ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА - Александр Шелудяков

– А так. Давай думать. Вон на той поляне, за тремя кедрами, надо срочно строить дом побольше и забором обнести площадку раза в два большую, чем теперешняя. Да еще шед изладить, да клеток восемьсот соорудить…

– Ты, Саша, в уме?.. – вконец расстроился дед Чарымов. – С маленьким лисятником запурхались, а ты еще обузу добавить хочешь. Сам в петлю лезешь… Ухлопаешь артельные деньги, а прибылей опять с гулькин нос получишь…

– А если так, Михаил Гаврилович… В деревне пустуют одиннадцать домов. Чем новый дом для фермы рубить, перетащим сюда пятистенник, в котором жила когда-то солдатка Евденья. Дом просторный, и затрат почти никаких.

– Домина дай бог! Бревна звенят! – обрадовался дед Чарымов, сообразив, что председателя ему не переубедить.

– Ну, вот и договорились. Поднимем старых и малых на работу. Всего-то и делов здесь на пару-другую дней.

Дед почесал густую с проседью бородку, с прищуром глянул на Гулова:

– Мудришь ты, Саша. Признайся честно, что удумал? Чует мое стариковское сердце, что без Кости да Илюхи здесь не обошлось. Ну, варнаки! И тебя в свои фордыбачества затянули…

– Скоро, скоро, деда, все узнаешь, – рассмеялся председатель и похлопал старика по крепкой еще, прямой спине.

У постоянных островитян сложились уже свои обычаи. В торжественный день, когда на столе в берестяных кружках розлито вино и приготовлена лучшая закуска, каждый говорит о своей заветной мечте. Югана неторопливо собирается с мыслями, ей хочется сказать красиво и, конечно, русскими словами. Зачем торопить Югану, пусть думает, а пока можно рассказать о берестяной посуде и деревянных ложках, сделанных ее руками.

Югана живет по старому кочевому обычаю: в тайге у человека должны быть вещи простые, крепкие и обязательно легкие. Привозил Костя в позапрошлом году фарфоровые тарелки, разные стаканы, рюмки. Ложки с вилками из нержавеющей стали привозил. Посуду эту Югана побила, перетолкла в деревянной ступе, унесла и высыпала на песчаный берег, где осенью глухари слетаются выискивать мелкую гальку в песке. Так ушла фарфоровая и стеклянная посуда из зимовья в мускулистые желудки глухарей. Из нержавеющих ложек Югана изладила блесны на щук, а вилкам отломала зубья и смастерила скребки для выделки шкурок.

– Много денег хочу, – растягивая каждое слово, начала говорить старуха, – самолет купить хочу. Всегда Югана ходила на лыжах, таскала груженую нарту и завидовала птичьим прямым дорогам. Сейчас тоже все охотники ходят на лыжах, таскают нарту, летом ломают руки – толкут воду веслом. Мой самолет завезет охотника из Улангая в любой урман. Кому куда нужда есть! Пусть забудут люди про нарту. Пусть не натирают мозоли ремни заплечных мешков…

– Четвертый год у тебя, Югана, одно и то же, Только не сбудется это. Самолет – не мотолодка, не разрешается его иметь охотнику.

– Зачем, Костя, кидаешь пепел на мою мечту? Такой куплю самолет, как у тебя…

Подошла очередь говорить Илье. Он смущенно улыбнулся…

– Охота жениться…

Костя и Таня расхохотались, а Югана одобрительно и серьезно кивнула: «Хорошее желание у Ильи».

– А что волнует Танюшу? – спросил Костя.

– Моя мечта неисполнима… – девушка опустила голову и добавила, запинаясь, – хочется быть… красивой…

– Смешная ты, Танюша. Разве не знаешь, какая ты красавица?! Твоей фигуре любая актриса позавидует. А какие глаза у тебя! А характер!.. Любого парня можешь заарканить.

– Нет, Костя, нос-то… у меня… – смешавшись, возразила Таня и прямо поглядела охотнику в глаза: «Не утешай, мол, сама про себя все знаю».

Костя ни чуточки не смутился.

– Подумаешь, переносица разбита. Заработаешь денег, поедешь в Москву. Есть там институт красоты. И в этом институте чудеса творят. Не веришь?.. Как в сказке, из Золушек принцесс штампуют. Вот и тебя принцессой сделают…

Таня счастливо улыбнулась. Она и сама знала про этот институт, но поездка в Москву казалась ей недостижимой мечтой. И все же Костины слова тронули ее до глубины души.

После смерти матери у Тани на руках остались две сестренки. Не растерялась в беде молоденькая девушка, хоть и сама еще ребенок была. Бралась за любую работу в артели и учиться не бросала. А нередко ночами, когда сестренки спали, доставала она кусок жевательной кедровой серы, накладывала на переносицу и, отойдя от зеркала подальше, любовалась, когда из глубины мутного мерцающего прямоугольника смотрела на нее миловидная девушка с печальной улыбкой…

За столом все притихли и с сочувствием глядели на Таню, наконец Югана спросила Костю:

– Зачем долго молчишь? Говори свое желание…

– У меня желание простое, Югана, – улыбнувшись, ответил Костя, – чтобы ты была всегда бодрой, а Танюша стала красавицей. Денег мы ей на поездку в Москву найдем. Еще дадим ей выделанных соболей. Отвезет она шкурки в подарок хирургу, чтоб постарался и сделал Танюшу первой красавицей на Югане.

