Письма из неволи - Анатолий Жураковский

Но я все, я все принимаю

И святыням твоим отдаю,

До конца, до самого края

Всю жизнь и всю душу мою.

Много нас, подними свои взоры,

Погляди, родная, окрест:

Мы идем от твоих просторов,

Поднимаем твой тяжкий крест.

Мы пришли с тобой на распятье

Разделить твой последний час.

О, раскрой же свои объятья

И прости, и прими всех нас.

25.10.1932 Соловки

Море... опять море. Властное, могущественное и безбрежное, и торжественное... Опять оно, как в те дни, когда мы были вместе так близко друг к другу, в дни нашей общей, такой уединенной радости и любви. Опять оно, оно иное, непохожее, темное, холодное, мрачное... Но все-таки это оно море... Я под охраной и в лоне Того, Кто ведет за правую руку. Я доволен своим переездом. Мне не о чем жалеть в этих Свирских болотах... Условия жизни были нелегкие - близких, особенно дорогих людей не было - терять нечего. А здесь красота прозрачная, важная и суровая в одно и то же время. Недаром ведь когда-то Нестеров приезжал сюда жить и рисовать. Правда, у меня пока что только первые впечатления. Но это особенно тихие, торжественные впечатления. Они завладели душой с первой минуты, когда два дня назад поздним вечером, после трехчасовой, совершенно не подействовавшей на меня качки, вышел вместе с другими на берег острова, и передо мною, под звездным северным небом выросли кремлевские Соловецкие стены и башни.

Оторванный от берега, от материка... За год опять что-нибудь может измениться в судьбе моей. Климат здесь, по рассказам, хороший. Жилищные условия лучше свирских. Питание лучше, так по рассказам. У меня пока еще здесь все не определилось и в смысле работы, и в смысле жилищных условий. Но это неизбежно вначале... Здесь я одинок совсем. Здесь совсем нет близких... И здесь так близко, вечно близок Он...

Мой адрес: АК ССР, почт. отд. Попов остров, 1-е Соловецкое отделение СЛАГ. Лагерный пункт №1. 1933 год

1.1.1933

Дни бегут за днями... Бог даст, пролетят и эти оставшиеся месяцы... Без скорби нельзя нам пройти путь свой... Но после минут самых трудных снова возвращаюсь к Нему смиренным сердцем, целую благостные руки и шепчу умиленный, пристыженный, покорный и благодарный: "Моя вина - Твоя воля... Верю и предаюсь Тебе, предаю себя в Твои руки". Еще и еще повторяю, что несравненно легче мне здесь, чем было особенно последние месяцы, на материке. Жизнь идет спокойно и ровно... Холодные льды все больше и больше сковывают берег... С трудом пробиваются к нему совершающие последние рейсы суда, еще несколько дней - и мы будем здесь отрезаны от мира. Только по воздуху и на лодках, не боящихся ледяной "шуги", можно будет к нам проникнуть... Может быть перебой в письмах... А это письмо пишу сверх обычной нормы - это форма награды за работу: в этом месяце я могу выслать два лишних письма.

13.1.1933 Соловки

Годы проносятся в памяти... Одни - как пронизанные лучами облака... Другие - как синие, синие тучи... Третьи - как тучи грозовые, темные, свинцовые, страшные... Вот я один в тюремной больнице, в той самой камере, в которой лежал за 8 лет перед этим разбитый своим ревматизмом... А потом прошлый год в Свири. Ночь, когда я сторожил и молился под высокими звездами. А через несколько дней меня уложили закутанным с головой на подводу, везли в лазарет... Был такой ветреный, холодный, бурный день со снежной метелью, и не мне одному казалось, что ветер воет надо мною погребальную песню... "Хорони, хорони меня, ветер, родные мои не пришли... Теперь я один..."

17.2.1933 Соловки

...в нашей жизни самое светлое и дорогое, что осталось нам, что поддерживает душу, не дает мутно плещущим волнам хаоса затопить в ней благодать Божию - это лучи любви Божией к человеку, это молитва и миги человеческих встреч, то доброе, то светлое, что встречаем иногда, внезапно, среди окружающей злобы и безнадежности. У меня здесь нет не только друга, но и просто близкого человека, но и не лишен радости видеть иногда если не ласковые, то добрые и сочувственные слова и ощутить поддержку братской руки или в подчас трудной для меня работе, или в быту моем, к которому так не приспособлен.

...Я здоров, как обычно. Работы немало. Часто душа как-то грубеет, овеществляется, и страшно становится тогда за себя, за свое спасение. И взывает сердце словами псалма к Любящему: "Не удаляйся от меня, ибо скорбь близка, а помощника нет"... Я не пишу о мелочах жизни...

