Спроси у реки - Юрий Кунов

– Вы ее видели?

– Труп? Видел, конечно. Но это так, поверхностный осмотр. К нашему приезду уже результаты вскрытия будут готовы, я так думаю. Начальство всех ни свет ни заря на ноги поставило. Тетка ведь богатая была. Связи, говорят, в администрации имела.

– И вас ни свет ни заря потревожили?

– Меня в первую очередь. Павел Петрович предпочитает со мной дело иметь. Самарин слетай туда, Самарин доставь того. У меня проколов не бывает. Приказы выполняю четко, а когда надо могу разумную инициативу проявить. И с хамством у меня все в порядке.

– Это как?

– Ну, могу при разговоре с гражданским населением обходиться без мата и на «вы» без напоминаний всегда обращаюсь.

– Да, Самарин, вы правы. Нам очень не хватает доброжелательных полицейских.

– Так за это же не платят! Вот и не хватает.

– А вы думаете за это надо платить?

– Если человек по жизни урод, как его можно обуздать? Либо кнутом, либо пряником. Как говорит Павел Петрович, большим уродам – кнут, маленьким – пряник.

Глава 4

– Она? – спросил старший следователь межрайонного отдела СКР, откинув простыню с лица мертвой женщины. Жест у него получился очень изящным. Словно он предоставлял для обозрения имеющую мировое значение археологическую находку, а не раздувшийся в воде труп.

Рыбакова взглянула на погибшую и быстро отвернулась.

– Да. Квасова Раиса Николаевна. Никаких сомнений.

– Хорошо. Будьте любезны, распишитесь.

– Неприятное зрелище, – поморщилась Рыбакова, ставя подпись в протоколе опознания.

– Бывает и хуже, – сказал подошедший к ним Посохин, прикрывая лицо погибшей. – Сейчас ведь в Лигани раков намного меньше водиться стало, чем раньше. А лет двадцать назад! Никогда не забуду своего первого утопленника. – Майор с грустью улыбнулся. – Если бы не ваш муж, Валентина Васильевна, вырвало бы меня прямо на жмурика. Дмитрий Евгеньевич еле успел мне тогда свою кепку подставить.

– Он мне рассказывал.

– Смеялся, наверное.

– Так, чуть-чуть. Помню, он отметил еще, как вы быстро в себя пришли и снова принялись за работу.

– А вот это у меня из памяти что-то улетучилось.

– Потому что случившийся конфуз занимал в тот момент все твои мысли, – заметил следователь.

– Да, переживал я долго. Дня три, наверное.

«Мне в двадцать с небольшим лет, чтобы выбраться из эмоциональной ямы, – подумала Валентина Васильевна, – потребовалось бы недели две-три».

– Павел Петрович, ты пока ни куда не уезжай, – мягко приказал следователь. Он поблагодарил Рыбакову, пожав ей руку, и направился к понятым.

– Хорошо, – кивнул Посохин.

Он вдруг заметил, как Валентина Васильевна вся напряглась.

– Как вы?.. Может, водички, Валентина Васильевна?

– Нет-нет, спасибо, Павел. Я в порядке. Причину смерти уже установили?

– Труп находился в воде примерно неделю. Муж, кстати, сообщил о ее пропаже в прошлый вторник. Дежурный говорит, что, как он понял из объяснений Квасова, ее не было дома уже ночью с понедельника на вторник. В понедельник часов в восемь вечера она ушла купаться и – с концами. Дело, естественно, сразу возбуждать не стали.

– Само собой. Трое суток ведь не прошло со дня пропажи.

– На тот момент еще не прошло. В общем, вода в легких речная. Синяков и ссадин, нанесенных при жизни, на теле нет. Половые органы в порядке. Кольца золотые на пальцах остались. Дорогие. По меркам нашего городишки, конечно. В крови на момент смерти мог быть алкоголь. Сейчас точно сказать уже невозможно. Предполагаем несчастный случай. Чуть не забыл: когда мы ее нашли, на ней был закрытый купальник. Хороший, французский. На нем тоже никаких повреждений. Конечно, неясности есть. Например, уши у погибшей проколоты, а сережек при обнаружении на ней не было. Хотя она могла их и дома оставить. Надо будет у родственников уточнить.

– А Жарких сказал, что вы ее мужа подозреваете.

– Старший лейтенант у нас фантазер. Молодой еще.

– А зачем же вы тогда Николая Квасова задержали?

– Никто его пока не задерживал. Я Жарких приказал Квасова привезти на опознание, а тот оказался пьян в лоскуты. Не знаю, зачем он его сюда тащил в таком состоянии. Перед Карельским неудобно.

Посохин через плечо глянул на следователя, что-то обсуждавшего с понятыми, братьями Заполошными. Упитанные и приземистые, они чем-то напоминали хоббитов (Посохин накануне вечером пересматривал с дочерью «Братство кольца»).

