Русский камикадзе - Рощин Валерий Георгиевич

После скудной трапезы кто-то подпалил сигарету, кто-то сразу решил прикорнуть.

— Отдых до шестнадцати часов, — коротко распорядился старший, а сержант безо всяких напоминаний выставил дозоры — по одному бойцу устроилось по краям седловины, обозревать подходы к временному биваку.

Пристроив голову на жестком ранце, Топорков после долгой паузы обиженным голосом молвил:

— Ну… а если с вами что-нибудь случится во время операции?.. Что ж остальным-то делать, если цель не известна?

— Не случится. Зато, таким как ты, будет гораздо спокойней.

— Почему спокойней?

— Покуда не имеешь понятия, куда и зачем идешь — голова меньше болит. Это, во-первых. А во-вторых, попадешь в лапы какой-нибудь сволочи — сомневаться не придется: выдать ли под пытками товарищей вместе с планом или промолчать до наступления смерти.

— Наверно, вы правы, — вздохнул новичок и потрогал запекшуюся кровь на разбитой губе.

— Ты, погляжу, согрелся?

— Вроде того…

— Тогда спать. Ночь предстоит тяжелая.

Старший офицер искоса посмотрел на необстрелянного подчиненного и, чуть заметно улыбнувшись, прикрыл глаза. Испуганный, взъерошенный вид Топоркова напомнил ему собственную юность, проистекавшую в далеком Горбатове в самом начале диких девяностых и то, как сам из слабого тощего цыпленка превращался в бойцовского петуха…

Он долго не мог заснуть — в голове одна за другой всплывали картины двенадцатилетней давности. Майор нередко уносился мыслями в девяносто второй год, но с особенной частотой эти воспоминания стали тревожить сейчас — накануне долгожданного отпуска и встречи с теми, кто когда-то, сам того не подозревая, помогал чудесному перевоплощению инфантильного юноши в крепкого духом и телом мужчину…

Сначала сознание рисовало самые яркие, сочные эпизоды молодости. Потом уж, при желании, он мог раскопать в анналах памяти и мелкие детали, сопровождавшие те или иные приключения: драки, дерзкие вылазки, рэкет, стрелки и даже стрельбу. Но сейчас он в раздумьях вернулся к самому началу, к истокам своего перерождения…

Закрыв глаза, молодой мужчина заново прокручивал в памяти переезд семьи из старого центра в отдаленный микрорайон с теплым и светлым названием «Солнечный», выросший на бугристом городском отшибе. Потом жуткую драку с местными парнями у подъезда новой девятиэтажки, где предстояло отныне жить. Точнее не драку, а жестокое избиение — щуплого, длинноногого Павла Белозерова просто колотила четверка крепких пацанов. Вокруг заварушки носилась какая-то худенькая девчонка, подначивая дружков звонкими выкриками и беспрестанно обзывая Павла идиотским словцом «долбогрыз»… Неизвестно, чем закончилось бы дело, если бы юных хулиганов не отпугнула бригада грузчиков, таскавших из крытого грузовика чьи-то вещи.

Затем привиделось первое сентября в недавно отстроенной школе — последний год Павел должен был проучиться именно в ней. В памяти всплыло изумление от встречи в классе тех самых драчунов. Трое из них, включая голосистую девку, слыли второгодниками; лишь один — четвертый, кое-как успевал, переходил из класса в класс своевременно и был ровесником Белозерова. А пятый член молодежной группировки, как выяснилось позже, учился в каком-то забытом богом ПТУ…

Спустя неделю, затаившие злобу парни, устроили новичку провокацию — во время большой перемены толканули на огромный аквариум, украшавший холл на втором этаже школы. Аквариум не устоял — качнулся и ухнул на пол, разбившись вдребезги и разлив по полу литров триста воды.

Пашку затаскали к директору и даже хотели исключать — юнец не желал указывать на сообщников в акте вандализма. Честно говоря, «сообщников» он и не успел рассмотреть — просто ощутил сильнейший толчок в спину, потом «обнялся» с падающим аквариумом… Однако слуху удалось зафиксировать «фирменное» словцо ненавистной группы одноклассников. «Получай, долбогрыз!» — полетело ему вслед…

Спас отец — начальник цеха авиационного завода — пообещал директору и привез для школьной мастерской какой-то списанный, но вполне пригодный для работы редкий станок. Администрация школы оставила младшего Белозерова в покое, а бандитская шантрапа стала потихоньку приглядываться к однокласснику — слишком уж крепким оказался орешком, не взирая на щуплый вид.

