Повелитель душ - Луанн Райс

Внезапно тишину нарушил страшный грохот. Какой-то предмет разбил кухонное окно, пролетел над столом, опрокинув молоко и чашки, и ударился о противоположную стену. Стекло разбилось вдребезги, и осколки разлетелись по всей комнате. Джон закрыл своим телом визжавшую от страха Мэгги и крикнул сыну, чтобы тот спрятался под стол.

Когда все затихло, и осколки перестали сыпаться, Брейнер стал с лаем носиться по кухне – от разбитого окна до двери и обратно. Снаружи, на берегу, огромная морская волна ударилась о скалу, и этот звук, не приглушенный оконным стеклом, показался ужасно громким. Мэгги начала тихонько всхлипывать, а потом зарыдала во весь голос. Тедди выбрался из-под стола, отодвинул ногой осколки и бросился к стене, у которой упал разбивший окно предмет.

– Это кирпич, папа! – воскликнул он.

– Не прикасайся к нему, – сказал Джон, все еще державший в своих объятиях Мэгги.

– Ну да, конечно – там же отпечатки пальцев, – с понимающим видом ответил Тедди.

Джон кивнул, хотя был уверен, что на самом деле никаких отпечатков на кирпиче не было. Теперь даже самые обычные люди – не говоря уже о преступниках – были хорошо осведомлены в вопросах улик, благодаря детективам и полицейским сериалам. Даже местные горячие головы, чье самое страшное преступление состояло в заваливании газет гневными письмами протеста, никогда бы не оставили никаких улик, вроде отпечатков пальцев, волосков или других следов, позволяющих идентифицировать их личность.

Внезапно Джон заметил на полу несколько капель крови. Он с беспокойством взглянул на дочь, но убедился, что с ней все в порядке. В этот момент Мэгги подняла голову и посмотрела отцу в лицо. Ее глаза расширились от ужаса.

– Папа, папа, ты ранен! – пронзительно закричала она.

Джон прикоснулся к голове и почувствовал под пальцами теплую кровь. Схватив со стола салфетку, он приложил ее к ране. Подбежавший Тедди отодвинул сестру и осмотрел голову отца. Затем они все вместе направились в ванную комнату.

– Ничего страшного, – поспешил успокоить детей Джон, рассмотрев в зеркале свою рану. – Это всего лишь поверхностный порез. Кровь идет, но это ничего, пустяки.

– Мама, мамочка! – невольно воскликнула Мэгги.

Джон обнял дочь. Его сердце разрывалось от жалости к ней. Девчушка постоянно тосковала о своей матери и сейчас решила, что пришла новая беда. Джон подумал о том, что эти два года после того, как дети потеряли свою мать, он вел себя как последний эгоист. Чтобы заглушить боль утраты, он с головой ушел в работу и почти не уделял им внимания, а дети в нем так нуждались.

На этот раз Тедди, как всегда, решил взять заботу о Мэгги на себя. Отстранив отца, он подвел сестру к раковине и принялся оттирать губкой оставшиеся на ее футболке пятна крови.

– Хоть ты и сорванец, Мэгги, – сказал он, – но в таком виде тебе нельзя идти в школу. Люди подумают, что ты подралась, и тебя здорово поколотили.

– Меня? Как бы не так, – ответила Мэгги, шмыгая носом.

– Ну, значит, подумают, что это ты кого-то поколотила, – добавил Тедди. – Верно?

– Верно, – тихо произнесла Мэгги.

Из ее огромных голубых глаз полились слезы.

«О, боже», – подумал Джон, снова рассматривая перед зеркалом свой порез на голове. Вероятно, рана была гораздо глубже, чем показалась ему вначале. Кровотечение не прекращалось и стало более обильным. Джон мысленно выругался: ему вовсе не хотелось обращаться к врачу, на это совсем не было времени. На сегодня у него было назначено несколько встреч в офисе, и, к тому же, он должен был дочитать материалы дела и закончить текст своего выступления.

Раздался звонок в дверь.

Неужели дети уже позвонили в полицию? Джон направился было к двери, но в прихожей остановился. А что, если это тот самый человек, который бросил в их окно кирпич? Человек, ненавидящий Джона за то, что он защищает в Верховном суде штата Грега Меррилла.

За время своей адвокатской практики Джон О'Рурк неоднократно сталкивался с угрозами. Людей приводило в негодование то, что он делает. Он защищал в суде преступников, совершивших самые чудовищные преступления. У тех, кто погиб от их рук, оставались раздавленные горем родные и друзья, и для этих людей защитник убийц Джон О'Рурк был главным чудовищем. Он уважал их чувства и с пониманием относился к направленному на него гневу.

Джон знал, что когда-нибудь может найтись человек, который не удовлетворится одними угрозами и пойдет дальше. Однако, даже несмотря на это, он предпочитал не иметь оружия – не только из принципа, но и потому, что ему, как адвокату, было слишком хорошо известно, что наличие оружия в большинстве случаев до добра не доводит. Теперь Джону оставалось лишь надеяться, что на этот раз все обойдется и дело ограничится лишь разбитым окном. Однако инцидент с кирпичом уже сам по себе был шокирующим: Мэгги была ужасно напугана, да и сам он все еще не мог прийти в себя от случившегося. Глубоко вздохнув, Джон взялся за дверную ручку и резко открыл дверь. Перед ним стояла женщина в сером осеннем пальто. У нее были каштановые волосы до плеч, серо-голубые, как речные камешки, глаза и усыпанный веснушками нос. Незнакомка приветливо улыбалась. Легкая улыбка на ее губах была немного застывшей, словно она приготовила ее заранее. При виде встревоженного лица Джона и струившейся с его головы крови женщина оторопела, и улыбка исчезла с ее лица.

– Ой, – сказала она, невольно отпрянув, но тут же снова шагнула вперед и приподняла руку, как будто хотела дотронуться до его щеки. – С вами все в порядке?

– Вы не заметили, отсюда отъезжала какая-нибудь машина? – спросил Джон, оглядывая тихую прибрежную улицу.

У обочины дороги стоял автомобиль – темно-синий седан – очевидно, принадлежавший незнакомке.

– Нет, я не видела никакой машины, – ответила женщина. Ее глубокие глаза смотрели на него внимательно и беспокойно. – Пожалуй, вам нужно присесть.

Джон стоял, прислонившись к дверному косяку, и молчал. Незнакомые люди редко являлись к нему домой: чаще они звонили по телефону – особенно ночью, когда вся семья спала, а также писали длинные, обстоятельные, полные ненависти и возмущения письма. Едва ли эта женщина была одной из этих людей: если бы она пришла к нему, чтобы выразить свое негодование, она не стала бы приветливо улыбаться и проявлять беспокойство.

– В чем дело? – наконец спросил он. – Я могу вам чем-то помочь?

Она засмеялась, и смех ее был таким нежным и ласковым, что Джон почувствовал слабость в коленях. Однако он тут же одернул себя и придал лицу непроницаемое выражение. После смерти Терезы он решил закрыть свое сердце для чувств.

– Думаю, что это мне следует вам помочь, – сказала женщина, улыбаясь и придерживая Джона за локоть.