Последний апокриф - Семен Злотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
11 …Все, кто в эту минуту находились в Казино, сначала услышали страшный девичий вопль и следом – ужасный мужской рев.
Понятно, на вопли сбежался народ.
Лик юной тигрицы алел свежей кровью, на грязном полу сиротливо валялся трехноздревый огрызок, тут же, подле, корчился в муках чмо…
12 …Закрывшись на ключ в белокаменном туалете и мурлыча под нос армянскую народную песню «Утки летят», крупье неторопливо достал из тайника в унитазе колоду «тузов» и колоду «десяток» и аккуратно рассовал карты по бесчисленным потайным карманам в рукавах и внутри атласного пиджака.
Наконец он внимательно посмотрелся в зеркало.
Неожиданно Джордж растянул рот в ослепительной белозубой улыбке (обязательное упражнение из каждодневного тренинга любого профессионального крупье!), оглядел себя в профиль, после чего извлек изо рта протезы и тщательно прополоскал под журчащей струей воды.
И опять посмотрел на себя и сам себе улыбнулся беззубым ртом…
13 …Возвратившись в зал, Джордж с изумлением обнаружил валяющиеся повсюду (на полу, на игральных столах, на диванах, на креслах, на стойках бара и даже на люстрах!) растерзанные тела мужчин и женщин.
Отвратительно пахло порохом.
Густой сиреневый дым ел глаза.
Похоже, в живых не осталось никого…
Крупье (всякого повидавший на своем веку!) не то чтобы перепугался – но смутился.
– Эй, кто-нибудь! – позвал он негромко.
Поскольку на зов никто не откликнулся, повторил:
– Черт побери, наконец, кто-нибудь!
Прислушавшись, он уловил чей-то свистящий стон.
Высоко поднимая ноги и стараясь по возможности огибать лужи крови (хотя они были повсюду!), крупье поспешил в направлении звука и скоро увидел на полу афророссиянина, прошитого пулями, как сито, и определенно умирающего.
Что-то, впрочем, из последних сил удерживало его на этом бережку жизни.
– Стреляли, а я и не слышал, – сокрушенно посетовал Джордж, опускаясь на колени возле несчастного.
Черный Иван попытался что-то произнести – но только и выдавил из себя нечленораздельный хрип.
Внезапно в его васильковых глазах отразились боль и отчаяние, а интересное лицо исказила гримаса невыразимого страдания.
– Как вы себя чувствуете? – участливо поинтересовался Джордж (хотя прекрасно видел, каково тому!).
– Чувствую! – скорбно простонал афророссиянин, и на белый пиджак, исполосованный автоматными очередями, из уголков губ пролилась алая кровь.
– И так это все некстати! – печально посетовал Джордж.
– Были планы, подумай, не завершил! – пожаловался умирающий.
– Наши дети за нас завершат то, что мы не успели – если успеют! – как мог, успокоил его крупье.
Издалека донесся пронзительный вой милицейской сирены, или скорой медицинской помощи, или еще какого-то вестника, возвещающего о неминуемом приближении конца света.
Кривясь и морщась от боли, смертельно раненный достал из-за пазухи змеиное яйцо и протянул Джорджу.
– Будешь в Иерусалиме – отдашь… – слабо пробормотал он непослушными губами.
– Вам еще самому пригодится, – мягко отвел его руку Джордж.
– Моя последняя воля, мужик! – прохрипел черный Ваня и с неожиданной силой притянул нашего героя ближе к обагренным кровью губам и что-то ему прошептал, от чего складки морщин на лбу непобедимого крупье натянулись, черты лица заострились, а глаза округлились.
По всему было видно, что черный человек сообщил Джорджу информацию, от которой того кинуло в холод, а потом – в жар!
Вой сирен между тем становился все ближе.
– Помилуйте, я не справлюсь! – взмолился Джордж.
Ваня молчал.
– Кому рассказать – никто не поверит! – воскликнул крупье, с удивлением разглядывая змеиное яйцо.
Ваня по-прежнему молчал.
Было видно, как в нем истончалась жизнь.
Можно представить тот ужас, что он осязал перед неизбежным концом, не говоря уже о той невыносимой боли в израненных членах, которую он испытывал.
Бедняга захлебывался в собственной крови!
– Не обмани, фрэнд! – отчаянно сопротивляясь смерти, попросил он со слезами на глазах.
– Я постараюсь, конечно… – неуверенно пробормотал Джордж (о, если бы он хотя бы догадывался о миллионной доле грядущих последствий данного им обещания!).
– Найду на том свете, понял? – внезапно окреп и пригрозил афророссиянин.
– Каким образом? – удивился крупье.
Но на этот, последний вопрос черный человек уже не ответил…
14 …Сирены выли все ближе.
