ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА - Александр Шелудяков

ГЛАВА ВТОРАЯ

Дом улангаевского старожила Михаила Гавриловича Чарымова стоит на берегу Югана. Рано утром выйдет старик на крыльцо, что тебе на капитанский мостик, – и вот она перед глазами полуподкова берега. Ходовые лодки, обласки вклинились носами в песчаный оследок убылой за ночь воды.

В полдень дед Чарымов, накладывая клепань на трещину в днище обласка, пришивая латку проволочными скобами, все возвращался мысленно к последней сельповской новости и думал про Костины причуды: «Мужику тридцать лет, а с детством, язви его, видать, не распрощался. Куролесит все. Ищет чего-то».

Четыре года назад привез Костя Волнорезов в деревню десять щенят промысловых лаек. Немалые деньги ухлопал. Подросли щенята, оставил себе Костя три кобелька и две сучки, а остальных задарма роздал улангаевской ребятне. Хорошие выросли у него лайки: за соболем, белкой и крупным зверем идут, как заговоренные. Собаки – дело понятное, промысловое, а насмешил Костя с дружком своим Ильей старых и малых, когда стал скупать кошек по юганским деревням. Засадили они с Ильей в клетки кошек с котятами, увезли в тайгу. Решили рыбаки да охотники: тронул Костины мозги недобрый червь. А через два года, вот так же весной, пошли другие толки. Пропадали Костя с Ильей всю зиму в урмане, а вернулись – сдали в заготовительную контору около тысячи соболиных шкурок. И не каких-то рыжих, малоценных, а первосортных смолисто-черных. Такого не случалось на Югане. Не может быть, шел шепоток, чтобы два мужика и старуха за зиму отпромышляли столько соболиных мехов. За сезон охотник берет сорок или пятьдесят соболей, а тут… И поползла скользкая молва, виляя от дома к дому: «Обирают варнаки кержаков да старообрядцев, которые позабились в глухие таежные щели доживать свой век. Или спиртом охотников опаивают да подграбливают как в старину, бывало, купчишек».

А улангаевские женщины другое держали на уме, верили почему-то: Костя с Ильей на подлость не пойдут, просто известен парням секрет-колдовство. Недаром с ними сдружилась старуха-эвенкийка Югана Кулманакова.

– Слыхали, и нынче наши фокусники вывалили на прилавок целые мешки с соболиными шкурами, да и пушнины другого зверья немало принесли. Вот и думай что хошь! – сообщала Соня покупателям на другой день.

Какая деньжища получена за соболье, разузнала Соня у приемщика пушнины. Горела зависть у Сони – такие деньги, кучи денег! Эх, ей бы все это, да в город или на юг. Присмотреть бы в Крыму дачу с разными кипарисами, абрикосами. Держала Соня в тот вечер совет со старым эвенком Пашей Алтурмесовым. Причастила его стаканом водки. Прослезились стариковские глаза. Паша неторопливо и важно заел выпитую водку куском колбасы, облизал губы и заявил:

– Каштый мушик снат, кто такой сополь. Крепко-трудно добывать его.

И пояснил старик, что, бывает, и день, и два гонишься за соболем, что и сам зверем становишься и собаки безножат. Ночевать в таком случае приходится в снегу у костра. Оголодаешь, промерзнешь. Плохо, когда столько много соболей добывают, сокрушался Паша, щуря узенькие глаза. Побьют соболье – другим охотникам ничего не останется. Надо вызывать милицию…

И полетел на другой день законверченный донос в район. Вскоре нагрянул в Улангай следователь. О чем он вел разговор с председателем Александром Гуловым? Что выяснял? Чем интересовался? Никто так и не узнал.

Высокий, стройный, черноволосый мужчина постучал в дверь, вошел в кабинет следователя.

– Я Черных, – представился он. – Вы вызывали меня?..

– Очень хорошо, товарищ Черных, – сказал Пирогов, кивнув головой на стул. – Присаживайтесь, и можете курить. Вот сигареты.

– Не могу себе представить, зачем я вам понадобился? – спросил Черных, вытаскивая сигарету из предложенной пачки и придвигая поближе фарфоровую пепельницу.

– О том, что вы работали летчиком-инструктором в томском аэроклубе, и о том, что вы замечательный пилот, я знаю. Меня интересует Константин Волнорезов, ваш бывший курсант, авиатехник, которому вы передали когда-то свое мастерство высшего пилотажа…

– На зональных соревнованиях по высшему пилотажу Волнорезов занял первое место. Надо сказать, в соревнованиях принимали участие летчики с большим опытом,с гордостью за своего воспитанника сообщил Черных.

– Вы не припомните, куда девались три списанных «У-2», когда аэроклуб расформировали? – спросил следователь, доставая из папки какую-то бумагу.

