Переписать судьбу - Светлана Лубенец

На улице, легко лавируя между паяцами на ходулях и людьми, он выбрался с площади, где расположился выставочный комплекс, и помчался по одной из отходящих от нее улиц. Наташа припустила за ним. Она уже не кричала, потому что еле переводила дыхание от быстрого бега. При этом она уже понимала, что, даже если догонит, не сможет отобрать у него Габи. Но перестать бежать не могла. Она должна знать, где он собирается скрыться, чтобы привести туда отца. Конечно, придется обо всем рассказать, но оно и лучше. Тяжело скрывать правду. Пусть ее отругают в три голоса, но помогут, а бабушку она умолит, и та простит свою непутевую внучку. Они же всегда любили друг друга. Обливаясь потом и хрипло дыша, Наташа неожиданно для себя вдруг поняла, что никакая кукла не стоит боли близких. И бежала она уже не столько за антикварной Габи, сколько за украденными у бабушки деньгами. Девушка теперь называла вещи своими именами: она, Наташа, воровка, укравшая у бабули деньги, которые та скопила, откладывая с жалкой пенсии. И она будет бежать за ними, сколько сможет.

Неизвестно, сколько бы она могла продолжать погоню, если бы из одного из магазинов на пути парня с малиновой коробкой под мышкой вдруг не вышел одноклассник Наташи, Егор Калинин.

– Егорша! – взвыла девушка из последних сил. – Держи его! Он у меня украл…

Что парень у нее украл, Наташа уже выкрикнуть не могла, но Калинин, моментально среагировав, сделал бегущему подножку. Парень споткнулся и, пролетев по инерции еще некоторое расстояние, очень некрасиво всем телом рухнул на асфальт. Наташа зачем-то даже посочувствовала ему – понятно было, что ему здорово больно. Малиновая коробка отлетела вперед, перевернулась в воздухе, из нее выпала Габи и очень скоро оказалась без головы, ударившись фарфоровой шеей о бордюр. Проезжавшая мимо машина поддала колесом темноволосую головку и отбросила ее прямо в чашу фонтана у дороги. Головка Габи чуть задержалась на плаву, глядя вверх открытыми глазами, которые казались уже не зелеными, а голубыми из-за отразившегося в них неба. Потом она накренилась и медленно ушла под воду.

Наташа не могла ни произнести что-нибудь, ни заплакать. Она беззвучно открывала рот, из которого не вылетало ни звука. Девушка не могла себя заставить сделать и шага в направлении куклы, казавшейся погибшим ребенком. Она не видела, как похититель перевернулся с живота на бок, а потом сел на тротуар и, скривив в гримасе разбитые губы, дул попеременно то на одну окровавленную коленку, торчащую из разодранной штанины, то на другую. Не видела, как Егор подобрал коробку и тело несчастной Габи.

– Че случилось-то? – спросил он, подойдя к Наташе. – Кукла какая-то… На что ему… – он кивнул в сторону парня в синей толстовке, – … кукла?

Наташа посмотрела на изуродованное тело Габи, губы у нее затряслись, и она наконец с удовольствием разрыдалась. Ей казалось, что со слезами, всхлипами и вскриками из ее души уйдет боль. Но она не уходила, она разрасталась, расползалась по всему телу, и девушка забилась в такой истерике, что Калинин по-настоящему испугался.

– Ты… того… не надо… не стоит… – начал он. – Может, «Скорую» вызвать?

Вокруг них начали собираться люди, что сразу отрезвило Наташу. Огромным усилием воли она заставила себя затихнуть и промямлила скопившимся зевакам и участливым людям:

– Все нормально… Ничего страшного… Идите… Мы тоже сейчас… пойдем…

Трясущимися руками она взяла у Калинина обезглавленную куклу и, стараясь не смотреть на нее, побрела к фонтану за головкой Габи. Почему-то ей казалось, что нельзя оставить ее там. Починить куклу вряд ли удастся, но, наверное, ее надо похоронить по всем правилам, как попавшего в ДТП пешехода. Егор пошел за ней, продолжая приговаривать без остановки:

– Ты, Наташка, не того… не надо… не переживай… Это ж кукла, не человек… Куклу можно другую купить… Еще лучше…

