вынимает фотографии, – вот, мать, в девичестве Рэйчел Килпатрик…
– Оч хорошо… Ну что… пойдёмте.
– К-куда?
– А вот… сами нарвались, сказали, что я дьявол…
Роттервельд не понимает. Они выходят на улицу и куда-то сворачивают, не на пятую авеню, и не на сорок седьмую стрит, а куда-то… куда-то…
Куда-то…
Не вправо, не влево, не вперёд, не назад, не вверх, не вниз…
– Пойдёмте. В каком году, говорите, папа-мама его встретились?
– Сорок восьмой…
– Оч хорошо…
Идут куда-то. Через улицы, через пустоши, через опадающие листья, через солнечный зной, через тающий снег, через метель… Роттервельд думает: кто сошёл с ума, он или весь мир, или оба вместе. Гость (как его зовут, чёрт его дери) отмеряет что-то по расчерченным линиям, вбитым колышкам, пятьдесят две, пятьдесят, сорок девять…
– Ну, вот… смотрите, мой друг.
Роттервельд смотрит. По просёлочной дороге несётся повозка, кучер гонит лошадей, скорей, скорей, надо поспеть дотемна. На дорогу выбегает щенок, заливается лаем, за щенком бросается молоденькая крестьянка, Панч, назад, назад, копыто лошади бьёт по спине девушки… Пассажир выскакивает из повозки, осыпает кучера крепкой бранью, у тебя глаза на жопе, или где, подбегает к упавшей, ай, м сорри, мисс…
– Вот так они и встретились, да? – кивает гость.
– Кто они?
Роттервельд не понимает. Неужели Роттервельд такой тупой? Вот что значит, в школе не учился, не до того было, вот теперь друг что-то показывает, а Роттервельд не понимает…
– А теперь назад пошли.
Роттервельд пятится. Гость смеётся, хлопает Роттервельда по спине, да нет, не сюда назад. Опять идут куда-то не вправо и не влево, не назад и не вперёд, не вниз и не вверх. Странное такое чувство, тошнота подкатывает, и во рту металлический привкус, будто рот полон крови…
Гость идёт к воротам, постукивает палкой, Панч выскакивает из-за угла, заливается лаем, р-р-р-разоррр-р-р-ву…
– Панч, Панч!
Выбегает девушка, прячет под косынку выбившиеся локоны.
– Славный у вас пёсик… – говорит гость, дразнит Панча тростью, – сколько за него возьмёте?
– Ах, сэр, единственная собака в доме, не продадим.
– Тоже верно… знатный будет сторож, ишь, какой шустрый…
Повозка проносится мимо, подняв клубы пыли, Панч несётся за лошадьми, поздно, уже укатили за поворот…
Гость дёргает Роттервельда за руку, пойдём, снова идут куда-то не туда, горло сжимает комок. Что-то прорывает, струится из носа, падает красными бусинками на снег, на проталины, на траву, на опавшие листья, снова на снег…
Странное чувство…
Мерзкое чувство…
Подходят к дому, желудок не выдерживает, вырывается наружу, прощай, индейка с пудингом…
– Что-то вас разобрало… – гость поддерживает Роттервельда, ведёт к дому.
– Всего рюмку хереса…
– Да я не про то. Слушайте, и не подумал даже, что вам плохо будет… я-то как-то привык, сызмальства туда-сюда… ну поначалу подташнивало, а теперь ничего… Вы бы отлежались до завтра, прислуга-то где, давайте вам компресс сообразим…
– И всё-таки… Фельдман.
– Какой Фельдман?
– Джозеф Фельдман, я просил вас…
– Не знаю такого. И никто не знает.
Роттервельд в гневе разворачивает газету, издеваются над ним, что ли? Вот же, Фельдман перекупает нефтяные… а где Фельдман, а нету Фельдмана, Роберт Роттервельд, единоличный владелец нефтяных шахт…
Дальновидность Роттервельда не поддаётся описанию: он умел делать деньги буквально на пустом месте. Он видел то, чего не видел ни один из его современников, умел смотреть в будущее, как никто другой…
Итак, ещё одно главное правило Роттервельда:
СМОТРИТЕ В БУДУЩЕЕ!– А сегодня, Роберт, мы пойдём на ярмарку.
Роттервельд оторопело смотрит на компаньона. Сдурел он, что ли, работы навалом, третьего секретаря уволил, как сам будет расплюхиваться, непонятно, а тут…
– Мне уже не семь годиков, на ярмарку бегать.
– А придётся.
Роттервельд не понимает:
– Вы с ума сошли.
– Отнюдь. Ну, собирайтесь, нечего в конторе сидеть, позеленели весь, скоро плесенью покроетесь.
Что-то прорывает внутри:
– Сэр, я не могу себе позволить прохлаждаться на ярмарке, когда стоят дела. Я думаю, любой здравомыслящий человек на моём месте…
Гость (как его зовут всё-таки?) наклоняется к Роттервельду:
– Фрегат.
Роттервельд не успевает спросить, что за фрегат. Понимает. Обречённо берёт пальто и шляпу.
– На часок, не более.
