Тринадцатая редакция. Напиток богов - Ольга Лукас

Но самый главный двор дедушка припасал напоследок. Они попадали в него всякий раз по-разному, и Алиса никогда не могла угадать, когда же вместо очередного крошечного дворика перед ними раскинутся вольные просторы. Казалось, что этот двор путешествует по городу, как плавучий остров, сегодня он тут, завтра — там. И нет у него постоянного адреса, а дедушка, как опытный мореход, чувствует подошвами течения, которые прибивают непоседливый двор к берегу то одного, то другого района.

В центре плавучего двора стоял двухэтажный заброшенный домик. Штукатурка на нём обвалилась, на крыше росли какие-то сорняки. Дедушка подводил Алису к домику, и они по очереди заглядывали внутрь сквозь разбитое окно. Осторожно-осторожно, чтобы не потревожить Мёртвого Хозяина. «Знаешь ли, Алиса, что говорят про этого Мёртвого Хозяина?» «Знаю. Ты сто раз рассказывал. Но расскажи ещё, пожалуйста!»

Но однажды… однажды они всё-таки его потревожили. Всего одно мгновение Алиса видела это бледное лицо. То ли солнце осветило дальний угол заставленного всякой рухлядью помещения, то ли само лицо светилось в темноте. Красивое мужское лицо, бледное, как мел, спокойное, как маска.

Дедушка ничего не заметил, и, кажется, это был их последний поход в «Музей городских историй». Потому что потом все сказки — и ужасные, и прекрасные — закончились. Началась совсем не сказочная реальность. Родители подарили Алисе братика, не спрашивая её мнения, назначили дочь «старшей», велели «стать взрослой и самостоятельной», «быть во всём примером» — и так далее…

С появлением братика отменились почему-то и поездки к дедушке. Он сам начал навещать их. И, конечно, как и все взрослые, полюбил внука — ведь тот же был мальчишкой! Ему, решил дедушка, будет куда интереснее слушать истории про Мёртвого Хозяина Дом, про гимнаста, который всё понял, и про памятник в крошечном розовом саду. Даже квартиру свою дедушка завещал не ей, Алисе, а братцу Денису, который ни с кем и никогда не пытался быть милым.

Ну и пусть. Алиса любила дедушку не ради квартиры, а просто любила. И теперь ей нужно только найти плавучий двор из детства и ещё раз собственными глазами увидеть Мёртвого Хозяина Дом. Может быть, тот бледный мужчина, который глядел из окна, всё ещё ждёт её? Не зря же он ей тогда показался.

«Эх, дедушка, дедушка. Разгадка наверняка была у нас в руках. Но мы слишком спешили на трамвай, чтобы успеть к обеду».

— Время к обеду, — не отрываясь от дороги, произнёс водитель. — Тут есть тихая траттория неподалёку, её очень хвалят. Останавливаемся?

— Если хвалят, да ещё и тихая, то вообще волшебно. И поменьше бы рож любопытных.

День первый

Лето поселилось в каждой трещине асфальта, в каждом уголке, никогда не видевшем солнца, в каждом человеке. С утра до вечера все окна в Доме Мёртвого Хозяина были раскрыты настежь, да и двери в кабинетах старались не затворять. Сквозняк гулял по коридору, сдувал бумаги со стола Шурика и утаскивал их на подпись шефу. Выуживал из-под дивана в приёмной потерянные ещё в начале весны, но всё ещё очень важные документы. По-своему укладывал непослушную шевелюру Виталика, так что к вечеру он был похож то ли на героя анимэ, то ли на модного бездельника, несколько часов кряду потратившего на построение сложной причёски. Швырял в окно комья тополиного пуха и давал Наташе законный повод выбраться из-за конторки и навести порядок.

Страшно подумать, что сотрудники Тринадцатой редакции были бы лишены всех этих радостей, не будь коммерческий директор Константин Петрович Рублёв таким законченным скупердяем. Сначала он вычислил, что кондиционеры потребляют слишком много электроэнергии — так, что летом придётся платить за электричество в два раза больше, чем зимой, а это унизительно. А затем рассказал коллегам такую страшную историю о микробах размером с воробья, которые гнездятся в любом кондиционере и только и ждут наступления темноты, чтобы вцепиться в чьё-нибудь беззащитное горло, что и сам в неё поверил.

Так что электроэнергию в Доме Мёртвого Хозяина этим летом экономили.

Местные дворники тоже экономили энергию: сидели под навесом возле дворницкой, рассказывали друг другу сказки на языке, понятном всем дворникам мира, позволяя двору жить своей жизнью.