– Да что ты понимаешь… – проговорила Наташа и поймала себя на том, что ей опять хочется заголосить на всю улицу. Она проглотила скопившийся в горле вязкий ком горя и склонилась над чашей фонтана. Сам фонтан не работал, и белая мраморная емкость была наполнена водой только наполовину. На ее дне лежали камни разного размера и формы, битое стекло, обломки палок и веток с черными, загнивающими листьями. Сквозь толщу воды тускло светились на солнце несколько монеток. Головка куклы устроилось между осколком красноватого кирпича и пластиковой белой банкой с надписью «Краска масляная, с». Наташа специально подольше задержалась взглядом на размокшем в воде куске этикетки на банке. «С» – это может быть начало слова «серая» или «синяя». А может быть, это предлог. Возможно, на банке было написано, что масляная краска с какими-то добавками. В конце концов, ее фантазия истощилась, и пришлось сосредоточиться на головке Габи. Один ее глаз закрылся, а второй казался темным и грустным. Чудесные длинные волосы намокли и сбились комом на сторону, в одном ушке не было золоченой сережки. Но личико казалось неповрежденным, и Наташа несколько воспряла духом. Может быть, куклу все же удастся починить.

Девушка уже совсем собралась достать головку Габи из фонтана, но первым, высоко засучив рукав джемпера, сунул руку в воду Калинин.

Увидев, что стало с кукольным лицом, Наташа крепко закусила губу, чтобы снова не расплакаться. Оказалось, что от правого ушка через щечку, губки и шею идет безобразная ломаная трещина. Когда Егор решил стряхнуть с головки капли воды, верхняя губа отвалилась от лица Габи, и открылся отвратительный черный провал. Наташа всхлипнула, но все же удержалась и не заплакала. Слезами все равно делу не поможешь. Калинин поднял кусочек фарфора и сказал:

– И все же я не понимаю, чего так убиваться из-за куклы. Жалко, конечно, но она ж не человек. Дорогая, что ли? Или не твоя, а ты теперь виноватая получаешься?

Наташа сначала смогла только кивнуть головой в знак согласия, а потом добавила, не узнавая свой голос:

– И то, и другое… – Не обязательно Калинину все объяснять. Разве парень может понять что-нибудь, касающееся кукол?

Она с трепетом взяла у Егора головку и поняла, что ремонт требуется грандиозный и дорогой. Голова была отбита от фарфорового оплечья, к которому специальными хомутами крепилось матерчатое тельце, туго набитое чем-то довольно мягким. Денег больше взять было негде, а потому Габи, видимо, все же придется похоронить.

– Ты… иди… Калинин, по своим делам… – пробормотала Наташа. – Спасибо тебе…

– Да не за что, – ответил Егор. – Может, тебя проводить до дома, а то ты мне что-то не нравишься…

Наташа обернулась и увидела, что похититель кукол все еще сидит на асфальте и напряженно на них смотрит. Одноклассник проследил за ее взглядом и спросил:

– Может, дать ему еще и в морду? Я могу…

Девушка отрицательно покачала головой и ответила:

– Ну его… Но ты меня все же лучше проводи…

Всю дорогу до дома они молчали. Егор поначалу попытался говорить на разные темы, не касающиеся куклы, но Наташа была не в состоянии ни одну поддержать, и парень в конце концов замолк. Возле подъезда Наташа еще раз поблагодарила одноклассника и хотела было уже войти, как ей показалось, что сбоку справа мелькнул парень в синей толстовке. Она резко повернула голову, но никого не увидела, облегченно вздохнула и закрыла за собой дверь подъезда.

На следующий день Наташе пришлось объясняться с классной руководительницей по поводу прогулов физики, русского языка и литературы. Анастасия Николаевна всегда хорошо относилась к ученице Богучаровой, и ей явно хотелось услышать от девушки версию, которая ее целиком оправдала бы – бывают же прогулы по уважительной причине, такие и прогулами-то не считаются. Школьники – живые люди, всякое случается. Переходный возраст – непростой период. Но Наташе не хотелось ничего придумывать.

– Прогуляла – и все… – тусклым голосом твердила она и смотрела в угол класса, старательно избегая взгляда классной. Что она могла ей сказать? Разве физичка способна оценить степень ее утраты? Да и никто не сможет.

– У тебя что-то случилось, Наташа? – продолжала допрос учительница.

– Ничего не случилось! Можете вы это понять? – все же сорвалась Наташа.

Анастасия Николаевна посмотрела на нее осуждающе, но ничего не сказала, закрыла дневник, в котором, видимо, собиралась написать послание родителям, оставила его на своем столе и вышла из класса.

Наташа с долгим, протяжным вздохом взяла дневник и небрежным движением сунула его в сумку. Она вовсе не была рада тому, что классная решила не извещать родителей о прогулах дочери. Если бы пришлось показать дневник с записью, может быть, Наташа призналась бы во всем, и ей бы помогли. А так… У нее не хватит смелости рассказать маме или отцу о том, что с ней случилось. Бабушке – тем более… Впрочем, бабушка и сама может связать пропажу денег с приходом внучки и тогда… Что тогда? Тогда и придется во всем признаться…