Майор снова перевел взгляд на Рыбакову.

– Вас вот из-за этого пришлось потревожить. Квасов сейчас у нас в кутузке спит, чтоб ему…

Посохин почесал висок уголком блокнота.

– Есть еще одна непонятная деталь. Вернее, три. У погибшей на ладонях отмечены небольшие порезы, полученные при жизни. Но на порезы от ножа не похожи. Откуда они взялись – непонятно.

– Можно посмотреть?

– Да ради бога.

Валентина Васильевна осмотрела ладони утонувшей соседки. На них были хорошо заметны неглубокие продольные раны, сантиметров по пять длиной, с разошедшимися краями. На левой ладони был один порез, на правой ладони – два, но размером поменьше.

– Да, вряд ли это ножевые.

– Я же говорю. Но мне кажется, что-то подобное я уже видел. Причем не так давно. – Посохин, глядя в пол, на несколько секунду задумался. – Ладно, разберемся.

– Не сомневаюсь.

Майор вскинул голову и улыбнулся.

– Огромное вам спасибо, – сказал он устало. – Выручили. Самарин вас подвезет до дома. Сержант!

– Да, Павел Петрович?!

– Отвезешь Валентину Васильевну, куда скажет.

– Слушаюсь!

Рыбакова закинула ремешок сумки на плечо.

– Спасибо, Павел.

– Да не стоит благодарности. Это я вас должен благодарить. Вот, дьявол! – внезапно выругался Посохин. – Вы так внимательно эти порезы осматривали, что снова разбудили во мне сомнение насчет несчастного случая. Пьянью она вроде не была, сердце в порядке. Квасов проспится – потрясу его немного. Говорят, они с женой не ладили давно.

– Не ладили, но Николай вряд ли пошел бы на убийство. Я его немало лет знаю. Человек он неплохой.

– Чужая душа – потемки.

– Потемки, Павел, не в каждой душе.

Уложив в папку протокол опознания, к ним снова подошел Карельский. Судя по тому, как он двигался, Рыбакова предположила, что в юности следователь, скорее всего, занимался бальными танцами.

– Павел Петрович, а где сейчас муж погибшей? – спросил он, взглянув на часы.

– У нас в обезьяннике отдыхает.

– Когда с ним можно будет поговорить? К концу дня он придет в норму?

– Маловероятно. Думаю, лучше подождать до завтра.

– Завтра как минимум до обеда я буду занят. Ты его тогда утром сами опроси и мне доложи потом. Не будем это дело затягивать.

– Мне рассматривать его в качестве подозреваемого?

– А разве есть основания?

– Ну, отношения, например, у него с женой были неважные.

– Смерть гражданки Квасовой была насильственной?

– Не знаю. На первый взгляд, нет.

– Вот и не надо огород городить.

– Хорошо, не буду.

– Еще раз вам большое спасибо, Валентина Васильевна! – повернулся к Рыбаковой Карельский. – Извините, что пришлось привлечь вас ко всему этому. – Следователь жестом указал на лежавший под белой простыней труп.

– Ничего страшного. Я имею в виду не произошедшее, а то, что вы меня сюда вызвали.

– Конечно, конечно! – Лицо следователя посуровело. – Я понимаю, что подобные вещи особого эстетического удовольствия не доставляют, но так уж получилось. Да, Павел Петрович?

– Наверное… Виноват.

– Сознательные граждане всегда готовы придти на помощь следственным органам, – сказала Рыбакова и улыбнулась, чтобы немного сгладить высокопарность фразы.

– Нам чаще несознательные помогают, – заметил Посохин, ухмыльнувшись. – Се ля ви.

Глава 5

– Спасибо, Самарин. Дальше я сама. Всего доброго! – сказала Рыбакова, открывая дверцу «уазика».

– До свидания! Рад был познакомиться. – Сержант по-простецки вскинул вверх руку. – Удачи!

Выйдя из патрульной машины, Рыбакова отправилась не домой, а зашла в гости к Дубко. Она собиралась подробно расспросить заслуженного учителя о взаимоотношениях супругов Квасовых в течение последних недель жизни Раисы.

Валентину Васильевну до глубины души возмутило то, что Посохин вдруг заподозрил в убийстве жены Николая Квасова, человека, по ее мнению, незлого и бесхитростного. И напрасно майор пытался сделать вид, будто Николай серьезного интереса у него не вызывает. Она ему не поверила. Краем уха она, конечно, слышала об одном событии, которое могло послужить поводом для столь серьезных подозрений. Однако нередко правдой у нас считается недоказанная ложь.

Во дворе жена Льва Сергеевича, невысокая грузная дама, кормила кур.

– Цыпа, цыпа, цы-ы-па!

«Господи, до чего она на Горбачева похожа! – подумала Рыбакова. – Если бы не эти кудряшки и халат… Бедный Лев Сергеевич! Спать в одной постели с бывшим президентом СССР… Брр!»