Спроси у реки - Юрий Кунов

– В каждую дырку затычка. Жизни всех учила. Вы же знаете, сейчас каждая сволочь с большими бабками народ жизни учит. Считают, что они самые умные. А на самом деле у них просто на месте совести… хрен вырос, отсюда и бабульки в карманах.

Валентина Васильевна давно обратила внимание на то, что Дронов при женщинах и детях почти никогда не ругается матом. Хотя и давалось ему это с видимым трудом, ибо привычка – вторая натура.

Женщина улыбнулась.

– Думаю, Квасова не такая уж и плохая была. Встречаются дамы и намного хуже, – мягко заметила она.

– Ну, не знаю. По мне, так свинья свиньей. Ладно, Васильевна. Спасибо за помощь. Пойду я. Бывай.

Дронов, подкинув монету и ловко поймав ее на ладонь, заспешил через площадь к магазину. Таким образом, вероятно Иван давал понять, что своего мнения по поводу Квасовой он не изменит, но и жестко противопоставлять его мнению Валентины Васильевны не собирается. Хотя настоять на своем он любил.

– На работу не опаздывай.

– Иван сказал – Иван сделал!

Валентина Васильевна положила кошелек в задний карман брюк и взялась за пакет.

Солнце уже начинало припекать и женщина, шагнув в парковую тень, добрым словом помянула про себя безвестных красноармейцев и комиссара Голопятова.

Глава 2

Когда Валентина Васильевна свернула с улицы 20-летия Октября в свой переулок, она увидела возле двухэтажного, крытого черепицей дома Квасовых полицейский «УАЗ» и вишневую «Ладу» восьмой модели. Рядом с «восьмеркой» стоял старший лейтенант Жарких из местного уголовного розыска.

Форма на старшем лейтенанте сидела как влитая. Мало кто из бирючинских полицейских мог похвастаться подобной выправкой. У населения невольно складывалось впечатление, будто городские блюстители порядка либо приобретают мундиры по случаю на местном базаре, либо донашивают их за старшими братьями, уехавшими в Москву на заработки.

С Жарких Валентина Васильевна была малознакома. В Бирючинск его с повышением перевели, наверное, год назад откуда-то из-под Воронежа. За это время он заработал себе репутацию человека въедливого и жесткого. Причем, когда нужно, не по возрасту умеющего «мягко стлать». Вслед за сыном, купив небольшой домик с видом на реку, переехала и его мать-пенсионерка. Говорили, что она неплохо шьет. Жили они вместе.

Сойдя на обочину и остановившись возле почтовых ящиков, Валентина Васильевна открыла свою ячейку и достала воскресную газету. Она была единственной в переулке, кто последние двадцать лет выписывал прессу. Соседи считали это безобидным чудачеством уважаемой женщины.

Неожиданно тяжелая кованая калитка Квасовых со стуком отворилась, и со двора, придерживая рукой фуражку, выскочил молоденький полицейский. Он открыл заднюю дверцу «уазика» и замер, держась за дверную ручку. Он был торжествен, как паж на королевском приеме.

Из калитки вышли еще двое полицейских, первый из них шел спиной вперед. Они несли за руки и за ноги не подававшего признаков жизни Николая Квасова. Полицейские с трудом впихнули мужчину вперед ногами в машину, и молоденький страж порядка захлопнул за ним дверь.

Женщина с интересом наблюдала за происходящим, делая вид, что ее больше занимает газета, а не пикантная сценка с участием полицейских.

Командовавший погрузкой тела Жарких, заметив стоявшую у почтовых ящиков Валентину Васильевну, браво козырнул.

– Здравия желаю!

– Здравствуйте, Сережа! Что за операцию вы проводите? – спросила она, подходя к полицейским.

– Служебная тайна. Но вам по секрету могу сообщить: задерживаем подозреваемого.

Последние два слова старший лейтенант произнес многозначительным шепотом. Валентина Васильевна не поняла, шутит он или нет.

– Николай что, пьян? Или вы его так утихомирили?

– Даже не собирались! Ужрался, как народный артист России.

– Понятно. С Николаем иногда такое случается.

– Парни, быстро по машинам! – приказал Жарких, закрывая калитку. – Валентина Васильевна, я тут все запер, ключи хозяйские с собой забрал. Если что, ну, сами понимаете, позвоните нам тогда. Хорошо?

– Хорошо.

– И соседей предупредите!

Мотор «уазика» взревел, и, покачиваясь на старом ухабистом асфальте, машина скрылась за поворотом. Следом исчезла из вида и «восьмерка» старшего лейтенанта.

Как только автомобили уехали, приоткрылись сосновые, блестящие лаком воротца соседей Квасовых, супругов Дубко. В проеме показалась плешивая голова хозяина, Льва Сергеевича, бывшего учителя физики и астрономии, а ныне пенсионера. На заслуженный отдых он с почетом вышел еще одиннадцать лет назад.