Таня смутилась и поспешила изменить тему разговора.

– Костя, а зачем вы кошек скупали с котятами, разве у вас другого выхода не было? Знаешь, вас кошачьими фокусниками Соня окрестила…

Илья стал мудрить с серьезным видом:

– Мы их дрессируем! Когда снег глубокий станет и собаки не смогут идти на промысел, то мы сажаем кошек в мешки и отправляемся в тайгу. Выпускаем там, они разбегаются в разные стороны, ловят белок, как мышей, и нам приносят. Мы с Костей только успеваем собирать добычу да шкурки снимать. Во как!..

Югана курила трубку, улыбалась и одобрительно кивала головой: хорошо, мол, врет Илюшка.

– Видишь ли, Таня, – серьезно пояснил Костя, – из всех промысловых зверей жизнь соболя и размножение его на воле менее всего изучены. Очень много неразгаданных тайн в жизни этого благородного зверька…

– Какие тебе тайны, – перебил Костю Илья. – Соболь любит человека, быстро привыкает, не боится…

– Любит, если ты вырастишь его дома, а как в тайгу выпустишь…

– Соболь повадился ходить в деревню и у Андронихи на вышке ел свиной окорок, – говорит Югана. – А в деревне собаки, люди. А он гулял себе, пировал, пока Паша Алтурмес не ухайдакал его. Еще скажу. Пять зим назад в моей избушке жил рыжий соболь. Следил за мной. Я утром уйду белковать. Он в дырку у трубы нырнет. В избушку заберется. Шныряет по чашкам, котелкам. Ложки-поварешки вылижет. Мыть не надо. Смешно. Сильга привыкла к нему. Не лаяла. А я беличьи шкурки сниму, тушки на ниточку свяжу и повешу на вышку. А он, шайтан, наестся сам да еще жену приведет.

– Чего ж ты их не добыла-то, бабушка, – спросила Таня.

– А зачем? Рыжие они. Совсем пустяк стоят, хотя рукавицы шей. Сами дружить ко мне пришли. Грех убивать, – закончила рассказ Югана.

– Понимаешь, Таня, есть одно «но». В урожайный год на кедровую шишку соболь резко, больше чем наполовину, уменьшает свои владения… – начал объяснения Костя.

– А в голодный год, – не дал досказать ему Илья, – за каждую колодину, за каждый километр таежной земли воюет. Дерутся меж собой самцы не на живот, а насмерть. Шел я однажды по тайге, слышу рычание. Это два соболя сцепились, теребят один другого, меня не видят и не слышат. Подошел, взял их в руки…

– Врешь! – не поверила Таня.

– Кучум правду говорит. Югана сама драчунов брала в руки.

– Отпустил я их, – продолжал Илья, – а они снова драку учинили, хоть в милицию тащи.

– Сильный самец прет слабого за десятки километров от своих владений, страх нагоняет, – добавил Костя. Вот этот чертов их инстинкт и мешает нам увеличить плотность соболей на полувольном содержании. Делали мы такой опыт. Выкладывали подкормку всю зиму в строго определенных местах, в амбариках, но ведь, черти, из-за дармового корма и то воевали, опять же только сильный захватывал весь кормовой участочек…

– Но ведь это же здорово! – восхитилась Таня. – Идет естественный отбор, и это можно использовать в нашей практике…

– Да, но ты забываешь, что матерые соболи угоняют молодняк от кормовых мест. И как вообще можно использовать в нашей работе звероводов те качества, которые мы хотим искоренить в зверьках…

– Будем строить больше лабазиков-кормушек, будем вывешивать объявления: здесь кормится только молодежь или, наоборот: закусочная пенсионеров, – пошутил Илья.

В таких разговорах прошел этот вечер. Крепко захмелевший Илья сидел молча. Смотрел на всех глазами в пьяной поволоке и улыбался своим счастливым потаенным мыслям. Югана еще держалась, но частая зевота возвещала, что скоро все ее мечты и думы, растревоженные спиртом, завьюжит крепкий сон. А утром будет старая умолять Костю дать ей хоть наперсток спирта на похмелье.

Южный ветер задиковал над располневшим Юга ном. Шалит южак, приседая на взмыленные волны, фыркает пеной, оголяя упругие хребты волн. Немного приостыв над кипящим половодьем, хлещет ветер затопленные заросли. Гнут спины тальниковые острова, кланяясь бушующей воде. Пляшет омоложенная река – дай ей простор. Проглотила болотные низины и луга, а все мало. Волны грохочут о крутояр, грызут и откусывают глыбы земли. Дай, тайга, жертву юганской богине. И тайга кидает в реку вековые кедры да молодую поросль, кидает глыбы торфяника с пахучим в цвету багульником. Кедры угрюмо, безропотно ложатся под яр. Стонут белотелые березы, скрипят сучьями сосны, упавшие в круговоротные заводи.