Переписать судьбу - Светлана Лубенец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый этаж Наташу не интересовал, поскольку в его залах обычно выставляли механические игрушки: роботов и всяческую технику – от машинок до планетоходов. Второй этаж был гораздо интереснее, так как там продавались обрезки тканей, разнообразная тесьма, ленты, бусины и даже раскроенные кукольные наряды. Правда, Наташе не нравились витрины, где были выставлены части кукол для тех, кто занимается их изготовлением. Лысые головы, на бесцветных лицах которых чернели дыры глазниц, безрукие, безногие торсы и отдельно лежащие конечности наводили на нее жуть. Разумеется, она понимала, что это всего лишь части игрушек, а не человеческих тел, но каждый раз, натыкаясь на них взглядом, девушка вздрагивала и старалась побыстрей пройти мимо этих витрин.
Сегодня Наташу не интересовали ткани и тесьма. Игнорируя лифт, она медленно поднималась по винтовой лестнице, находящейся посередине зала, чтобы ни на минуту не выпадать из праздничного шума и сохранять приподнятое настроение. Девушка не завернула ни на третий этаж, где экспонировались и продавались мягкие игрушки и тряпичные куклы, ни на четвертый с современными фабричными куклами, ни на пятый, где показывали свои эксклюзивные работы городские мастера. Ей нужно было на шестой – на выставку-продажу антикварных кукол.
Первыми Наташе попались старинные итальянские куклы Lenci. На витрине, где они восседали, значились годы их изготовления – 1927–1929. Проходя мимо кукол фирмы Lenci, девушка каждый раз поражалась, каким образом эти красавицы могли так хорошо сохраниться с давних времен. Она уже знала, что куклы сделаны из войлока, но издалека были очень похожи на фарфоровых: щечки весело розовели, алые губки улыбались, глаза радовали нежным небесным цветом. Платьица на куклах не пожелтели, шляпки не потеряли формы. Войлочные барышни были очень хороши, но Наташа не была уверена, что сама сможет надолго сохранить куклу из такого легко портящегося материала, и у этих витрин долго не задерживалась.
Французские старинные куклы фирмы Bru Jne Наташе тоже нравились. У них были очень большие и выразительные карие глаза с нарисованными ресничками, дугообразные бровки и полуоткрытые темно-красные губки. Наряды кукол Bru отличала многослойность старинных кружев, вычурные шляпки и, как указывалось в каталогах, парики из натуральных волос. Эти красавицы стоили таких громадных денег, что Наташа ни об одной из них даже не мечтала. Она знала, что гораздо дешевле стоят так называемые реплики, то есть куклы современного изготовления, выполненные аналогично старинному образцу, то есть точные копии. Но даже на копию куклы Bru Наташа смогла бы накопить, только став взрослой и получив хорошо оплачиваемую работу.
А вот куклы JUMEAU, тоже французские, Наташе не нравились. У них были, как ей казалось, непропорционально большие по сравнению с туловищем головы и квадратные лица с неестественным выражением. Но платьица и шляпки кукол JUMEAU были очень хорошенькими – кружевными и изящными. На каждой выставке девушка подолгу разглядывала их и даже одной из своих кукол сшила очень похожее платье со вставками из кружев, споротых со старого бабушкиного платья, которое она когда-то надевала только по праздникам.
Антикварных кукол было много, но все-таки они занимали только один этаж, и Наташа, растягивая удовольствие, медленно переходила от витрины к витрине. Она с наслаждением вглядывалась в кукольные лица, оценивала изящные туфельки и шляпки, прикидывала, какое платье сможет повторить дома для своих любимиц. Кукол Генриха Хандверка она всегда оставляла, что называется, на сладкое, то есть подходила к ним в самую последнюю очередь. И среди барышень Хандверка, конечно, попадались не очень удачные, по мнению Наташи, экземпляры, но большая часть кукол ей очень нравилась.
Как она и предполагала, куклы Лотты в дорожном туалете уже не было в продаже – слишком уж она была хороша, чтобы надолго задерживаться в витрине. Но внимание Наташи привлекла другая красавица – в бархатном платье темно-шоколадного цвета с большим отложным воротником из кремовых кружев. Кукла имела длинные каштановые волосы, завитые только на концах, что придавало ей необычайную естественность. В ушках сверкали крохотные позолоченные сережки, а глаза были такого ясного зеленого цвета, что напоминали спелые, напоенные солнцем виноградины. Продавщица, дородная женщина с громовым голосом, как раз объясняла покупательнице, что зеленые глаза куклы не типичны для фирмы Хандверка, и именно поэтому кукла стоит дороже, чем другие. Покупательнице это не понравилось, она как-то брезгливо пожала плечами и отошла к другим витринам, чему Наташа удивилась. Кукла стоила не баснословно дорого даже с наценкой на редкую для Хандверка зеленоглазость.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к громогласной женщине, – кукла с зелеными глазами, о которой вы только что говорили, современного производства?
