Бумажный посох. Буквоводство по эксплуатации судьбы - Виталий Сундаков

Ну, а если предложенное духоварево Вам придётся по душе, сообщите мне об этом любым доступным способом, и мы продолжим дегустацию вечных и новых смыслов в следующем издании.

Обещаю.

Изначалие

Сказочник, поэт и путешественник, обнаружили себя сидящими под колючими звёздами у подножья костра. Чёрный ветер раздавал им неравные порции горячего дыма, срывая их как цветочные лепестки с бутона разноцветного пламени…

Но это не начало нашей истории.

К чему пойдёшь, отринув затхлыйдом,То радостно само к тебе придёт.Так став плодом, соцветие вопросаК твоим ногам ответом, упадёт.

Как птицы знают направлениепути,—Ты будешь знать, куда тебе идти.Узрев, как мысли, плещутся в очах,Не будешь ты нуждатьсяв толмачах.

Читая знаки, – слушай сердцем.Не ведай устали и страха.Пожни поля, где зреет небыльИ испеки хлеба из праха.

В день рождения своей души я встретил это напутствие во сне своего нынешнего тела. Позже это случалось часто. В то утро – впервые. После такого трудно притворятся, будто всё понимаешь даже про одноразовую жизнь.

Именно тогда я и решил зарисовывать словами особо выстроившиеся мысли. Они же, – порождая во мне новые ритмы, омуты и вихри, неведомо как и кем занесённые в самое сердце, – будто только этого и ждали. Вот и сейчас, я чувствую, как они пульсируют, изменяя ритм сердца и дыхания… Они переполняют меня, требуя свободы, которую обретают, лишь обретя зримую плоть из букв, слов, фраз… Подчиняясь, я беру перо и бумагу и, освобождая их, почтительно разглядываю явленную ими вертикаль горизонта:

Одинокий горизонт, —Символ зримой бесконечностиВечно прятать за спиной, —Верх отчаянной беспечности.

Верх отчаянной беспечности —Ждать прихода сытой мудрости,Взяв кредит у глупой вечностиНа покупку вечной глупости.

Когда я сложил в слова все странночувствия, приходящие со всех сторон круглого горизонта, я и решил вновь отправиться в Путь. Может на этот раз мне всё же удастся перешагнуть эту зримую границу между землёй и небом.

Я вчера или сегодня, через миг или века, не явлюсь, и не убуду, ни оттуда, ни туда…

Написав это вишнёвым вареньем на свежевыбеленной печке, я вышел из дома, прикрыл за собой калитку и… случайно открыл планету.

Это произошло так, как в детстве разворачивают большую конфету, а в старости открывают шкатулку с пожелтевшими бумагами.

Величественно покачиваясь, одиноким кораблём чёрно-белая планета плыла сквозь рифы колючих звёзд по перламутру цветного космоса. Её одиночество нарушали лишь весёлые кометы, мчащиеся известно откуда и куда с тайными поручениями. Обгоняя странствующую планету, они игриво протыкали облака-пену на гребнях тугих волн, порождаемых её шествием.

Я прикоснулся к планете. Она была мягкая, тёплая и пахла тайной. Я измерил её шагами. Для этого понадобилось совсем немного времени – лишь одна жизнь. Я обнаружил, что она обитаема. Какие разные, но так похожие друг на друга свободные существа, оказалось, живут на воле пушистых сугробов её неба, в глубоких лужах-океанах, в цветущих кронах её душистых трав! И главное, я обязательно должен рассказать тебе про других странных существ, непохожих друг на друга как капли воды. Это – люди: обитатели деревянных гнезд, бетонных нор и стеклянных муравейников, поделившие планету на сотни странно неравных территорий, которые они называют «странами». Каждая пядь странной планеты принадлежит какой-то стране. Каждая страна гордится своими странностями. Поэтому, я назвал планету Странной.

Несколько случайных жизней я выбирал: кем или чем я хотел бы быть или не быть на Странной планете. Решив, ни за что не быть кем-то, и, уж тем более, чем-то, я решил остаться Странником.

– Странник? – вскидывали брови говорящие жители планеты, удивляясь, какое странное занятие для обитателя Странной планеты я себе придумал…

Робко пятясь вперёд,Убегая назад,Я выращивал пни,А мечталось, что сад...

Когда я вернулся туда, откуда никогда не уходил, вы сказали: расскажи.