Дубко посмотрел сначала налево, потом направо. Анодированная оправа его очков сверкнула под лучами утреннего солнца.

– Свалили?.. Васильевна, копы, спрашиваю, свалили?

– Что? Повторите, Лев Сергеевич!

– Менты, говорю, где?!

Валентина Васильевна, исходя из многолетних наблюдений, поняла, что заслуженный работник народного образования, дважды орденоносец, сегодня с утра хватил лишнего. Будучи в своем обычном состоянии легкого подпития, уважаемый пенсионер не позволял себе грубых выражений.

– Полисмены уже отбыли, Лев Сергеевич.

Женщина переложила из руки в руку пакет с продуктами. Уж, не на пару ли с Николаем старик выпивал, подумала она.

Дубко приоткрыл воротца чуть шире. Теперь Валентина Васильевна увидела, что на нем из одежды лишь клетчатые, надетые наизнанку, правда, отменно отглаженные семейные трусы. Обут Лев Сергеевич был в шлепанцы багряного цвета с помпонами. Наверное, сандалии именно такого оттенка любили носить римские патриции. Вообще, в облике бывшего учителя было что-то латинское.

– Чего они тут с утра кантовались среди мирных жителей? – спросил пенсионер слегка заплетающимся языком. – Или все бирючинские преступники переехали наконец в добрую старую Англию и нашим полицаям теперь заняться нечем?

– Они Николая только что забрали.

– Соседа моего?

Льва Сергеевича качнуло вперед, и он уперся рукой в лакированный столбик.

– Да, вашего соседа.

– Вот те на… За что?! Это же агнец. Можно сказать, жертва… воинствующего феминизма. Ох, бабизм этот мир погубит, – запричитал пенсионер, тяжело ворочая головой из стороны в сторону. – Ох, погубит!

– Раиса, говорят, утонула, и его, наверное, в убийстве заподозрили.

– Эта тварь утонула?! – выпрямившись, воскликнул Дубко. – Ха-ха-ха! Есть Бог на свете, и он все видит! Не догадывалась, сволочь, что из-за своего характера может жизнь, как Муму закончить. А я был уверен! А с чего они взяли, что это Колька ее того?

Пенсионер нахмурился. С таким выражением лица он вполне мог бы послужить моделью для бюста Понтия Пилата или Тита Ливия.

Валентина Васильевна еле сдержала улыбку.

– Не знаю, Лев Сергеевич.

– Добрый хлопец. Любую вещь с ходу починить может. Жалко, жалко. Надо будет ему алиби обеспечить.

– А если это его рук дело?

– Рыбакова, не смеши. Ты же не дура и должна понимать, что такое в принципе невозможно. А если и возможно, то Кольке за это надо орден выдать через плечо, как этому… Рас… тыр… пыр… провичу. Ну, ты поняла. Играет который везде. На большой, на такой… Если не умер еще. А они его под арест. Лет пятнадцать теперь впаяют. Свободу Кольке Квасову! – крикнул Дубко и икнул. – Миль пардон. Может, зайдешь, красота ненаглядная? У меня винцо испанское есть. Кава называется. Вкус – закачаешься. Но предупреждаю, сам я горилку пить буду. Как настоящий патриот!

Заслуженный учитель гордо вскинул вверх подбородок.

– Спасибо, Лев Сергеевич. Дел выше крыши.

– Печально, печально. Уважаю тебя, Васильевна. И как человека, и как бабу. Порядочные бабы ведь сейчас в России редкость. А о девках и говорить нечего! Уже в двадцать лет каждой второй между ног узбекскую дыню засунуть можно. Еще этим и гордятся, дуры. – Дубко снова качнуло вперед. – Да, жаль, что я не в твоем вкусе. Фемина ты гарна. Софья Ковалевская и Людмила Чурсина в одном лице.

– Спасибо за комплимент. Пойду я, Лев Сергеевич.

– Ступай, красавица. Если какая помощь нужна будет, заходи без стеснения. Лев для тебя все сделает! Клянусь своим телескопом.

– Спасибо, мой рыцарь.

Валентина Васильевна с добродушной улыбкой кивнула бывшему учителю и не спеша зашагала домой вдоль соснового, покрытого лаком забора.

Свернув за угол, она неожиданно увидела впереди Ольгу Гасилову, местного почтальона. Та, ведя рядом с собой велосипед, шла навстречу Рыбаковой по узкому, засыпанному отсевом переулку. Широкие бедра женщины были туго обтянуты потертыми синими джинсами, а ее довольно заметно выступающий животик прикрывала надетая навыпуск серая в черную узкую полоску мужская сорочка. На голове «почтальонки», как называли Гасилову почти все местные старушки, кокетливо сидела белая матерчатая кепочка.