А через неделю после гибели аквариума неожиданно состоялось их знакомство…

На выходе из школы, под огромным козырьком крыльца он неожиданно столкнулся со всей «крутой» компанией. Теперь к тройке пацанов и щупленькой девчонке присоединился и студент ПТУ — широколицый здоровяк; все пятеро двинулись дружной шеренгой навстречу новенькому. Сначала Пашка хотел обойти обидчиков, да те, словно сговорившись, перекрыли ступеньки и молча взяли его в тугое кольцо.

Он напрягся, сжал кулаки.

Драться он почти не умел, отступать было некуда, и Белозеров обречено приготовился, как и тремя неделями раньше, принять неравный бой…

Но драки не последовало. Вместо града ударов кто-то легонько шлепнул ладонью по плечу.

— Ты это… не обижайся за аквариум. Короче, не хотели мы, чтобы родителей твоих… к директору таскали, полоскали и прочее, — протянул руку коротко подстриженный, крепко сбитый парень с кривым боксерским носом. Глядя на новенького твердым взором, без неприязни и почти по-дружески, заводила представился: — Сергей Зубко. Можешь называть просто: Бритый.

«Ладно, чего уж строить из себя обиженного да неприступного?» — пожимая ладонь, подумал потерпевший.

— «Бритый» — это потому что каждое лето стригусь наголо, — уточнил одноклассник.

— Павел, — назвал себя Белозеров.

— Юрка Клавин. Или Клава, — хохотнул пэтэушник.

Он был таким же коренастым и плечистым, как Бритый, но с плоским широким лицом и с длинными, почти до плеч русыми волосами.

— Валерон. А по паспорту Валерий Барыкин, — улыбнулся третий — с задумчивыми, слегка прищуренными и хитроватыми глазами.

— Иван Старчук, — звучно хлопнул узковатой пятерней по его ладони четвертый — черноглазый и самый смазливый в компании юноша.

— Ваньку чаще кличут Ганджубасом, — уточнила единственная девушка и, по-свойски уцепив новоявленного члена сообщества за рукав, представилась: — Ну, а я — Юля Майская.

Бритый — явный лидер компании, предложил:

— Пошли лупанем пивка за знакомство. Какого хрена тут торчать?.. Юлька, сколько в общаке?

Майская выгребла из портфеля целый ворох советских купюр и принялась считать. На первый взгляд сумма набиралась приличной, но цены росли день ото дня — в начале прошлого года грянула Павловская реформа, отменившая полтинники и сотки; а девяносто второй год поражал непомерной инфляцией…

— Литра на три всего, — печально доложила через минуту держатель общака.

— Я добавлю, — нашелся Пашка, — у меня в заначке тоже кое-что имеется.

— Годится, — довольно заулыбались новые дружки.

Глава 2

Едва солнце скатилось по небосклону к самой высокой вершине, двенадцать спецназовцев снова двинулись длинной цепочкой в путь. Воображаемая прямая линия, проведенная на командирской карте и обозначающая предстоящий на ближайшую ночь переход, составляла не более тридцати километров. Однако цифра эта соответствовала кратчайшему расстоянию между двумя точками, но абсолютно не отражала реальных обстоятельств. Группе Белозерова предстояло изрядно петлять, обходя несколько трехтысячников на пути к Российско-Грузинской границе. К тому же и крутые подъемы с опасными спусками отнюдь не ускоряли приближение бойцов к искомой цели…

— Привал тридцать минут, — объявил командир, едва забрезжил рассвет. Обернувшись к рухнувшему наземь лейтенанту, уточнил: — Все отдыхают, кроме Топоркова.

Молодой парень поднял на майора наполненный этакой смесью мольбы и ненависти взгляд; однако, не отыскал ни жалости, ни понимания…

— Сними ранец и с автоматом ко мне, — распорядился старший группы. Осмотрев его оружие с подствольным гранатометом, указал рукой куда-то вниз: — А ну, забрось-ка гранату вон в ту расщелину.