Как мне не обмануть вас правдой? Правдой, в которой сегодняшняя, заскорузлая реальность, ещё вчера была утончённой фантазией.

Как передать влажные оттенки, цветные запахи и стремительную неподвижность обнаруженной жизни? Ведь впечатления, – это лишь наблюдения души посредством тела. А смертное тело не самый совершенный инструмент для постижения нетвёрдых миров.

Нелегко исчувствывать неведомые чувства. Но гораздо труднее выражать старыми словами новые истины. Поймите и примите. Или захлопните приоткрывшуюся ракушку.

Итак. За время путешествия по жизни вашему Страннику всё же удалось с печальной радостью сформулировать некоторые утешительные наблюдения. Но, примеряя их, не обольщайся, – всё сказанное, – не сказка. Потому что только в жизни, в отличие от сказки, может случиться всё что угодно.

Словом, посмотри тот сон, который я не запомнил, и угадай то, чего ты уже не знаешь. И напоминай себе, пожалуйста, что перья, – ещё не крылья. Крылья, – ещё не небо. Небо, – ещё не звёзды. Звёзды, – ещё не вечность. Вечность… ещё не Бог.

Почему я?

Зря бессилья злая сила не насильно возносила непорочный мой порок, не сокрытья этих строк…

Однажды, решив записать свой внутренний монолог показавшийся мне того заслуживающим, я вдруг понял, что я не один! Сколько говорящих было на этот раз, о чём они беседовали и когда это случилось, – не важно вовсе. Важнее другое: я учился слушать в себе всех…

– Ты опять собрался в путь?

– Да, я собрал всех живущих во мне, для того, чтобы познакомить их друг с другом.

Ну а затем, я намерен впервые отправиться в путешествие, наконец, остановившись.

– Тогда это будет непростой путь.

– Я знаю. Но, не пройдя его именно таким образом, бессмысленно вглядываться в горизонт.

– Чего ты ждёшь от этого путешествия?

– Ну, например, я хочу понять, кем я должен не стать сегодня, чтобы знать, кем я стану вчера?

– Ты когда-то был охотником за орхидеями в Ангкоре и пастухом на склонах Геликона, ремесленником в Хорезме и Тартарийским воином, странствующим проповедником чувств, коллекционером разновеликих смыслов мечтающим стать повелителем собственной жизни…

Вскоре ты овладел десятком вовсе неназванных профессий и стяжал множество экзотических имён, ставших впоследствии эпитетами твоей фамилии. И вот однажды ты стал «Неназываемым». А это значит, что тебя одного безвозвратно не стало.

– Что, значит, не стало? Ведь я есть и теперь.

– Тогда скажи, кто ты: воин или проповедник, учёный или варвар, сказочник или поэт, учитель или ученик?.. В каком из миров живут сегодня твоя голова, душа и сердце, научившиеся существовать порознь? Куда приведут тебя завтра твои нестомчивые ноги? Чьи Боги благословляют звёзды над твоим шатром?..

– Кем же я должен теперь стать, чтобы стать тем, кем должен?

– Теперь тебе должно, пройдя по своему следу, стать своим последным описателем, освободив из плена своих и многих чужих узников.

– Из плена чего?

– Одних – из плена спекулятивного ума. Других – от сутолоки мира, сотканного толпою… Третьих – от беды сверхбезбедности, или свалки взаимоистребляющих смыслов…

– Но я думаю, что…

– Ты давно знаешь, что прибежище домысла, – ненадёжное и опасное убежище. Это место неизбежного боя, поле необратимых бед, размноженье хищной пустоты…

– Но что или кто может разорвать могущественный плен этой ослепляющей темницы и освободиться от произвола ума, не став при этом безумным?

– Все те, кто живут в тебе твоей нынешней жизнью.

– И как же осуществить это?

– Так, как это происходит теперь. Дай им возможность высказаться и запиши ваши беседы, доверив это бумаге последний раз впервые.

Ты уже знаешь, что быть первым в себе, – делая что-либо впервые, легко и радостно. Так же легко и радостно (вопреки распространённому мнению) быть в чём-то первым среди всех. Труднее всего – всё последнее. Так вот, – я предлагаю тебе стать первым последним писателем.

– Почему последним?

– Все пишущие, пока они писали, были последними.

– А кто же тогда были первыми писателями? Может сказочники?

– Нет. Сказки жили не на бумаге, они передавались изустно. На то они и сказки что их не читать, а сказывать да казать (показывать) потребно.