Наконец Джордж опомнился и пробормотал: «Ну и ну…»
Времени для размышлений, похоже, не оставалось.
В карманах покойника он обнаружил английские фунты, японские иены, американские доллары, евровалюту, российские рубли и китайские юани.
Крупные купюры крупье уверенно рассовал по карманам, а мелкими – не раздумывая, пренебрег.
Массивную золотую цепь он с черной Ивановой шеи (тоже особо не размышляя!) перевесил на свою, белую.
Но едва открыл пухлый паспорт на имя Ивана Хайло-Мариассе, как покойный немедленно вернулся к жизни и грозно потребовал: «Ксиву положь на место!»
– Оф корс! – тут же категорически согласился Джордж и вернул паспорт владельцу.
– Так-то лучше, а то куда я без паспорта? – осклабился Ваня нездешней, а уже той, потусторонней улыбкой.
– Ну и ну… – в который раз пробормотал Джордж и, переступая и перепрыгивая через тела уже бывших людей, рванул к мужскому туалету со всей прытью, на какую только был способен…
Из жития Джорджа…
15 …Джордж Араратович Капутикян, или просто Джордж, по кличке Кудрявый, как уже было замечено, полный, рыхлый мужчина, появился на свет в Иерусалиме, в армянском квартале старого города.
Его предки пришли на Святое Место давно: пятьсот или тысячу лет назад.
Он любил вспоминать, что родился в рубашке и детство провел в любящем окружении мудрого папаши-пройдохи Арарата, ласковой и прекрасной, как озеро Севан в далекой Армении, мамаши Лэваны, веселого и беспечного дядюшки Азнавура, плаксивой и скуповатой тетушки Девдуван и других обитателей старого Иерусалима.
С его слов, он взрослел в отчем доме и все у него было хорошо, а когда пришло время, то неторопливо собрал свои нехитрые пожитки в старый чемодан крокодиловой кожи, испросил благословения дорогих родителей да и отправился за счастьем в вожделенную Армению (все пятьсот или тысячу лет армяне старого Иерусалима свято верили, что на родине предков их непременно ожидают удача и любовь!).
Разумеется, в силу природной скромности и прочих сопутствующих моменту обстоятельств Джордж мог рассказывать все, что угодно – нам, однако, известно, что его поспешному отъезду из Вечного города предшествовало почти невероятное событие, которому, в свою очередь, предшествовали события…
Впрочем, по порядку.
Так получилось, что Джордж, пребывая в совсем еще нежном возрасте, пристрастился к азартным играм.
Например, игрой в кости он овладел года в два!
Тогда же, фактически в те же два года, он, не слезая с горшка, лихо переигрывал жирных менял с арабского рынка в шиш-беш (тоже, к слову, игра и тоже восточного происхождения!).
В три года он уже резался в карты, как бравый гусар (но, в отличие от гусаров, наш маленький герой никогда не проигрывал!).
В неполных четыре он вышел на шахматный поединок с известным в церковных кругах того времени отцом настоятелем эфиопского храма Можежей Камоху…
…Тут мы только слегка нарушим плавное течение нашего правдивого повествования и заметим, что Можеже Камоху в шахматах не знал себе равных!
Все еще помнили, как у Можеже в гостях побывал сам Хосе Рауль Касабланка (в сутане монаха, под страшным секретом, проездом из Аргентины в Бангкок, с заездом в Иерусалим)!
Так вот, этот самый Камоху сражался с Хосе одной левой – правой он ковырялся в носу!
Все еще помнили, как, проиграв, Касабланка запил и не поехал в Бангкок…
…Итак, продолжаем, безвестный мальчонка по имени Джордж побил именитого старца Можеже всухую, со счетом 3:0 (в итоге бедняга-монах пал духом, ушел в сторожа, сбежал в мусульманство и удавился!).
Тут всем стало ясно, что Джордж не так прост…
Однако, поскольку любой в старом Иерусалиме хорошо понимал, что честной игры в природе по определению не существует – постольку, собственно, никто и не сомневался, что мальчик мухлюет.
Что мальчик мухлюет, впрочем, мало кого волновало – все только пытались понять, как это ему удается.
К примеру, он карты видел насквозь!
Выкидывал кости на стол с максимальным фантастическим результатом!
Или за доли секунды он менял все фигуры на шахматной доске (понятно, фигуры противника – не свои!)!
Короче, обжуливал всех без разбору, за что однажды едва не поплатился жизнью…
Вот мы и подошли к событиям, кардинально изменившим, казалось, налаженную судьбу юного шарлатана.
Как-то однажды всем известный шейх по имени Хусни Муд-Аг в сопровождении трехсот тридцати трех жен и шестисот шестидесяти шести евнухов, скучая и ковыряясь в зубах, бродил вдоль крепостной стены старого города.
