Бумажный посох. Буквоводство по эксплуатации судьбы - Виталий Сундаков

– Смотри, – всем как одному, говорит им сейчас огонь: в одно мгновение тысячи людей выдохнули свои души, а из тысяч других, родившихся, возможно взрастут те, кто усвоят искусство «Стать и быть Человеком». Иные, в отчаянной борьбе со смертельными недугами борются за каждый час жизни, чтобы успеть осуществить важные для всего человечества цели. А миллионы этих впрыскивают в свои вены смертельный яд, чтобы не думать ни о чём. Этот готов на всё за кусок еды для своих детей, а этот – ты не поверишь…

Чувствуешь, содрогается земля? Это тысячи тонн льда обрушиваются в ночи в холодные волны океана, или пленённая до рождения рыбка, опрометчиво выскочив из стеклянной банки, отчаянно бьёт хвостиком по пыльной суше подоконника…

Слышишь странное шипение? Это давится ржавчиной водопроводный кран в затхлом подвале, или стадо китов, шумно выдохнув светлый воздух, погружается в тёмные недра планеты…

Видишь странную тень, пробежавшую по пожелтевшим обоям? Это последний в городе дуб, умирающий за окном от смога, махнул сухой рукой, сорвавшейся с небосклона предпоследней обитаемой планете галактики…

А ещё, в эту самую минуту, миллиард людей встал на колени спиною к Храмам. Миллиард готовится убивать. А миллиард – смотреть на это пустыми глазами, глядя в экран, который вскоре, наконец, разрушит эту ставшую последней – циневедолизацию…

Вопросы огня

А ещё Огонь задавал вопросы, которые как всегда слышал лишь тот, кому они предназначались.

– Чем живёшь? – спросил он путешественника, – и тот ответил Огню:

– Мир полон величайших тайн, непонятых законов, невиданных сообществ, скрывающих иные сферы бытия и ценностей. Разве не достойная цель – найти их, понять и сделать эти знания достоянием достойных? И пока есть земли, на которых я ещё не был, пока есть на этих землях то, что я не видел прежде, пока я могу держаться в седле и легко обходиться без любых костылей, пока жажда познания терзает меня – я в пути! Да, мне придётся быть рыскучим, досужим, нестомчивым и лихим. Но мне давно недосуг…

Верю истово в то, что однажды,Люди вспомнят, как жизненно важно,На Пути: от рождения – к Богу,Отпускать своё сердце в дорогу.

– А как ты учиняешь свои стихи? – спросил Огонь поэта. И тот, как всегда, рифмой ответил огню:

– По профессии я не ПОЭТ, и ПОЭТому толком не знаю, как рождается слово и строчка. Как, вдовея, многоточие становится точкой. Восклицательный знак изгибает прозрение в знак вопросительный. А падеж щедро-дательный, превращается в жалко-просительный.

Развернув извне-вовнутрь глаза и уши, просто опрастываю душу. Отпуская слова на бумагу. Те, что уже через верх. Отныне, отвечая за них за всех.

Схватки у сердца – отдыхай голова! Дух свободен – свободнорожденны и слова. Из Вышнего мира прихожие, абсолютно безкожие. Не спорю с ними. Исправить не пытаюсь, тем более убить!

Ведь учат меня богобуквенно буквы – слова любить. А не их смертное произносилище, очень временное, из мяса и воды (неважно, я это, он или ты).

Любить не созвучие звуков. Не рифмы пунктирную нить. Не крыло-копытные муки прилётоскакавшие вдохновить.

Свободу первенцу-слову, «вначале» рождённому ИМ! Не в полон и рабство лицам третьим (читай всем остальным). Ведь творить – не ума работа, а духа игра. Не потуги, а пухость пера. Не трудорифморадение, со штампом «полёт вдохновения». А заведанное освобождение (вот и словоназванье приспело) – «словорождение».

Я у этого слова-младенца в долгу. Я ему помогу. Чем смогу. Как смогу…

– Что ты точно знаешь о жизни? – спросил Огонь Сказочника. И тот ответил Огню:

У луны пушистое дыхание.

Вопрос гораздо важнее ответа.

Свет любит темноту.

Главное земное чудо – прикосновение.

Земля очень маленькая, и Бог качает её, как люльку младенца, чтобы волны качали в море корабли.

Звёзды родили ветер, чтобы кроны деревьев могли говорить.

Люди должны мечтать выше неба.

