Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес - Пелам Вудхаус

2

Полисмен тронул кепи. Он был долговязый, жилистый и выпирал из своей полицейской формы буграми в самых неожиданных местах, будто у Природы, взявшейся ваять констебля, остались излишки материала – и выбрасывать жалко, но и приладить к месту, не нарушая общего рисунка, не удалось. У него были крупные, узловатые, ярко-алые руки и те самые четыре или пять лишних дюймов шеи, из-за которых человека лишают чести участвовать в конкурсе красоты. Если взглянуть на него под определенным углом, то казалось, будто весь он – одно адамово яблоко. Зато глаза у него были голубые и очень добрые.

– Извините за опоздание, мистер Бимиш, – начал он, – меня задержали в участке. – Он неуверенно вгляделся в Муллета. – Кажется, этого джентльмена я уже где-то встречал.

– Что вы, что вы! – поспешно отрекся Муллет.

– Лицо у вас какое-то знакомое…

– В жизни вас не видел!

– Подойдите сюда, Гарроуэй, – резко перебил их Хамилтон. – Некогда нам терять время на пустую болтовню. – И он повел полицейского к краю крыши. – Так. А теперь опишите, что вы видите? – И он широко раскинул руки.

Взгляд полисмена устремился вдаль.

– Вон вижу – «Лиловый цыпленок». Скоро мы наведем шороху в этом местечке.

– Гарроуэй!

– Сэр?

– Я прилагаю немалые усилия, обучая вас английскому языку. Видимо, мои усилия пропадают впустую.

– Извините, мистер Бимиш, – зарделся полисмен. – Нечаянно сорвалось. Все из-за общения с ребятами, с коллегами моими то есть, в полицейском участке. Они так несдержанны на язык. Я хотел сказать, в ближайшем будущем мы проведем в «Цыпленке» облаву. Нам сообщили, что там, забывая о восемнадцатой поправке, все равно продают алкогольные напитки.

– Оставим «Лилового цыпленка». Я позвал вас сюда, чтобы посмотреть, как вы сумеете своими словами описать открывающийся с крыши вид. Прежде всего поэту следует развивать наблюдательность. Итак, какое он производит впечатление?

Неуверенным взором Гарроуэй окинул горизонт. Взгляд его полз по крышам, убегающим вдаль, к водам Гудзона, посверкивающим на солнце. Он подергал кадыком, как человек, погрузившийся в глубокую задумчивость, и, наконец, заключил:

– Да ничего себе вид. Приятный такой.

– Приятный?! – Глаза Хамилтона сверкнули. Сейчас вам бы и в голову не пришло, что «Дж.» в его имени означает «Джеймс», а некоторые даже звали его когда-то попросту – «Джимми». – Ну, знаете!

– А что, сэр?

– Он – жесткий.

– Жесткий, сэр?

– Жесткий и угрюмый. От него щемит сердце. Поневоле задумаешься, сколько же горестей и низостей таится под этими крышами, и сердце у тебя защемит. Могу сказать сразу: если вы, расхаживая по городу, воспринимаете его как «приятный», современного поэта из вас не получится. Станьте едким и колким, друг мой! Едким и колким!

– Да, сэр. Я постараюсь. Изо всех сил.

– Так возьмите блокнот и набросайте описание того, что видите. А мне надо спуститься к себе, кое-что сделать. Заходите завтра.

– Да, сэр. Извините, сэр, а кто все-таки тот джентльмен? Тот, который крышу подметает? Такое знакомое лицо…

– Это Муллет. Он служит у моего друга Джорджа Финча. Однако при чем тут он? Принимайтесь за работу! Сосредоточьтесь! Сконцентрируйтесь!

– Да, сэр. Конечно, мистер Бимиш!

Полисмен с собачьей преданностью взглянул на мыслителя и, лизнув кончик карандаша, приступил к работе.

А Хамилтон Бимиш, развернувшись на бесшумно-резиновых пятках, проследовал к лестничной двери.

3

После его ухода на крыше «Шеридана» несколько минут царила тишина. Муллет снова взялся за подметание, а офицер Гарроуэй трудолюбиво царапал в блокноте. Решив, очевидно, что пронаблюдал уже все, что можно, он спрятал блокнот и карандаш в глубины мундира и, подойдя к Муллету, подверг того мягкому, но пристрастному допросу.

– Мистер Муллет, – приступил он, – а все-таки я где-то видел ваше лицо.

– Нет, что вы! – с жаром возразил камердинер.

– А может, у вас, мистер Муллет, есть брат?

– И не один, с десяток наберется. Мать, и та не могла различить нас.

– А я сирота! – вздохнул полисмен. – Ни братьев у меня, ни сестер.

– Не повезло.

– Да, такой вот я едкий. Очень колкий и жесткий. А как вы считаете, мистер Муллет, не мог я видеть где-нибудь ваше фото?

– Сто лет не снимался.

– Да, странно! – задумчиво протянул Гарроуэй. – Почему-то, не могу точно сказать почему, ваше лицо ассоциируется у меня с фотографиями.

