Сказки о троих - Юлия Лунг

— Опять ты за свое, Кэрд. Сначала человек теряет сон и аппетит, причем раз и навсегда…

— Называй вещи своими именами: перестает есть и спать.

— Ща назову! Так вот… Потом понижается температура тела… До комнатной, мать!.. Исчезает дыхание, останавливается сердце, энцефалограмма показывает нефункционирующий мозг… а объект продолжает шляться, как ни в чем не бывало!..

— Ой ли…

— Ну не совсем… Орут, конечно, дергаются, к нам бегут — «спасите — помогите»… А мы что?.. Мы даже не знаем, как это называется!..

— Придумали же…

— Ну да… «Стынущие», «остывающие», «остывшие»… Настолько же поэтично, насколько бессмысленно!

— А если назвать по латыни, все сразу станет просто и понятно…

— Кэрд! Перестань издеваться! Сейчас же! Называть будут специалисты, понимаешь?! Спе-ци-а-лис-ты!!! Которые во всем разберутся…

— После того, как назовут?.. Все-все, успокойся, я молчу. Док… Последняя издевка, можно?

— Давай, — обреченно вздохнул Док.

— Я возвращаюсь к началу разговора…

— Хватит! — заорал Док. — «Почему это болезнь»? Да потому, что приходящие сюда СЧИТАЮТ это болезнью!.. Уродством, черт его…

— Все? — быстро спросил Кэрд.

— Все.

— А, ну да, — пробормотал парень будто бы про себя. — Те, кто это болезнью не считают, сюда не идут.

— Ты опять?

— Нет… Слушай, а чего ты хочешь от меня — человека, в принципе, далекого и от медицины, и от тревог за судьбу нашего многострадального общества?

— Ты не раз давал мне совет, и…

— Понял, — выражение скуки на лице Кэрда становилось все более отчетливым. — Хочу тебя разочаровать — об этом я еще не думал. И, честно говоря, не стремлюсь. — Натолкнувшись на обреченный взгляд собеседника, он поморщился. — Ладно… Рожаю… Дарю теорию. Я, правда, не умею материться на латыни и мало похож на многомудрого спеца…

— Кэ-эрд!..

— Я, сколько себя помню, Кэрд. Короче… Первая реакция на «стынь»?

— Непонимание, страх…

— Совершенно верно! Человек мечется от медицинских светил к знахарям; затем проделывает обратный маршрут, вереща от ужаса перед изменениями… У людей, знаешь ли, есть такая тенденция — верещать… При изменениях… Неважно… Так вот, это — именно та стадия, когда оные изменения можно остановить. Сечешь?

— Да… Некоторые эксперименты были удачны…

— Именно! Затем идет более забавный момент. Человек отвлекатся от паники и пытается анализировать… Я ведь недаром содрогаюсь от самого термина — «болезнь». Почему — «болезнь»? Потребностей — минимум, возможностей — максимум: против закона компесации не попрешь… И человек вновь начинает верещать. На этот раз — от восторга. Широчайшие возможности открываются изумленному взору… И все такое…

— И ты хочешь сказать, что это уже конец?

— Вот в том-то все и дело, что нет! Лечить такую особь сложнее — отловить там, зафиксировать… Не смотри на меня так, я от взглядов не плавлюсь…

— Твое отношение…

— Не отличается от твоего. Или тебя нервирует разница в терминологии?.. А ты попробуй не по-латыни, попробуй — все своими именами…

— Да что ты привязался к латыни!

— Это ты к ней привязался… всем сердцем… что опять-таки неважно. Грузить просил?

— Просил.

— Вот я и гружу. Причем гружу стадию последнюю, а потому наиболее интересную. Через какое-то время «стынущему» надоедает.

— Что?

— Все. Верещание — в первую очередь. И то, что вызывало страх, а позже — неземной экстаз, становится привычкой. Нормой, понимаешь? Изменения превращаются в «стазис». Нет новизны, нет непривычности… Только «черный свет и покой», как сказал незабвенный классик не-помню-как-его-там… «Широчайшие поприща», пардон за очередную цитату, становятся обычной данностью. Для ребенка каждый щаг — подвиг, а для взрослого?..

— Ты хочешь сказать?..