– Не совсем… Это, конечно, реплика, и сделана она не в Германии, а у нас, но давно, еще до войны! Но это точная копия… Вот гляди… Настоящая тут, в каталоге… – Женщина развернула перед Наташей толстый журнал и ткнула пальцем в фотографию точно такой же куклы в шоколадном платье. – У нашей куклы кружева на воротнике были специально состарены, а теперь, от времени, стали точно такого же цвета, как здесь! – Палец продавщицы снова уперся в фотографию. – И туфельки, ты только глянь, слегка потерты, будто износились. И пряжечки на них тусклые, тоже от времени. Это ж чудо, а не реплика! Это уже тоже антиквариат в своем роде! Кто понимает, с руками бы оторвал, а эта губы скривила… – И продавщица бросила презрительный взгляд на несостоявшуюся покупательницу, которая вертела в руках куклу другой фирмы. После этого она с хлопком закрыла журнал и, снисходительно оглядев Наташу, сказала: – Тебе, конечно, она не по карману, да?
– А сколько продлится выставка? – спросила девушка, подсчитывая в уме, сколько денег ей недоставало.
– Еще три дня.
– А вы можете ее не продавать до последнего дня?
– Хочешь купить?
– Да… Мне немного не хватает… но я знаю, где взять… Вы только придержите ее, пожалуйста… – мямлила Наташа, не решаясь говорить убедительно и твердо.
То ли женщина почувствовала в ее словах неуверенность, то ли не хотела ждать до последнего дня, а потому сказала:
– Знаешь что, держать куклу я не буду, давай-ка положимся на судьбу! Если кукла твоя – она дождется тебя, вот увидишь! А если купят, значит, не тебе делали… Договорились?
Наташа жалко кивнула и спросила:
– А как ее зовут?
– Габи.
– Габи… – повторила девушка и медленно пошла прочь. Она знала, что сделает все, чтобы прелестная Габи поселилась у нее дома.
Медленно спускаясь по нарядной лестнице вниз, Наташа уже не реагировала на толкотню, не слышала гула голосов и звуков музыки, доносящейся с разных этажей. Ощущение праздника покинуло ее. Она сосредоточенно прикидывала так и эдак, каким образом достать деньги. По сравнению с тем, что у нее было накоплено, сумма казалась не слишком большой, но за оставшиеся дни выставки, даже вообще не питаясь в школьной столовой, собрать ее было невозможно. Просить деньги у родителей Наташе не позволяла совесть. Она знала, как сильно они потратились на ремонт квартиры и юбилей отца. Оставалась бабушка…
Выйдя на улицу, Наташа уже без всякого восторга оглядела паяцев на ходулях. Они показались ей грубо размалеванными уродцами, слишком часто и бессмысленно переступающими своими палками, которые то и дело вульгарно обнажались под задирающимися кверху или перекручивающимися шелестящими широкими штанинами. Если бы устроители выставок меньше тратились на этот антураж, может быть, арендная плата за место за прилавком не была бы такой высокой и продавцы не стали бы столь высоко задирать цены на своих кукол. Впрочем, эти размышления денег в кармане не прибавляли, а потому Наташа решила понапрасну не злиться.
Итак, бабушка… Бабушка, конечно, живет на пенсию, но всем в семье известно, какая она великая экономка. В тяжелые послеремонтные дни она то и дело предлагала небольшие суммы – «разумеется, с отдачей», – чтобы родители хоть немного передохнули и не так много работали. Конечно, денег у нее не взяли. Наташин отец даже здорово рассердился на бабушку. Сказал, что он не тряпка, а мужчина, которому не к лицу обирать собственную мать, что у него достаточно сил, а потому его семья никогда не будет ни в чем нуждаться. Конечно, придется есть поменьше пирожных и на время забыть о новой одежде, но не в этом счастье. Ведь теперь у них красивая квартира, они все здоровы, а деньги заработают в самом ближайшем будущем.
– Ага! Будет вам и белка, будет и свисток! – усмехнувшись, сказала тогда бабушка.
– Какая еще белка? Зачем нам свисток? – удивилась Наташа.
– Эх! Необразованная молодежь нынче пошла! – Бабушка любовно потрепала внучку по волосам.