Сахара - Сизя Зике

- Женщины, Чарли, ни на что не пригодны. Ну кто же может это знать лучше, чем я, у которого их было семеро, и который ежедневно глядит на результаты?

Он показывает мне окружающий нас муравейник и вздыхает. У него восемнадцать дочек и двое сыновей, которыми страшно гордится. Всякий раз, когда какая-либо из этих девиц идет налево, у него прибавляется новый сопляк.

- И что же мне делать, чтобы их всех прокормить, а? Занимаюсь бизнесом, это единственный выход; все продаю, все покупаю...

Он смеется, его глаза лучатся весельем.

- И зарабатываю. Видишь, Чарли, здесь женщины стоят дорого.

Выходит, у Африки имеется хоть одно общее с уже известными мне странами Третьего Мира Азии и Центральной Америки. Похоже, что любовь, это болезнь исключительно Запада. Романтичность здесь ценится меньше, чем проблема выживания; чтобы заниматься любовными страстями, нужно иметь полный желудок.

- Здесь, Чарли, если имеешь деньги, то имеешь и женщин. Но обрати внимание, no money, no fuck.

Я и сам давно это уже понял; даже самая пристойная рожа здесь не пригодится, африканские дамочки чувствительны исключительно к денежным знакам.

Поглощая пищу и шутя, Министр объясняет мне, каким образом зарабатывает свои деньги. Наиболее важная часть его бизнеса это автомобили, бывшие в употреблении запчасти и машины, продажа которых, как мне кажется, в этой стране может стать весьма выгодным занятием. Продает он своим соплеменникам, но крутит дела и со своими поставщиками, европейцами.

- В настоящий момент работаю с двумя французами из Бордо, сегодня вечером они будут здесь. А сейчас вам самое время отдохнуть.

***

Бой-малыш ведет в комнату, где нас ожидают два ведра с водой. Приноравливаемся к местному обычаю спать в самое пекло, когда слишком жарко работать.

Перед самым ужином появляются европейцы. Их трое, а точнее - два и один. Последний - это классический турист, коротышка с переливающимся через шорты пузом, проборчик, еще не зажившие солнечные ожоги, клетчатая рубашка и сандалеты; короче говоря, самый обыкновенный болван на каникулах.

Министр представляет мне его как Пирожника.

Двое других это пройдохи, гангстеры с французского юго-запада. Фредерик: высокий молчаливый брюнет. Он носит очки интеллектуала, из-за которых на мир глядят стальные, холодные глаза: настоящая сволочь. Ален, его дружок, тоже похож на сукина сына, но уже более симпатичного.

Я еще уставший, но после этой длительной сиесты чувствую себя расслабленным и совершенно не имею охоты навязывать длительного знакомства. Не стал я выдавать им и того, что всю свою молодость провел в Бордо. Они же и сами не предпринимают каких-либо действий, чтобы поговорить со мной. На ужин мы получаем рис, залитый пикантным соусом с растительными приправами. Для Африки места в гастрономическом бедекере просто нет.

Вот зато местная травка просто замечательная. Мигель сделал громадную самокрутку из страницы Библии, украденной в Ватикане. Поскольку в доме жара просто невыносимая, на ночь устраиваемся на крыше. В Африке одним из немногочисленных приятных моментов является предрассветная прохлада: несколько спокойных минуток. Только вот сегодня Мигель решил, что все будет по-другому. Мигель - это мой путевой товарищ, милый безумец. Именно потому-то я и решил ему помочь, а он все еще со мной.

Очень высокий, худющий словно паук, что еще более подчеркивают постоянные черные штаны, обтягивающие словно вторая кожа. Громадная поясная пряжка, кажется, перевешивает его вперед. Его волосы: алые, зеленые и голубые, ранее выбритые на висках, свисают на спину в виде длинного и грязного конского хвоста.

Его щиколотки и запястья покрыты браслетами, звенящими на каждом шагу. Говорит мало, зато много смеется. Хотя и совершенно безответственный, иногда Мигель имеет проблески гения, как тем утром, когда поменял часть своего металлолома на старую трубу, без дела валявшуюся в саду Министра. Теперь же, стоя в позиции на караул и сам на грани апоплексии, он пытается извлечь из нее какие-нибудь звуки, чем ужасно действует всем на нервы. Наливаю себе кофе во взятую напрокат баклажку. Бой использует небольшое мгновение тишины, чтобы врубить радио на всю катушку, но ему не удается поймать никакой станции. Выхожу поболтать с Аленом, невысоким пройдохой из Бордо, который, зевая, приглядывается тому, как несколько внучек Министра моются во дворе, что представляет очень милый и трогательный вид. Вода стекает по их едва расцветшим телам, молоденькие грудки гордо торчат в стороны, круглые попки прямо просят насилия. Это всего лишь школьницы, но уже женщины.

- Красавицы, правда?

- Ой, блин!

- Ален, ты из Бордо?

- Да.

- И я тоже.

Ален изумленно пялится на меня.

- Не может быть, ты из Бордо?

- Ну, я же сказал.

И все. Шовинизм тоже иногда годится, чтобы завоевывать дружков. К нам присоединился Фред, и уже через полчаса, сидя за первой сегодня порцией анисовки, мы ищем общих знакомых. Так мы болтаем целое утро, а уж пополуденное время проходит в бахвальстве самыми вкусными номерами. После обязательного вечернего риса Ален, уже более болтливый и хвастливый, объясняет мне, в чем же суть их торговли.

Достаточно купить во Франции подержанный автомобиль, как можно дешевле, привезти его оттуда, проехать через пустыню и продать в Ньямей за приличную цену, где, понятное дело, переговорами занимается Министр Удачного Бизнеса.

Переехать через всю пустыню, чтобы добраться сюда - вот это меня уже заинтересовывает.

- И на этом можно заработать?

- Мужик, да это же золотые россыпи! Бизнес века! Эти чернокожие болваны покупают все, что угодно, и поверь мне, бабки у них имеются. Каждый раз зарабатываешь вчетверо, а то и впятеро.

Пятнадцать дней на путешествие и проезд через пустыню, от недели до десяти дней на продажу, гулька здесь и гулька в Бордо, а потом и новый рейс.

- А переезд через пустыню?

- Пустыня? Спокуха! Это мелочь!

Он не может не сдержаться, чтобы не рассказать мне о путешествии испанского священника, которого в последний раз подобрали на юге Алжира.

- Он застрял там. Ну мы ему и сказали: "Пожалуйста, патер, просим с нами", а он нам на это: "спасибо".

Он хохочет, затем рассказывает дальше.

- Через пару километров Ален открыл сумку Превелебного Батюшки и ради шутки выбросил через окно первую же шмотку, что попала ему под руку. Священник не смел даже слова пикнуть. После этого Ален по очереди выбросил все его вещи. Поскольку посеревший от страха священник все так же не реагировал, разозленный Ален приказал остановиться, насрал в песок, подтерся несколькими листками из Библии, после чего, чтобы еще более усилить кощунство, сунул распятие в свое дерьмо. Нам не оставалось ничего иного, как оставить святого отца, который язык от страха проглотил, на средине дороги, чтобы подождать следующий грузовик.