Двор всегда жил, как хотел, а теперь, почувствовав поддержку со стороны, и вовсе разошелся. Дом Мёртвого Хозяина зарос травой и кустарником, как Робинзон, ещё не собравший из подручных материалов электробритву — бородой. Вокруг всего особняка Тринадцатой редакции пробивались сквозь асфальт кусты шиповника. На стенах, в незаметных трещинах и выбоинах, покачивались ромашки и одуванчики. Крыша была покрыта сплошным ковром клевера особой четырёхлистной породы, а у некоторых рекордсменов было пять и даже шесть листков.

Константин Петрович каждую неделю докладывал шефу о беспорядочном прорастании растений в ненадлежащих местах и предлагал принять меры, но видел в глазах начальства лишь радость отменно напроказничавшего и не пойманного с поличным хулигана. Так что коммерческому директору оставалось только смириться с непорядком. Смириться-то он смирился, но всё же выпросил у соседей старую газонокосилку и спрятал её в подвале — на тот случай, если шеф всё-таки наиграется и даст указание обрить несчастное здание.

Как и подобает самому организованному человеку в мире, чьей-то злобной насмешливой волей заброшенному в этот абсурдный балаган, Константин Петрович пришел на работу за десять минут до положенного срока.

— У меня в кабинете такой бардак, как будто там потопталась толпа Виталиков. И два маленьких Шурика, — заявил коммерческий директор, выходя в приёмную, чтобы выпить стакан превосходной холодной воды. Любимец публики, кофейный автомат, умеющий творить чудеса, был временно позабыт. Летняя жара вывела на первый план кулер.

— Это ветер, это просто ветер. Вы забыли закрыть окно на выходные, и дверь в кабинет тоже не закрыли, — пояснила Наташа.

— Не люблю лето, — заявил Константин Петрович, — мне кажется, что однажды летом я умру. Жара, духота, все уехали в отпуск. Из крана на кухне капает вода. Люди расслабились, разоделись, как на курорт. Никакого порядка. Никакой дисциплины. Хаос, анархия, смерть.

— А зима?

— Зима — это жизнь. Логика падающих на землю совершенных ледяных кристаллов. Бодрящий мороз. Короткий световой день, не дающий расслабиться и потратить зря хотя бы секунду.

— Помнится, зимой вы говорили совсем другое.

— Что же?

— Что снегопад — это непорядок. Что не должны молекулы льда валиться на голову прохожим без всякой логики, и что человеку с высшим экономическим образованием скакать в темноте по сугробам — унизительно.

— Надо же. Не помню, — пожал плечами Константин Петрович и нацедил себе ещё один стакан воды.

День только начинался, но жара уже вступала в свои права, прогоняла с улиц праздных гуляк, расставляла всех по местам не хуже въедливого Цианида.

Дом Мёртвого Хозяина, видимо, не очень любил такую погоду. Во всяком случае, внутри у него сохранялась приятная прохлада. А в подвале и вовсе можно было замёрзнуть.

Вращая глазами, из своей каморки рядом с душевой прибрёл Гумир. Видимо, ночь он провёл за компьютером, замёрз и закутался в первую подвернувшуюся под руку тёплую вещь. Это было махровое полотенце интенсивно-желтого цвета с изображением резвящихся котят, утят, крольчат и каких-то ещё неизвестных науке милых пушистых крошек.

— Как француз под Москвой, — поприветствовал его Константин Петрович. — У кого покрывало спёр?

— Там валялось, — неопределённо махнул рукой компьютерный гений, и добавил тоскливо:

— Только французов твоих, вроде, одним холодом под Москвой морили. А меня ещё и голодом.

Наташа заглянула в свой тайник в ящике стола, но обнаружила там только записку:

«Нас срочно на хавчик пробило, мы всё отсюда съели. Вернём с процентами.

Твои Гусевы.

P.S. Почему — вы, когда это мы?

Твои Гусемы!»

Хлопнула входная дверь, и в приёмную ворвался Лёва. В руках у него была большая коробка, на лице — непривычно умиротворённое выражение.

— Здорово всем, кому пирога свежего? — гаркнул он и бережно опустил свою ношу на диван. Затем, не дожидаясь ответа, принялся сбрасывать с журнального столика всё лишнее и ненужное. Потом сорвал с Гумира полотенце, тщательно протёр им стол, вытряхнул из левого рукава скатерть, из правого — острый длинный нож, поставил коробку на чудесно преобразившийся столик и жестом фокусника поднял крышку. Под крышкой дышал и жил, испуская превосходный аромат, свежайший мясной пирог.

— М-м-м! — зажмурился Константин Петрович. Он, кстати, сегодня не завтракал. Как знал, как знал!

— Вот ты какой, оказывается! — с завистью протянула Наташа. — У меня так не получается. Расскажешь, как делал?