Тринадцатая редакция. Напиток богов - Ольга Лукас

— Шемоборчик втюрился? — ухмыльнулся Дмитрий Олегович. — Бедный зайка. Ему отказали, да? И он, весь такой с разбитым сердцем, не может толком работать? И я должен объяснить бедолажечке…

— Если бы ему отказали! Если бы! Наоборот! Наш бедный коллега угодил в ловушку, имя которой — иллюзия счастливой семейной жизни, — делая ударение на каждом слове, почти прокаркал Эрикссон. — Он увяз в этой иллюзии, и сам старательно её поддерживает.

— Ну и пусть поддерживает, если такой дурак. Лишь бы работал.

— Так в том-то и дело, дружок, в том-то и дело. Он не работает. Вернее, работает — но на себя, а не на нас. Уже пятерых носителей упустил. Почём зря занимает квадрат! Ведь остальные кураторы видят его и ребят своих туда не посылают. И только мы с тобой знаем правду.

— Да? И что мне делать с этой правдой? Влюблённые логических доводов не приемлют. Скрутить парня и силой отвезти на другой край света? Или прикончить его возлю…

— Напоминаю, — казённым голосом прогнусавил Эрикссон, — что функционируя в интересах второй ступени, ты не имеешь права причинять материальный вред живым людям.

Дмитрий Олегович почувствовал, как нагревается охранная цепочка у него на шее.

— Твоя задача — выкопать из земли талант нашего заблудшего коллеги. Уж что-что, а разрушать чужие иллюзии ты умеешь. Ну, что расселся? Собирайся, раб!

— Скажите, а в тех местах, ну, куда вы меня отправляете на долгосрочную прогулку — там так же жарко, как здесь? Или, может быть, в этих благословенных землях иногда идут дожди? Или даже снега?

— Ага. А также случаются цунами, землетрясения и падения с неба кусков раскалённой лавы.

— И как некоторые в таких условиях умудряются сохранять свои иллюзии? Значит, вертолёт уже подан и стоит у дверей? Я готов.

— Вертолё-от ему. Гонять ещё из-за тебя ценную технику. Далеко ехать не придётся. Остановишь на шоссе маршрутку — через полчаса будешь на месте. Устроишься где-нибудь — тогда и получишь дальнейшие указания.

— За что ж вы так Петербург-то ненавидите? — покачал головой бывший ученик.

— Это ты его ненавидишь. А я успел полюбить. Вот и тебе подыскиваю задания рядом.

— У Джорджа можно поселиться? Или обязательно нужно найти клоповник с тараканами и мокрицами, чтобы осознать всю свою ничтожность?

— Я мог бы поймать тебя на слове и сказать — ищи клоповник. Но мне важно, чтобы ты справился с задачей. Мне это очень важно. Поэтому, так и быть, селись у своего Хозяина Места. Заодно будет, где от мунговских Бойцов укрыться.

Дмитрий Олегович вспомнил последнюю встречу с грозными старушками Гусевыми. Что-то с каждым разом ему всё труднее и труднее от них ускользнуть. Как бы на этот раз не влипнуть. Ай, ладно. Он вскочил на ноги. Лишь бы вырваться на свободу, а там — вокзал, багажный вагон, Владивосток, Япония, Аляска…

— Я тебя везде найду, — осклабился Эрикссон. — Постой, постой… Ты что, собрался ехать в город в пижаме?

Дмитрий Олегович взглянул на себя и зажмурился. Когда сидишь несколько месяцев взаперти, как-то перестаёшь обращать внимание на такие мелочи, как приличная одежда. Единственный свой выходной костюм — уже не слишком белую рубашку и порядком истрепавшиеся джинсы — он как раз перед завтраком выстирал, потому что вода из-под крана в туалете полилась вдруг не ржавая, а вполне прозрачная, и пленник решил не упускать редкую возможность.

— У вас тут на верхних этажах найдётся, должно быть, средство для сушки одежды? — заискивающе спросил он.

— У нас вся одежда, равно как и верхние этажи, соткана из иллюзий. Мы и сушим её исключительно силой мысли. Сядь на место, неудачник.

— Послушайте, послушайте, нет! — топнул ногой Дмитрий Олегович. — Я могу и в пижаме. То есть, я вполне… Если вдуматься…

— Я, наверное, не рассказывал тебе, — улыбнулся Эрикссон, — забыл. Неподалёку от шоссе, чуть севернее от нас, располагается один элитный сумасшедший дом. Не успеешь проголосовать на обочине, как тебя вернут в крепкие объятия психиатрической бригады.

— Я готов рискнуть. Правда, я всё им объясню. Только, пожалуйста, не лишайте меня возможности вырваться из этого ада хотя бы на несколько дней! — воскликнул Дмитрий Олегович. И прикусил язык: теперь-то учитель нарочно оставит его догнивать в этом чулане.