И если ты топнул по жизни как по луже, то твой бумажный корабль сможет переплыть все синие океаны.

И это, пожалуй, всё, что я точно знаю о жизни.

ПРОдол. ЖЖЕНИЕ

Когда просыпались странники в спящем мире, то встречались они с жителями чужих снов, с героями своих не рассказанных сказок и с образами своих невзошедших стихов. И слушали непроизнесённое, и разглядывали незримое. Вспоминали другими забытое и собой неосуществлённое. И спорили они сердцами, и слушали дыханьем, и запоминали глазами, обращенными внутрь.

А когда догорал огонь, спускались во тьме на землю Боги и выбирали из всего пережитого нашими путниками за день. И перемешивая эту жатву, как замешивает её жизнь, так приговаривали:

То, что осталось, осталось прочесть.То, что прочтёте, не следуетпомнить.То, что запомните, внукамивспомните.Вечно прибудете с тем, чем убудете.

Позже, на обетованных небесах, извлекая то, что добыли из бытия, развешивали Боги на солнечных лучах и так приговаривали:

– Это – не правда, а истина;

– А это – настоящая правда, а не метафора;

– Это – чудесная метафора, а не простая истина;

– А это, в отличие от метафоры, истины и правды, – непознаваемая людьми реальность…

– Так кто по настоящему богат – имеющий или не нуждающийся?

– Ни тот, ни другой! Воистину, богат лишь тот имеющий, кто с радостью делится своим богатством с нуждающимся.

Варвар вправе выжать вдохновенье,Из тягучей тверди трудных троп:АзимутЛюбовныйИсцеленъя;ЙотуСловомУмертвлённыхНот;Дерзость, – декламировать аккорды;Каламбуром колебать канон…Осознав однажды обречённоВысшую возможность – выйти вон!

Заговорил Воин. Странное поведал:

– Пал в бою я. И поднесла мне Перуница в ковше резном, писанном, воду живую. И подвела мне коня белого, и отправила к Сварге. Там встречал меня Перунько. Вёл в чертоги благие. За стол саживал. Слово сказывал. Помню слова те, как рукоять меча свого.

– Славно ты жил, Воин. И судьбу, и время для жизни ты верно выбрал. И ко мне вернулся достойно. Но много воды утекло с поры той. Ныне я сам тебе судьбу выберу. Вернёшься, Воин, в жизнь тем же, кем был. Но не сыщешь примет и зарубок жизни прежней. Тех, кого знавал, не встретишь.

Нынче землица людьми болеет. Нравы и устои былые – попраны. Красивое и хорошее – давно не одно и то же. Поменяли люди ясное да ровное, целое да обережное, на путанное да кривое, битое да задорное. В чести не честь, а почести, не служение, а выслуживание. Всё, что не может быть товаром, называют они бесполезным.

Радуясь, не мёды сладкие пьют, а дурманводу, огневицу горькую. Не любиться и петь, не играть и хороводить стали от радостей телесных, а зверя тревожить в себе смердного и блудного…

Словом и делом – всё сам узришь.

Пойдёшь, Воин, по тропе, встретишь троих, что у Огня мною вместе собранные тебя дожидаться будут. Веди их, куда сам пойдёшь, знаки мои читая, как прежде читал. Оберегай их, покуда, от зол, как чад несмышлёных…

– И вот уж я в поле, чистом от людей. Горы то вострые, то покатые покругом. Тропу заприметил, стал на неё и так иду.

И ТАК ПРИШЁЛ К ВАМ.

Иду в небеса налегке,Влекомый предчувствием встреч.Акакиа – в правой руке,А в левой – зазубренный меч.

Послешествие

Послесловие пишется тогда, когда закончились все призванные в рукопись слова.

Засловие почувствуется после осознания, во имя обладания чем ты опирался на слова, бегал по строчкам, перепрыгивал со страницы на страницу, добравшись наконец до смыслового источника их проистекания.

Не другими, а этими же словами объясню иначе: лишь узнав чем всё закончилось, мы понимаем зачем это когда-то началось.

Мы сделаем сразу по честному. У нас по плану, после прочтения всех слов и их осмысления, всё оформление смыслов, вся топософия, только и начнётся.

Поэтому вот краткий пересказ, точнее, краткая переопись сюжета этой книжки. Кстати, другой нет ещё и потому, что сюжета у этой книги, надеюсь, нет тоже.

Это было странное путешествие по странной планете.