– Известно, куда можно девать деревянный каркас из фанеры да перкалевой обшивки… Увез кто-нибудь из техников или шоферов на дрова. Да вот, я недавно был у Рябцева, так он самолетной перкалью обил дверь в бане и обшил изнутри предбанник… А фюзеляж ободранный во дворе стоит, ребятня на нем в летчиков играет.

– Да, действительно, деревянный каркас старенького самолета годен только на дрова, – согласился следователь. – А вот моторы?.. Мог ли Волнорезов взять мотор?

– Зачем ему? – удивился Черных.

– Да я и сам так думал, а вот послушайте, что пишут мне из Медвежьего Мыса: «Вадим, навел справки о Волнорезове, разговаривал с ним лично. Обыска не делал, но сам хозяин охотно показал все закоулки в сараях и кладовых. Не то что мотора, а даже гайки или шплинтика не нашел. Волнорезов не увлекается машинами. Он больше четырех лет занимается промыслом соболей, возглавляет охотничью бригаду. Охотничает где-то в очень далеких урманах. Бригада промысловиков Волнорезова – одна из лучших в районе. Отзывы о нем у председателя артели хорошие. Выполнил и вторую твою просьбу – навел справки в районной нефтебазе, кто выписывал авиационный бензин. Ежегодно получал с базы по двадцать и тридцать бочек авиационного бензина председатель улангаевской артели. У них имеется звероферма. Бензин идет на обработку мехов: шкурки обезжириваются опилками, смоченными авиационным бензином. Бензин выдавался И охотникам, с такой же целью».

– Зря вы на Волнорезова грешите… – воткнув погасшую сигарету в пепельницу, сказал Черных.

– Дорогой ты мой, из-за старого мотора погиб талантливый молодой инженер и еще четыре человека. Не хотелось бы, чтобы подобная участь постигла и Волнорезова. Если тебе небезразлична судьба бывшего питомца, давай мозговать вместе…

– Да… – удивленно протянул Черных. – Здесь стоит подумать.

– Чего тут думать… Выписывали авиационный бензин… Многовато ведь тридцать бочек в год на обработку шкурок… каждому ясно…

– Но бензин мог идти на моторные лодки или какие другие нужды.

– Нет, брат. Тут стоит немного пофантазировать. На окраине Томска, возле спичфабрики, в сосняке, стоит старенькая избушка и большой сарай. Там жил Волнорезов, когда работал в аэроклубе. Разговаривал я с тамошней ребятней. Она-то все знает. Мальчишки говорят: «Дядя Костя домой самолет привозил и в сарае держал. Куда самолет девался, никто не знает». Ну, а теперь давай посмотрим, – раскинув на столе карту Томской области, сказал следователь.

Черных посмотрел на карту и остановился взглядом на красном кружке, которым был обведен Улангай. Редкие линии авиатрасс пересекали таежные земли, соединяя крупные населенные пункты.

– Вот оно, знаменитое юганское болото, По площади, пожалуй, равняется Польше. Все изрезано таежными гривами и островами. Пространство в тысячу километров над этими урманами еще не бороздили самолеты, разве только пожарные… Так? – ткнув карандашом в красный круг районного центра, спросил следователь.

– Да, пожалуй, – согласился Черных. – Вы думаете… где-то в тайге у Волнорезова спрятан самолет? – неторопливо, но обстоятельно спросил бывалый пилот. – Но ведь это чепуха! Четыре года… Подумайте, уже списанный «У-2», старый утильный мотор… Нет, это исключено! – решительно закончил Черных свои размышления.

– Допустим… Но зачем тогда Волнорезов хранит в тайне свой промысловый участок?

– Да потому, что каждый охотник в какой-то мере суеверен, что ли. Промысел богатый держать в секрете для охотника считается самым важным.

– Что-то не так тут, – покачав головой, ответил следователь. – Ну вот ты, посади себя мысленно в самолет и лети над этим юганским болотом. Встретился тебе, скажем, «У-2» этак на высоте ста метров. Заподозрил бы ты что-либо или нет?..

– Нет, конечно. Потому что не могу представить себе летчика, разгуливающего по безлюдным местам на самодельном или списанном самолете. Просто подумал бы: живет себе небесный тихоход где-нибудь у геологов и верно служит…

– Ты прав, – ответил следователь. – Я запросил начальника аэропорта Медвежьего Мыса, и вот что он мне ответил: «Все опрошенные пилоты местных линий не встречали в воздухе за четыре года ни одного «У-2». Эти машины сняты с эксплуатации». Ты же сам говорил, что Волнорезов отличный пилот…

– Вы хотите сказать… – перебил следователя Черных, – что он…