23.2.1933 Соловки

Вероятно, письмо придет уже на Пасху - Христос Воскресе! Я живу тихо, и жаловаться не могу теперь на жизнь мою. Живу в тихой камере... Рано встаю. Часа 2 до работы один. С девяти до четырех и с семи до десяти - на работе... Работы хоть и много, но она спокойная, правильная, без неровности и суеты... Справляюсь с ней, кажется, неплохо. В свободное время чаще всего с книжкой. Она заменяет мне беседы и разговоры... Читаю по-французски, по-немецки, занимаюсь английским... Много читаю по истории... В свободный день обыкновенно ухожу в кремль, долго брожу около моря или около озера среди еловых зарослей, любуюсь небом, наслаждаюсь многокрасочным великолепием и тишиной... С нетерпением жду этих часов целую неделю. Так проходят месяцы. Я знаю, что мы в руках Божиих, в тени Его крыльев, в Его лоне, в Его объятиях... Его любовь защищает нас от страхов жизни и препобеждает глубь греха моего. Моя молитва - чаще всего хвала. Еще раз - Христос Воскресе!

14.3.1933 Cоловки

Во внешнем перемен нет, но внутри ведь целый мир, и здесь все меняется каждую минуту... Целостная радость вряд ли возможна для сердца, но зато крупицы ее растворены в самой нашей печали, окрашивают своим глубоким светом тайники души, тихо веют крылья радости над нами иногда в самые трудные минуты... Наш путь - смиренная преданность Отцу Небесному, вхождение во внутренний мир сердца, погружение в свою сокровенность, чтобы в ней услышать голос Духа.

А за эти полгода соловецкой жизни я отдохнул от многого, что пережито за последнее двухлетие.

28.3.1933 Соловки

Сегодня утром - не успел переступить порог жилья своего - слышу гам вверху резкий, похожий на детский плач звук, смотрю туда, в голубую высь и вижу первых вестников весеннего чуда - чайки... Высокие белые стены, небо голубое, нежное, особенное: кажется, такое только бывает у моря, целые потоки трепетных, весенних, солнечных, уже теплых, уже ласкающих лучей, и белые, совсем белые крылья, ныряющие там, в сияющей прозрачности. И душа встрепенулась, стала сама молодой и весенней... Пусть иногда темно и трудно... пусть порой, как гробовая плита - жизнь, но как не благодарить Его за все, что было, не хвалить Его каждым дыханием, как не ощущать, что все пережитое только залог, только предчувствие чаемого грядущего, того, что хранит для нас Любовь Отчая, Его объятия, Его лоно!

Милые, милые птицы. Родные, знакомые с детства - жаворонки, ласточки, соловьи - забыли нас, не прилетают сюда. А вы, вы прилетели с далеких берегов Италии, от самого Средиземного моря...

Открытка без даты Сосновец

Принимаю все испытания... Они уже начались. Все было так хорошо! Условия жизни, работа, люди... Но, как это обычно на моем лагерном пути, все изменилось после первого же дня, в одно мгновение. Я в общем бараке на пункте, пока на общих работах. Но все это не пугает меня теперь, не кажется мучительным... Все это без всякого внешнего повода... Не присылай мне ничего лишнего, с вещами будет трудно... Мой адрес: 5 отд. ББК, ст. Сосновец, 2-й лаг/пункт.

15.3.1934 ст. Качкана

Я живу на отдельном шестнадцатом километре. Здесь такая глушь, оторванность от всего мира. Я на общих работах. Рано утром после "развода" отправляюсь в лес. Попадается хорошая работа. Где-нибудь в глуши, в лесной чаще очищаю или прокладываю дорогу. Деревянной, большой лопатой бросаю снежные глыбы. Вспоминаю детство, когда такой же лопатой рыл в снегу "печку". Работа эта хорошая, нужна только обувь, у меня есть кое-какая. Часто часами остаюсь один. Останавливаюсь и слушаю тишину. И такое безмолвие и покой кругом. И такие светлые думы роятся в освобожденной от сутолоки душе. Но бывает иначе. Бывает моя работа "погрузка" баланов в вагоны. Тут уже обнаруживается мое неумение, неприспособленность к физической работе, бессилие... Случаются мелкие неприятности... Как-то, когда возвращался поздно вечером по Парандовой дороге отняли деньги...

Живу в общем бараке... Барак фундаментальный, хороший, только, прости, клопы неимоверные.

В душе что-то твердое, спокойное. Теперь внешние обстоятельства переброски, лишения, неприятности как-то не затрагивают душевной глубины.

22.3.1934 Сосновец

Сегодня ночью прибыл в Сосновец, прибыл вместе с инвалидами и актированными для переосвидетельствования, в связи со своим туберкулезом.

Что будет из этого, не знаю, боюсь, что только путешествия, переброски и прочее... Но все в Его воле.

Доехал благополучно, на первых порах размещаюсь, кажется, тоже недурно. Только в Сосновце все новые, кого я не знаю из людей, все уже разъехались. По-видимому, еду в Кузему. Инвалидная командировка, 9-е отделение.