Тобор Первый (авторская версия) - Владимир Михановский

Ивану Суровцеву чудится, что пауза разрастается снежным комом, который катится с горы.

– Скорее! Скорее! – мысленно кричит, молит, требует он, глядя на мощную фигуру, которая замерла посреди экрана.

То ближе, то дальше вспыхивают фонтаны метеоритных взрывов, Тобор все чего-то выжидает.

– Новую стратегию вырабатывает, – вяло высказал Иван предположение.

– Нашел время!.. – отрезал сидящий рядом Аким Ксенофонтович.

Суровцев промолчал, только потер кулаком слипающиеся от усталости глаза. Вот она когда сказывается, сумасшедшая гонка последних дней и месяцев.

Люди в зале стараются сохранять спокойствие. Они знают, что Тобор лишен каких бы то ни было ограничителей и полностью независим в своих действиях.

Для выполнения задания Тобору даны – определенный отрезок времени, плюс полная самостоятельность. Как распределить и использовать это время – его дело.

Так что сиюминутное поведение Тобора – быть может, пауза, которую он сделал для того, чтобы получше оценить конкретную ситуацию, решить, как лучше действовать дальше.

Только вот штрафных очков набрал он, пожалуй, многовато…

Блюдца-фотоэлементы Тобора настороженно обшаривают кусок метеоритной полосы, который еще предстоит преодолеть.

До кромки обстреливаемого поля расстояние еще изрядное – километра четыре, прикидывает Суровцев.

Не слишком ли все-таки медлит Тобор? И к земле вроде очень уж прижался. Никогда прежде на учебных испытаниях так не распластывался…

Иван до боли прикусил губу, чтобы прогнать вновь нахлынувшую дремоту, и в этот сашй момент Тобор, оттолкнувшись пружинящими щупальцами, прыгнул наискось, в сторону большой, еще дымящейся после метеоритного взрыва воронки.

Нет, это не могло быть случайностью – любое движение Тобора, ученые знали, рассчитано с точностью до миллиметра. До сих пор Тобор избегал взрывов, теперь, казалось, сам искал с ними встречи.

Описав крутую параболу, Тобор свалился в самую середину горячей, с рваными краями воронки.

Сзади послышались одиночные аплодисменты. Звук был настолько необычен для этих стен, что Суровцев обернулся. Хлопал розовощекий альпинист, сидевший на самой верхотуре, в последнем ряду. Увидев, что привлек общее внимание, он смутился и опустил ладони на откидной пюпитр для бумаг. Аким Ксенофонтович, обернувшись мельком, глянул на альпиниста и снова вперил взор в экран, на который смотрел безотрывно с самого утра, изредка нашептывая в диктофон какие-то замечания.

Альпинист, Константин Дмитриевич Невзглядов, один из крупнейших специалистов Земли в своем деле, был приглашен Институтом Самоорганизующихся Систем дли выработки у Тобора чувства равновесия, а также обучения его технике прыжка через препятствия.

– Toб прыгнул с ювелирной точностью! Попал в середку, не задев края… – пробормотал Невзглядов, как бы оправдываясь.

– В самое яблочко! – неожиданно поддержал альпиниста молодой вестибулярник.

Суровцев добавил:

– И дальность прыжка отменная, спасибо, Костя! Выучил!

Невзглядов расцвел от поддержки. Здесь, в компании именитых ученых, чьи имена известны каждому школьнику, он чувствовал себя явно не в своей тарелке, хотя и сам был достаточно знаменит.

– В прошлом феврале у нас с Тобором на Тянь-Шане произошла забавная история, он должен был перепрыгнуть с одного пика на другой… – начал альпинист, но посмотрел на каменный затылок Аким Ксенофонтовича и осекся.

Ученые были озабочены поведением Тобора. Путь его проходил теперь по ломаной, он прыгал из воронки в воронку.

Суровцев исподлобья посмотрел на Коновницына. Представитель Космосовета сидел в окружении членов Государственной комиссии. Лицо Сергея Сергеевича, крупное, словно высеченное из цельной глыбы мрамора, выглядело непроницаемым.

Глядя, как Тобор осторожно высовывается из воронки перед очередным прыжком, выискивая следующую, Коновницын неожиданно улыбнулся, отчего сразу утратил значительную долю неприступности, и поправил упавшую на лоб мальчишескую челку.

Иван покрепче сжал подлокотники кресла и заставил себя успокоиться.

– Ваше мнение, Иван Васильевич? – наклонившись, спросил Петрашевский.

– Тоб сочинил, по-моему, неплохую тактику, – ответил Суровцев. – Тем более, он сделал это на ходу.

– Неплохую, считаете?

Иван кивнул.

– Гм-гм… Но ведь путь его существенно удлиняется…

– Зато становится безопаснее.

Вы можете это доказать? – живо перебил Аким Ксенофонтович.

– Можно попробовать. На калькуляторе, – сказал Суровцев. – Используя теорию вероятностей.

– Тогда еще один вопросик, Иван Васильевич. Тобор просмотрел блок «Середина XX века», который я вам передал перед испытаниями?

Суровцев опустил голову, чувствуя как лицо его запылало. У старика память лучше, чем у любого запоминающего устройства, – подумал он. – Но Тобору-то зачем забивать голову всякой чепухой? Ведь память белкового хоть и огромна, но небезгранична. Хватит него и этой глупой выдумки с древнегреческими Олимпиадами…»

– Не успел я, Аким Ксенофонтович, – проговорил он. – Вы же знаете, какая у всех, в то числе и у Тобора была в последние дни сумасшедшая запарка…

Он ожидал сурового разноса, хотя, честно говоря, и не понимал, какое отношение имеют старинные документальные ленты о событиях давно канувших в Лету, к нынешним неожиданностям в поведении Тобора.

Однако директор ИСС, посмотрев на Тобора, совершающего очередной прыжок, неожиданно прошептал:

– Молодчина!

Между тем Тобор, пользуясь новой тактикой, почти преодолел метеоритную полосу: ему оставалось сделать всего три-четыре прыжка. Однако с каждым прыжком движения Тобора замедлялись.

Суровцев не один год занимался «воспитанием», совершенствованием сложнейшей белковой системы, именуемой Тобором. Преподносил ему все новые дозы информации, учил решать разнообразные задачи. Не раз Иван наблюдал институтское детище и в «полевых» условиях, сопровождая Тобора и на учебные полигоны Зеленого городка, и в дальних поисках, которые проводились на Марсе и Венере. И никогда не переставал он любоваться своеобразной грацией движений Тобора, никогда не мог привыкнуть к этому захватывающему зрелищу – Тобор в прыжке.

Оттолкнувшись всеми могучими щупальцами враз и вытянув их в полете вдоль тела, Тобор вонзался в воздух, подобный живой торпеде.

И сейчас, глядя на экран, Суровцев вспомнил приезжего скульптора, который провел в Зеленом городке несколько месяцев. Из всего, чем занимаются ученые Зеленого, скульптор больше всего восхищался Тобором и говорил, что непременно создаст его скульптуру для Марсианской выставки «Род человеческий».