— Я хочу сказать, что самое страшное — это когда говорят «Все нормально». Жуткие слова, ледяные… Как только человек перестает верещать «по поводу»… — вне зависимости от эмоции, окрашивающей этот вереск, ты можешь гордо переименовывать этого человечка из «остывающего» в «остывшего» и оставлять его в покое…

— И как этот процесс…

— А никак, — Кэрд с трудом подавил зевок и поднялся. — Можно оставаться «остывающим» всю жизнь, в смысле, вечность — надеюсь, ты понимаешь, что такая мелочь, как бессмертие, прилагается?.. У людей есть тенденция верещать… А можно остыть в два дня… Неважно… Пошел я…

— Кэрд, да подожди ты… Еще посидим… Ты так ничего о себе и не рассказал… Как ты, что ты, где ты…

— Не… Время… Пошел я… — повторил Кэрд. Он скользнул скучающим взглядом по огорченной физиономии Дока, по рюкзаку, по своим рукам, по ногтям с давно посиневшими лунками. — А со мной? А че со мной? Со мной неинтересно… Я всегда в норме. Со мной никогда ничего не случается…

Сказка о свободе

Я знал, что говорить нам не о чем. Но все же я снова поднял на него глаза:

— Пойми…

Он равнодушно смотрел на меня из-под полуопущенных тяжелых век. И улыбался…

Что ему до чужих «страданий» (это слово он всегда произносил презрительно скривив губы)…

— Пойми, ты…

— Ну? Я еще слушаю.

Мягкий, золотисто-бархатный голос человека, уверенного в своей силе. И я понимал, что все слова безнадежны, что все вновь разобьется о острые лучи Силы и Власти, но…

— Пойми, это нельзя… Ты… ты убиваешь ее… Она должна быть свободной! Ты не можешь…

— Я могу все.

Опять…

— Тебе мало развлечений? Тебе доставляет удовольствие ломать людей, да? Она была Вольной… Гордой, в чем-то жестокой; но Вольной!.. А сейчас… Она не проживет долго…

Он молчал. Лишь кивнул: «Продолжай…»

— Она была бойцом… менестрелем… Она стремилась к знаниям, черт возьми, а теперь она остановлена, понимаешь?! Каждый из наших перегрызет глотку любому за нее…

— И мне?

Я не ответил. Незачем.

— Послушай, я никогда, никого, ни о чем не просил… Но я умоляю тебя — отпусти ее. Ей нельзя в неволе.

— Отпусти… — он проговорил это слово медленно, словно смакуя, — Отпусти… И куда?

— На волю, — обреченно ответил я.

— И что ей — на твоей излюбленной воле? — он жестом остановил меня, когда я вновь попытался заговорить, — Счастье свободы?.. Бродячая жизнь, зачастую без крыши над головой и куска хлеба? Болезни, которые запускаются по незнанию, или отсутствию денег?.. Аки «дамоклов меч» гибель от «несчастного случая», а проще говоря, по собственному идиотизму?.. Жизнь, равномерно поделенная между драками, попойками и отходняками от вышеупомянутых двух пунктов? Перспектива увечий, или, в лучшем случае, ранней смерти? Ты думаешь, ей это нужно? Или все- таки лучше то, что дал ей я, а, парень? Дом. Безбедная жизнь, без извечных у вас проблем «кому я еще не должен?». ей не надо ни о чем заботиться. Ей ничто не грозит: ни «несчастный случай», ни болезни, ни безденежье… Ты хочешь ей добра? Тогда почему ты решил у нее отнять право спокойной жизни? Право стабильности? Неужели она мало мучилась?..

— Она мучается сейчас!..

Я почти кричал… Нет смысла… Надо повернуться и уходить… Каждому — свое… «…Что тишь да гладь нужна одним — другим нужна война…» Я ничего не смогу изменить…

Улыбка исчезла с его лица и он лишь молча наблюдал за мной. Я поднялся.

— Сядь.

Да, властности ему не занимать…

— Мы тут наговорили с тобой много умных, красивых и, вероятно, правильных слов. И, возможно, твои эмоциональные аргументы, в чем-то и убедили бы меня, но… Я не сказал тебе главного, парень. Я не могу ее отпустить.

— Почему? — тупо спросил я.

— Понимаешь ли… Ее нет.

Слова, словно гранитные глыбы, обрушились на меня. Нет… Ее нет… Почему?.. За что?!. Кто сделал это?.. Она должна была жить!

Он без интереса созерцал мою, по-видимому, перекошенную физиономию.

— Экий вы, право, нервный… Не агонизируй… Жива она… Все в порядке…

— Ты же сказал…

— Ты утомил меня. Смотри и уходи. Ищи свою… свободную…

…На стол шлепнулся паспорт открытый на странице «Семейное положение», украшенной штампом «Разведен».

Hel…

«…Чертов наркоз действует исключительно медленно… Ну что поделать — тело уже привыкло, тело уже не понимает малокубичных доз, чтоб его… Боги мои, какя же это по счету операция?.. Дцатая?.. Все режут и режут, сил моих больше нет… Устала я… Не хочу…

…А Хелен, наверное, места себе не находит… Дергает ее от моего подыхания, систематического, аки у того окуня… Боится смерти, боится боли… Боги, ну что вы с ней сделали?!.

(Вторая инъекция… Анестезиолого сочувственно смотрит на меня…)

…Хелен, ну почему все так глупо? Кто же тебя так? За что?.. Почему я, простая смертная, могла узнать то, чего не получишь ты… Как решились они превратить в схематично-смазливую мордашку твой темный образ? Вспомни, подруга, вспомни, Богиня!..