— Слушай, а ты сейчас, на одно такое маленькое мгновение, даже на человека стал похож. Успокойся, задание денёк подождёт. Оно подождёт ещё пару недель, прежде чем нужно будет переходить к более серьёзным мерам. Но ты всё-таки не трать время зря. Сиди, обдумывай операцию. Завтра подъём в шесть утра и выступление в сторону населённого пункта, для конспирации именуемого Северная столица.

— А почему в шесть утра?

— Потому что гуманизм мне не присущ. Ещё вопросы будут?

Эрикссон сложил на груди руки и в последний раз окинул взглядом бывшего ученика, как бы размышляя — не отобрать ли у него едва забрезживший шанс вырваться на свободу? А потом исчез так же, как появился. Кривая его ухмылка немного повисела в воздухе — затем пропала и она.

Небывалое дело — за пятнадцать минут до начала летучки в кабинете Даниила Юрьевича сидело всё сознательное население Тринадцатой редакции, а самого шефа ещё не было. Не было и Шурика. Впрочем, на последнего особенно никто и не рассчитывал: в воскресенье вечером он только-только должен был вернуться из отпуска, и в данный момент наверняка спал и видел во сне узкие средневековые улочки старых европейских городов.

В кабинете было вполне прохладно, но никто не спешил закрывать окно. На широком подоконнике сидели сёстры Гусевы и доедали пирог.

— Вкуснотища! — с набитым ртом сказала Галина. — К слову о вкусном. Слыхали? Автор «Краткой истории ядов» — отравился!

— Насмерть? — вздрогнула Наташа.

— Да нет, конечно, — успокоила Галина. — Салат несвежий купил в магазине, на презентацию сегодня не придёт. А вот в прошлом году автор «Истории огнестрельного оружия» насмерть повесился.

— Странно, что не застрелился, — не удержался от комментария Виталик.

— Ага, вот, кстати, о тебе, — вынырнул из папки с документами Константин Петрович. — Ты на прошлой неделе что в книжном натворил?

— Я не творил. Я Лёву подменял. Он зашивался, ну и отправил меня на презентацию с автором кроссвордов. Чтоб дедуле было не скучно сидеть там и представлять своё очередное творение.

— Он-то сидел. А вот ты почему бегал? Схватил микрофон и носился с ним по магазину! Очевидцы свидетельствуют: ты преграждал дорогу покупателям и выкрикивал: «Купите кроссворд! Это лучшее средство от смерти!!!!» Люди перепугались, решили, что началось ограбление.

— Я просто имел в виду, что они умрут от скуки, если не будут кроссворды разгадывать. А что?

— А то, что они со страху чуть не умерли! Впервые с таким сталкиваюсь. Несмотря на то, что в магазине были проданы все кроссворды нашего автора, и даже парочка из тех, что завалялись с 1978 года под столом у завхоза, магазинщики попросили никогда больше тебя не присылать!

Виталик шмыгнул носом.

— Ничего, — хищно улыбнулся Цианид, — через две недели под Сестрорецком открывается этнический базар. Мы тебя забросим туда с ящиком книг и микрофоном. Выбираться будешь сам. Что не продашь — потащишь на себе обратно. Понял?

— Понял, понял. Разберёмся с этим через две недели, — беспечно махнул рукой Виталик.

В конце концов, если уж он все кроссворды распродал, распродаст и книги. Ну, в крайнем случае, можно сжульничать и попросить Веронику, чтобы нашла его в тёмном лесу под Сестрорецком, голодного, несчастного, сидящего на двух коробках непроданных книг, и отвезла домой. А он тогда весь месяц будет посуду мыть вне очереди.

— И чтобы все сдали отчёты! Слышите! Виталик, Лёва — отчёты за февраль! — не унимался Цианид.

— У нас же июнь на дворе, — удивлённо пробормотала Наташа.

— За какой хоть февраль, касатик? За прошедший или будущий? — поинтересовалась с подоконника Галина Гусева.

— За май, конечно, — поправился Константин Петрович. — У нас июнь на дворе, а мы за май не отчитались.

— Я тогда напишу в отчёте, что я писал отчёт! — пригрозил Виталик. — Это же часа два времени! А то с меня спросят потом — что я в эти часы делал…

— На этой, как всегда оптимистичной ноте, предлагаю и начать, — бодро произнёс Даниил Юрьевич, входя в свой кабинет. — Как отрадно видеть вас в полном… почти полном составе.

— Дети мои, сегодня у вас инспекция из РОНО, — объявил Кастор, вплывая в помещение вслед за шефом. — Ведите себя прилично. Кто хочет плюнуть в соседа жеваной бумажкой — поднимает руку и спрашивает моего разрешения. Я не разрешу, но сам с удовольствием плюну.

Последним вошел Трофим Парфёнович. «Дети», не сговариваясь, повскакали с мест и вытянулись по стойке «смирно». Даже сёстры Гусевы скатились с подоконника, как два теннисных мячика.