– Не очень у вас сегодня хлопотный денек, да?

– Я сейчас не на дежурстве. Значит, так: видел я вашу фотографию – и даже в нескольких ракурсах – в одном альбоме…

Теперь не оставалось сомнений, что разговор Муллету неприятен. Слушал он с таким видом, словно его гложет тревога: а как там астма у его любимой тети из пригорода? И уже развернулся, чтобы уйти, когда на крышу вышел молодой человек в сизо-сером костюме.

– Муллет! – окликнул он.

Тот благодарно поспешил к нему, кинув полисмена задумчиво обозревать собственные (заметим, огромные) ноги.

– Да, мистер Финч?

Рассказчик с верной системой ценностей вынужден отметить, что появление Джорджа Финча получало низший балл в сравнении с появлением Хамилтона Бимиша. Бимиш заполнял собой все пространство. Аура авторитетности двигалась перед ним, словно огненный столп перед израильтянами в пустыне. При появлении Дж. Хамилтона Бимиша, еще до того как он заговорит, каждого ударял по мозгам паровой молот, отшибая их напрочь. При появлении Финча ничего подобного не происходило. Внешность его вполне соответствовала сущности – да, неприметный холостяк; в точности такие мелькают в этом городе на каждом шагу. С первого взгляда становилось ясно: ни единой брошюры он не написал, и более того – не напишет никогда. Сложения он, правда, стройного, лицом приятен, но непримечателен. Карие глаза время от времени обретали выражение больной овечки; волосы русые, или, если хотите, светло-каштановые. Увидеть цвет было можно – шляпы на голове у Джорджа не было, он держал ее в руках.

Да, держал, и благоговейно, будто величайшую ценность, что странно, поскольку мы вправе назвать ее никудышной. Нет, возможно, когда-то шляпа и была отличной, но теперь выглядела так, будто на ней хорошенько потоптались, а потом вдобавок еще и попинали ногами.

– Муллет, – распорядился Джордж, окидывая эту реликвию мечтательным взором, – возьмите шляпу и уберите ее.

– То есть выкинуть, сэр?

– Ни в коем случае! Уберите, и очень, очень бережно! У вас есть оберточная бумага?

– Да, сэр.

– Тогда заверните ее поаккуратней и положите на стол в моей гостиной.

– Слушаюсь, сэр.

– Извините, что перебиваю, – проговорил позади вежливый голос, – но не могли бы вы, мистер Финч, уделить мне минутку вашего драгоценного времени?

Офицер Гарроуэй, покинув свой наблюдательный пост, стоял в несколько неловкой позе позади Джорджа. В добрых глазах его светилась застенчивость.

– Простите, что перебиваю, – повторил он.

– Ничего, ничего.

– Я полисмен, сэр…

– Да, я вижу.

– И боюсь, – печально продолжил Гарроуэй, – мне придется выполнить довольно неприятный долг. Очень бы хотелось избежать этого, если б только можно было согласовать такое со своей совестью. Но долг есть долг. Нам, полисменам, мистер Финч, приходится иногда поступать не по-джентльменски.

– Несомненно, – поддакнул Джордж.

Муллет опасливо сглотнул. На лице у него проступило загнанное выражение. Ласково и озабоченно Гарроуэй оглядел его.

– Замечу, – сказал он, – что никакой личной вражды к мистеру Муллету я не питаю. Собеседник он приятный, работник – ревностный, и за наше короткое знакомство с ним я не наблюдал никаких признаков, опровергавших бы такое впечатление. И все-таки мой долг сообщить, что мистер Муллет сидел в тюрьме.

– В тюрьме?

– Но я исправился, – поспешно вставил Муллет.

– Насчет этого ничего сказать не могу, – заметил Гарроуэй. – Говорю только о том, что знаю. Очень возможно, что мистер Муллет, как он утверждает, исправился. Но это не меняет факта, что он отбывал срок в тюрьме. Во исполнение своего долга я вряд ли могу скрыть это от джентльмена, который в данный момент держит его у себя на службе. Как только нас представили, мне сразу показалось знакомым его лицо, а потом я припомнил, что видел его недавно в фотоальбоме преступников в Главном управлении полиции. Возможно, сэр, вам известно, что осужденных преступников вносят в картотеку, то есть фотографируют в различных ракурсах, в начале их срока. Что и было проделано с мистером Муллетом полтора года назад, когда его приговорили за кражи к году тюремного заключения. Могу я поинтересоваться, как мистер Муллет оказался у вас на службе?

– Его прислал мистер Бимиш. Хамилтон Бимиш.

– В таком случае, сэр, мне добавить нечего. – Полисмен склонился перед столь почитаемым именем. – Несомненно, у мистера Бимиша имелись самые достойные причины его рекомендовать. Мистер Муллет уже отбыл срок наказания, сейчас полиция против него ничего не имеет, но я счел своим долгом сообщить вам о его прошлом. Вдруг вам неприятно держать на службе человека с такой биографией. А теперь вынужден оставить вас. Долг обязывает меня вернуться в участок, на службу. До свидания, мистер Финч.