– Более. Нам придётся пробыть там весь день. Ну-ка выньте изо рта лимон, что вы за рожу состроили… Мы идём за деньгами, Роберт, за деньгами… кстати, возьмите с собой деньжат…
Роттервельд не понимает. Роттервельд покорно идёт за компаньоном. Издеваются над ним, что ли, смотрите, Роберт, что за чудо-повозка, сама едет, без лошадей, давайте-ка прокатимся, ух ты… Пойдёмте, пойдёмте скорее, вы посмотрите, движущиеся картинки, ой, у-х-х, я чуть в штаны не наложил, когда этот поезд на меня попёр… что там, шар воздушный, ой, Роби, не смешите меня, шар… вон, геликоптёр тяжелее воздуха, пойдёмте, прокатимся… да не бойтесь… что? Ярмарочная затея, говорите? А мы с вами куда, по-вашему, пришли, в церковь, что ли? А давайте леденец на палочке купим, мне в детстве не покупали… все дети петушков этих грызли, а мамка: нельзя, нельзя, ах, грязные, ах, инфекция…
– Что, простите?
Роттервельд не понимает. Кто вообще перед ним стоит, взрослый мужик, лет сорок, не меньше, или маленький мальчик, который приволок папу на ярмарку, па-а-ап, купи, па-а-ап, а я ослика живого хоцу-у-у, а я карусельку хоцу-у-у-у…
– Вы… хотите… чтобы я купил… это… это… м-м-м-м…
– Не купили. Купили патент. Конечно, хорошо бы и оборудование, технологии купить.
– Патент? Шутите? Я что, буду заниматься балаганными штучками?
– Будете.
– Ни в жизнь. Знаете, есть вещи, которые лично мне…
– «Виргиния».
Роттервельд чуть не давится собственным языком.
– Ну… хорошо. Но поставить на поточное производство…
– Придётся.
Роттервельд в изнеможении падает в кресло:
– Вы дьявол.
Гость кивает:
– Дьявол.
…ну и, конечно, Роттервельд прославился прежде всего заботой о подрастающем поколении. Он открыл множество детских садов, школ и больниц, дети его рабочих всегда были одеты и накормлены. Поэтому один из важнейших лозунгов Роттервельда:
ДЕТИ – НАШЕ БУДУЩЕЕ!– Сегодня ещё десять умерли, – говорит Роттервельд, вычёркивает в амбарной книге.
– Судьба такая, – кивает гость, – маленькие ещё, слабенькие…
– Что хотите, там нужны именно детские пальчики… Кружевницы наши…
Гость… Кажется, что у него нет имени.
– Люди опять бастуют.
– С ума сходят на конвейерах, вот и бастуют… – гость фыркает, – бездельники, работать мы не хотим, мы только деньги получать хотим…
– Кто ж не хочет. Вы мне скажите, вы мне на кой чёрт все эти заводы военные впарили в жутком количестве?
– Узнаёте. Завтра в Мюнхен летим, с человечком вас одним познакомлю… вы ему предвыборную кампанию проплатите.
– Может, этому человечку ещё личный самолёт подарить и дом?
– Можно. Окупится.
– Только я в немецком не силён…
– И не надо. Молчите и слушайте, он как глухарь на токовище, ничего не слышит вокруг себя… Я с ним виделся, он мне мозг вынес…
– Что, простите?
– Да нет, ничего… так…
Роттервельд кивает. Чувствует себя беспомощной игрушкой в руках этого, кого этого, непонятно…
– Всё-таки… что вы хотите?
– А?
– Что вы… хотите?
Гость прищуривается:
– А кто вам сказал, что я чего-то хочу?
– Ну… так не бывает…
– Всяк бывает…
– Может… вам процент какой с доходов?
– Процент в дело вложите, больше пользы будет…
…во время войны Роттервельд прославился тем, что спас множество людей от неминуемой гибели, помог множеству евреев эмигрировать за океан, оказывал гуманитарную помощь СССР…
Главная заповедь Роттервельда:
ВЕРЬТЕ В СЕБЯ!
– …а придурок этот до последнего ждал, что мы его из Берлина вытащим…
– Ага, представляю себе его рожу… – Роттервельд вскидывает руку, кричит хриплым басом, – немецкий народ… достоин лучшей участи…
Смеются. Пьют за встречу. За нас с вами и за чёрт с ними, и за всё такое.
– А всё-таки… вы кто?
Гость наклоняет голову:
– А вы как думаете?
Роттервельд никак не думает. Сколько лет прошло, лет триста, не меньше, сколько раз Роттервельд состариться успел, и умереть, и снова родиться в династии Роттервельдов. Династия, хвала Всевышнему, растёт и множится, младшая Берта замуж вышла, в июле первенец будет… Роттервельд думает, может, ему в этого первенца переродиться, ладно, ещё силёнки есть, ещё поскрипим, а вот правнуки пойдут, вот там можно и присмотреть себе замену. А гость всё такой же, волосы те же, тёмные, чуть сединой тронутые, даже в одном и том же сюртуке каждый раз приходит, будто и не было для него этих трёхсот лет…
