Гринвуд - Максим Пачесюк

Вскоре карета миновала ровные ряды курсантов и остановилась возле группы наставников. Генерал со своим адъютантом держались особняком. Первым из кареты выскочил здоровенный судебный пристав в древней церемониальной треуголке и с окованной медью палицей. В отличие от пыльной треуголки медь палицы хоть и была темной, но не отливала синевой, а значит, ее пристав числил чаще, чем свою шляпу. Убедившись в том, что добрались в нужное место, пристав засунул руку в карету и рывком выудил оттуда совсем еще юную белокурую девчушку.

— Господи, да она же моложе нас, — ошарашено прошептал Волчонок.

— А ты думал ведьмы рождаются старыми? — резонно, возразил Лиам, хотя он и сам ожидал старуху. — Наверное, дочь дворян, не успевших сбежать на Дикий континент.

— Лиам, она ребенок!

— Она молодая девушка. Примерно на два года моложе нас.

— Я не думаю, что ей уже есть четырнадцать.

— Законникам виднее. Кроме того, посмотри: кляп, повязка на глаза, колодка на руках. Они не знают, как она колдует, чего от нее ждать. Она не из джентри, а из пэров. Наверняка у нее даже уши забиты воском и ватой, чтобы не услышала лишних имен и не прокляла перед смертью, — говоря это, Лиам почувствовал, как в животе запорхали бабочки. Верный признак жуткой головной боли, что иногда поражала его, если он долго не принимал лекарства. Боль бывала настолько сильной и резкой, что Лиам мог придти в себя на земле в неизвестном месте, без памяти что делал и почему здесь оказался. Но вот уже три года он прятал свой недуг от всей академии. В этом ему нередко помогал Волчонок. — К черту все это, — в голос сказал Лиам, стараясь посильнее разозлиться, ведь иногда злость помогала прогнать боль. А вот Волчонок записал последнюю фразу на счет ведьмы.

Пристав подвел девушку к высокому каменному столбу и со сноровкой человека умелого, в несколько движений опутал ее цепями. Девушка, почувствовав неладное, дернулась было бежать, но пристав был к этому готов. Ухватив ее за шкирку одной рукой, он высадил на грубый деревянный помост, что окружал столб. Второй рукой, пристав закрепил цепи высоко на стальном крюке у вершины столба. Посмотрев на то, как девушка бьется в бессмысленных попытках освободиться, пристав одобрительно кивнул.

После этого его сменил местный завхоз — мистер Донован. Человек он был грубый, недалекий, любивший человеческие страдания так же сильно, как и картофельный самогон. Донован расплескал на помост полбанки керосина, потом подумав, плеснул еще и на платье девушки. Остатками он обрызгал сложенные вокруг помоста вязанки хвороста. Нужно было, чтобы сразу получился сильный огонь, иначе толстые полена под помостом не разгорятся, а Донован не хотел опростоволоситься.

— Готово, сер, — обратился он к генералу.

— Поджигай, — разрешил генерал и приготовил обрызганный духами платочек.

Прежде, чем зажечь костер, Донован таки ударил в грязь лицом. Он так хотел, чтобы все прошло идеально, но сломал три спички, и только с четвертого раза ему удалось зажечь хворост. Правда, дальше все пошло правильно. Огонь разгорелся мгновенно, и с такой силой, что представление закончилось уже через двадцать минут. Вопреки всеобщим ожиданиям, девушка не кричала. Жар и боль убили ее быстрее, чем успел перегореть кляп. Все получилось слишком тихо и буднично. Даже костер не трещал. Едва взвившись, пламя сразу же загудело. Завхоз использовал самые сухие и быстрогорящие дрова, что у него были. Пламя вздымалось гораздо выше старых каштанов, что окружали плац, поэтому курсанты так и не узнали пресловутого запаха горелой плоти, а генерал зря доставал свой платок. Дыма почти не было, а тот, что был, ушел в небеса.

Когда от дерева остались только угли, а самые длинные языки пламени едва доставали до раскаленного стального крюка, Брик кивнул горнисту и тот протрубил отбой. Курсанты начали расходиться, только Волчонок заворожено смотрел на горящие останки, что болтались на светло-оранжевых от жара цепях.

— С тем же успехом можно было пустить ей пулю в лоб, — печально произнес он.

— Не могу с тобой не согласиться. Те ведьмы и колдуны, что правили старой империей, несомненно, заслужили такого, но вряд ли эта девушка успела натворить столько же. Но, Джон, как бы печально это не выглядело, скорбеть по ведьме, все равно, что скорбеть о вампире или оборотне. — Боль миновала Лиама, но поднятая из глубин злость все еще бушевала.

— Лиам, ты урод.

— Урод успеет на вечерний дилижанс. А мистер больная совесть…

— У тебя ее вообще нет, — резко огрызнулся Волчонок.

— Есть. Ты моя совесть, Волчонок. И если ты не поспешишь, я оставлю тебя здесь, на растерзание Ратлеру. — Дружески хлопнув Джона по плечу, Лиам направился в общежитие, за дорожным саквояжем Волчонка и своим вещмешком. И никакие мелочи вроде сожжения ведьмы не задержат его больше в академии ни на секунду. Начались летние каникулы, а их Лиам собирался провести дома: поближе к родным лесам и рекам, подальше от заносчивых снобов и нудных преподавателей. Тем более, что Волчонок жестоко унизил Ратлера на последнем уроке фехтования. О прощении речи не шло. Это доказывала ноющая после вчерашней стычки скула. Их с Джоном спас наставник, но Ратлер, как сын высокопоставленного чиновника получил лишь устное порицание и Гринвуд очень надеялся отложить все неприятности связанные с местью к следующему учебному году. 

Глава 2

Ночь оказалась довольно прохладной, но дождя не ожидалось — на небе ни тучки. Возможно, в противном случае, ребята бы и пожалели о сэкономленных деньгах, но сейчас они разлеглись на крыше дилижанса как единственные пассажиры эконом класса и чувствовали себя гораздо лучше, чем та купа сельдей в карете под ними. Звезды яркой россыпью освещали им небо. Луна с месяцем, шли на убыль и превратились в тонкие серпы. Было похоже, будто два огромных прищуренных глаза неведомого чудовища с известной ленцой наблюдают за потенциальной добычей. Чудовище нынче сыто и не собирается срываться в погоню. Оно просто напоминает дичи о том, что наглеть не стоит, как и терять уважение к естественному порядку вещей.

— Такая же ночь была, когда де Арле встретил Графа-бродягу. — Вспомнил Лиам описание из книги.

— Как человек столь люто ненавидящий магию, может настолько любить запрещенную литературу?

— Брось, Волчонок, я люблю литературу, а не запрещенную литературу.

— Назови любимого героя, — потребовал Волчонок.

— Тибо де Арле, — нехотя признал Лиам.

— Хотя вся академия знает, что нужно говорить: Джек Майнер — охотник на ведьм.

— В жопу Майнера, он тупой!